А если я предложу Вам червонец золотой, николаевский?
Пинский решил не играть и не оригинальничать: метод купли-продажи был в арсенале его средств общения самым надёжным.
Два!
Юноша даже превзошёл ожидания Аркадий Леопольдыча. Ровно в два раза. По этой причине хозяин виновато развёл руками.
Сейчас, к сожалению жалко улыбнувшись, развёл он руками. Но этот номер не прошёл: юноша решительно оставил стул.
В долг! Слово чести!
Одной рукой Пинский ухватился за курточку, а другую сложил в молитвенном жесте у себя на груди. В силу особенностей биографии
Аркадий Леопольдыч имел своеобразное понятие о чести но в вопросах долга оно совпадало с традиционным. Юноша как-то сразу понял это и совершил обратный манёвр. Словно делая великое одолжение, он медленно стянул с себя курточку тем более что париться в ней дольше не было уже никакой возможности.
Монету! потребовал он, держа вещь на весу. Возврат долга при следующей встрече. Что-то подсказывает мне, что эта не последняя. И что инициатором её опять буду не я.
Карикатурно озираясь на Жору и почему-то на входную дверь, Бинский покопался в какой-то шкатулке, вздохнул и обмен состоялся.
Выкупив курточку, Пинский удалился с ней на кухню. Вскоре оттуда стало доноситься невнятное бормотание. Жора прислушался: некоторые слова можно было разобрать вполне отчётливо. Они были из числа тех, что пишутся не в книжках, а на заборе. Видимо, у Пинского что-то не получалось.
Юноша заглянул в кухню. Трясущимися руками хозяин безуспешно пытался «вскрыть» намертво пришитый «потайной» карман.
Ё твою мать! бурчал он себе под нос. Дозволь дураку Богу молиться!
Помочь? раздался над ухом «кухонного конспиратора» нарочито тихий голос. Неизвестно чего было в этом голосе больше: то ли действительного сострадания к мукам человеческим, то ли неприкрытой иронии.
Пинский вздрогнул от неожиданности, но от предложенной помощи не отказался. Ведь обязанностей подпольщика с него никто не снимал. Не вскрыв карман, он был лишён возможности исполнять их. Но и вскрыть следовало по уму: курточка была предметом многоразового использования.
Получив курточку, Жора ловко отпорол карман лезвием кухонного ножа. Этому нехитрому искусству он научился, вскрывая многочисленные послания матери к своим любовникам и обратно. Спустя мгновение Пинский уже держал в руках сложенный вчетверо листок бумаги.
Когда тот начал читать, Жора лениво, как бы между прочим, заметил:
Кстати, дядя поручил мне попросить у Вас в долг баночку топлёного масла какого-то хрена.
Пинский ещё раз вздрогнул и даже интенсивней, чем в момент появления Жоры на кухне. Отдрожав, он недоуменно уставился на юношу.
Так какого же хрена он ещё и записку написал?! Воистину олух царя небесного!
Ироническая усмешка на лице юноши тут же заставила его выйти с дипломатическим комментарием на тему «нас не так поняли»:
Этого, конечно, дяде не следует говорить: эмоции, знаете ли
Бормоча себе под нос: «Куда же я подевал эту гадость?», Пинский начал слоняться по комнате, с грохотом передвигая стулья и заглядывая во все углы.
Внезапно он шлёпнул себя рукой по лбу, и со словами «Старый маразматик!» полез под диван. По хаотичным перемещениям его зада Жора понял, что «заклинание», если и помогает, то не сразу.
Наконец, из-под дивана раздался сдавленный крик: «Вот она, зараза!». За криком последовало чумазое, но сияющее лицо Пинского, и уже за ним покрытая пылью и паутиной грязная банка, наполненная подозрительно выглядящей массой желтоватого цвета.
Вы что, храните топлёное масло на манер машинного?!
Жора не изменил иронии и на этот раз. Пинский неопределённо пожал плечами: лучший ответ, когда нет никакого.
Вы хоть заверните ЭТО в бумагу или в тряпку какую-нибудь! брезгливо процедил Жора, озабоченно поглядывая на руки, которым предстояло войти в непосредственный контакт с «целебным продуктом».
Пинский засуетился, оторвал кусок газеты, которой на сиротский манер был застелен сиротского же вида шатающийся стол, и принялся неумело оборачивать им банку.
Глядя на его мучения, Жора не выдержал.
Дайте сюда, горе Вы моё луковое!
Как ни отворачивался юноша от банки а любопытство взяло своё. И когда оно его взяло, Жора пригляделся к содержимому, принюхался и ухмыльнулся:
Пластид?
И тут Пинский, закосневший в шаблонах и совершенно неподготовленный к контакту, полностью дезавуировал себя как конспиратора. Он начал лепетать о том, что это такой особый сорт масла, перетопленного им особым способом
которое Вы храните не на полке кухонного шкафа, а под диваном, среди мусора и в окружении дохлых крыс? закончил за него Жора.
Ответ Пинского расположился где-то между капитуляцией и деквалификацией.
Ладно, давайте, чёрт с Вами!
Жора решил смилостивиться над пригорюнившимся хозяином.
Пинский радостно засуетился и как-то сразу принялся наглеть. Так часто бывает в жизни: протянешь человеку руку помощи а он тут же начинает высчитывать, сколько в ней мяса.
А Вы, молодой человек, не могли бы занести эту банку с этим. ну
С пластидом, вежливо подсказал Жора.
на Зевакинские склады? не смутился подсказкой Пинский. Это на Биржевой площади. Там работает один мужик, по фамилии Закладин. Раньше он был простым весовщиком, но потом сделал карьеру, и сейчас он старший товаровед Живут же люди!..
Последнюю фразу Пинский выдал, не скрывая зависти, и замолчал. И пока он молчал, мечтательная улыбка блуждала по его лицу. Чувствовалось, что ему хорошо «там» не меньше, чем неизвестному Жоре Закладину здесь. Наконец, он мотнул головой и нехотя вернулся из заоблачных высот к прозе жизни.
Ну, так вот. Вы вызовете его, а когда он подойдёт к Вам, скажете ему: «Доброе утро, Антон Макарыч!» и передадите
Э, нет, приятель: такого уговору не было! решительно перебил его Жора. Ходить ещё куда-то, кроме, как до Вас, я не подряжался!
Пинский в очередной раз продемонстрировал неоригинальность: растерялся. Правда, он почти тут же исправился: начал очень живописно канючить.
Ну, что Вам стоит?! Ведь Вам всё равно по пути и
И потом.
Жора тоже кое-что продемонстрировал в очередной раз. А именно обезоруживающее нахальство.
«Доброе утро, Антон Макарыч!»?! Это в четыре-то часа дня?! Он, что должен меня принять за идиота? Так задумано?
Исчерпав все средства оперативной работы, в том числе и слёзные просьбы, Аркадий Леопольдыч капитулировал молча, но безоговорочно. В едва скрипящий но функционирующий механизм подпольной работы вмешался случай в лице этого неподатливого и такого неправильного молодого человека. Сообразно летам и воспитанию, ему следовало на каждое слово отвечать «Яволь!» а он, если и отвечал, то так, что даже его молчание было бы наградой для собеседника.
Ладно!
Жора взбодрил плечо хозяина снисходительным похлопыванием.
Гоните ещё монету и по рукам!
Не успев, как следует, взбодриться, Пинский опять упал духом.
Видите ли как я уже имел честь сообщить Вам Как человек чести Слово чести
Поскольку заверениями в верности чести платёжеспособность хозяина и ограничилась, молодой человек немедленно изобразил разочарование. В этом мероприятии активно поучаствовали мимика и жесты, а вскоре к ним подключился и соответствующий текст.
Э-э-э, товарищ, так дело не пойдёт! «В другой раз!» В другой раз Вы за другое заплатите! А сейчас либо гоните ещё червонец, либо я понёс эту гадость Виталий Палычу, раз уж подрядился! Итак, Ваше слово, товарищ?
«Товарищ» молчал. Слов у него не было.
«Товарищ» молчал. Слов у него не было.
Ну, тогда, как говорится, «прощевайте»!
Жора, взял банку и направился к двери.
Окончательно теряя лицо, Пинский собачкой засеменил следом.
Кланяйтесь Виталий Палычу и супруге его, Аксинье Андревне! пропел он уже в спину юноше.
Берясь за дверную ручку, Жора и не посчитал нужным обернуться.
Всенепременнейше, оставил он за себя иронию, а сам вышел
Виталий Палыч дожидался племянника на крыльце: так велико было его нетерпение.
Ну, что? откуда-то снизу заглянул он в глаза Жоры. Как наши дела?
Нет, уж, пусть они останутся вашими!
Жора выразительно поработал глазами и протянул дяде завёрнутую в газету банку.
Сейчас будете кушать, или ужина дождётесь?
На этот раз Аксинья Андревна не пощадила супруга: прыснула в кулачок. Но Виталий Палычу было не до демонстрации оскорблённого достоинства. С банкой в руках он растерянно озирался по сторонам, определяя, куда бы её пристроить.
Да на обеденный стол куда же ещё! «пришёл на помощь» юноша. Или в кухонный шкаф, рядом с повидлом!
Уже по дороге в свою комнату он вспомнил последнюю просьбу Аркадий Леопольдыча. Последнюю пока ещё в смысле очередности.
Ах, да: «на дорожку» товарищ просил Вам кланяться.
Юноша шутовски поклонился Виталий Палычу.
А теперь пару слов без протокола, если позволите.
Видимо, догадавшись о характере этой «пары слов», Виталий Палыч ещё ниже опустил голову так, словно изготовился к восхождению на Голгофу.
Так вот, дядюшка: если надумаете опять мастерить «потайной» карман я вижу, с каким огорчением Вы обнаружили его отсутствие позовите меня! А не то Вы на пару с Вашим дружком изуродуете хорошую вещь. А лучше: доверьте мне записку. А ещё лучше: попросите меня передать информацию на словах. Но лучше всего: «завязывайте» Вы с этим делом, пока не поздно мой Вам совет!
Жора лаконично откланялся и скрылся за дверью своей комнаты., Утомленная мимикой в адрес мужа, Аксинья Андревна ушла к себе. Ну, а Виталий Палыч остался стоять посреди залы с нерешительностью во взгляде и банкой в руках. И, если банка была величиной переменной, то нерешительность являлась его перманентным состоянием
Затворив за собой дверь, Жора взял в руки потрёпанный том Конан Дойла, и сел в кресло. Чтение совершенно не шло на ум и он предался размышлениям. Нет, не на тему Виталий Палыча: здесь всё было, более-менее, ясно. Мысли его занимал другой предмет: Аксинья Андревна. Ей же адресовались и его безудержные фантазии. С каждым днём эта двадцатисемилетняя красавица занимала всё больше места и не только в его мозгах, но и в его брюках.
В комнате чуть дальше по коридору Аксинья Андревна предалась аналогичным размышлениям о Жоре. Она давно уже не таила от себя интереса к этому юноше, для своего возраста едва ли не совершенному физически и умственно. Всё в нём ей нравилась: и насмешливая острота ума, и атлетическая фигура, и «мужское достоинство», не по годам мощно оттопыривающее брюки, когда его хозяин глядел на неё.