Штабс-капитан выразительно отработал губами. Явно по адресу «романиста».
Кстати, Платон Иваныч пока не забыл.
Что это?
Наш вариант «письма» атаману.
???
Извините, что перебиваю Вас, дорогой Платон Иваныч, но Вы, похоже, забыли, что творчество нашего друга продолжает иметь место быть.
А это сочинение Вашего покорного слуги, куда более скромное, чем то, над которым сейчас корпит мой «собрат по цеху». Я, как видите, уложился в несколько строк а Пал Андреичу уже не хватает десятого листа.
???
Ну, я ведь не зря вспомнил о запорожцах! Так, что, Платон Иваныч, отправляйтесь сейчас же домой. Не позже, чем через час Наташа должна вручить это письмо Концову.
А
Знаю-знаю, Платон Иваныч: автор тут же начнёт демонстрировать уязвлённое самолюбие! Ну, а вы тактично объясните ему, что письма такого рода исполняются, как правило, на одном, реже двух листах. И добавьте, что размеры пакета не позволяют вложить в него всё эпистолярное наследие капитана. И самое главное: скажите ему, что люди, подобные атаману, не читают дальше третьего предложения!
После такой инструкции необходимости в «Б» уже не было.
Теперь о железнодорожнике!
Михаил Николаевич прозвучал настолько штабс-капитаном, что
«Нумизмат» тут же подтянулся.
Договорились по всем пунктам. Осталось лишь проинструктировать Концова.
Машинист надёжный человек? «на дорожку» «отработал Фомой» Михаил Николаевич.
Мой человек!
Многозначительное ударение говорило за себя и за штабс-капитана. Поэтому он «ограничился сказанным» и перешёл к прощанию.
Ну, что ж, Платон Иваныч: нам осталось лишь надеяться. Всё, что можно и нужно, мы уже сделали. В случае как это у Вас называется?..
Он защёлкал пальцами в ожидании подсказки.
Форс-мажорных обстоятельств?
Да-да! Так, вот, в случае форс-мажорных обстоятельств немедленно информируйте меня. Связь по варианту номер три!
Руки двух шпионов соединились в рукопожатии.
До встречи, Платон Иваныч! И с Богом!..
Глава вторая
Минут через пятнадцать «от возвращения «Нумизмата» несчастная дверь его дома вновь содрогнулась от скорострельной работы по ней человеческими конечностями. Это Павел Андреич возвестили о своём прибытии.
Подобно вихрю, капитан ворвался в гостиную, выхватил из-за пазухи кипу исписанных листов и потряс нею над головой.
Вот! Написал замечательное письмо! Сейчас вместе посмеёмся!
Наташа, на этот раз одетая, пусть и по-домашнему, но во все предметы, молча протянула руку.
??? не нашёл других слов Концов.
Давайте!
Связная требовательно щёлкнула пальцами.
Некогда устраивать коллективные читки! Я сама ознакомлюсь и посмеюсь если сочту возможным.
Концов обиженно потянул носом но это не помешало ему передать труд Наташе. Знакомство началось. В процессе его лицо девушки поминутно меняло окрас с пунцово-красного до мертвенно-бледного. Дочитать монументальный труд до конца она так и не смогла. И не по причине объёма. Письмо было так густо усеяно «русскими словами», что одолеть их чащобы и не смутиться мог один лишь автор.
Обычно о человеке в таком состоянии говорят, что он лишился дара речи или у него не было слов. Данный случай явился исключением. Когда Наташа пришла в чувство, у неё были слова. Много слов. И она даже собралась их сказать но передумала.
Это не годится.
Реакция Концова была вполне предсказуемой.
Что?! Да я над этим письмом весь день просидел! Как последний дурак!
Наташа хотела выйти с подтверждением но ей посчастливилось.
Да что Вы можете понимать в литературе?!
Поскольку Наташа «хранила гордое терпенье» в наборе с молчанием Концову пришлось сменить тональность. В плане биения на сознательность.
Ну, Вы же сами поручили мне это дело? Ну, в смысле, написать?
Да, поручила.
Наташа слегка «отступила от линии». В целях профилактики эксцессов.
Написать. Письмо, а не трактат на тему максимального использования ненормативной лексики в русской письменной речи. Извините, Павел Андреич, но под Ваше письмо надо ещё найти стойкие уши. Ну, чтобы при чтении вслух они не завяли.
Для того и писано!
В словах Наташи Концову наверняка послышалось одобрение.
И, потом: нельзя так с автором! Давайте спорить! Давайте дискутировать! Глядишь и родим истину!
Наташа усмехнулась. Явно на тему «Ну, и гусь же ты, Павел Андреич!» Она не ошиблась в оценке Концова но это не облегчало задачи оппонента. Для пользы дела ей требовалось смягчить оценки и пролиться, если не елеем то, хотя бы, бальзамом.
Вообще-то, Павел Андреич, основную мысль Вы ухватили
верно. Да и изложили её убедительно даже масштабно. Только пятнадцать листов это
???
Встречный взгляд Концова. И не вполне вопросительный.
это пятнадцать листов. Если, кто и осилит Ваш труд то уж точно не пан атаман. Политики, дорогой Павел Андреич, привыкли к чётким и кратким формулировкам! Поэтому всё письмо должно укладываться не на пятнадцати листах, а на половине страницы. Дальше третьего предложения атаман и читать не станет!
С чувством глубокого удовлетворения Наташа отметила на всякий случай, про себя как Концов начал быстро сдаваться и «сдуваться». От автора в его лице остались только испачканные чернилами манжеты. Теперь можно было расщедриться ещё на несколько капель бальзама на израненную душу Концова.
Но, повторяю, основную мысль Вы, Павел Андреич, передали верно: угрозы и оскорбительный тон! Правда, в плане объёма и формулировок Вы как бы это выразиться помягче Ну, нельзя так писать официальному лицу! Нынче так не пишут! Ну, сами послушайте Читаю с купюрами.
Наташа откашлялась. Дальше ей пришлось откашливаться «до самого финиша».
«Ясновельможный пан атаман! Если ты, твою мать, сукин сын и сучий потрох, хохлацкая морда, галушка недоеденная, пропустишь через свою территорию банду Якина, то мы тебя, козла вонючего, выбляд»
Тут Наташе уже пришлось не откашливаться, а зайтись в кашле. Выходила она из него багрового цвета и вряд ли только от физических нагрузок.
Извините, но дальше я читать не могу не только вслух, тем более при мужчине, но даже и про себя!.. Я понимаю, что Вы исходили из лучших побуждений. Но сегодня и запорожцы написали бы письмо турецкому султану иначе!
Наташа заблуждалась относительно художественных и литературных предпочтений Концова. Картинных галерей Павел Андреич не посещал, книг не читал, а в учебниках для церковно-приходской школы, каковую он с трудом окончил в объёме четырёх классов, иллюстраций такого рода не было. Возможно, именно за то, что он был столь «девственно чистым», его и любили женщины. Во всяком случае в том числе и за это. Поэтому Концов и не думал подражать: писал, как Бог на душу положит. И не его вина была в том, что Бог «положил», не скупясь.
Вот, в силу этих причин Ваше сочинение и не годится.
Наташа украдкой покосилась на капитана и всё же перешла от вводной к резолютивной. Рискнула.
Его следует заменить другим. Вот этим.
Концов взял в руки листок, молча прочитал и сделал «страшную» мину.
И это всё?!
Этого достаточно.
А я старался! Я надрывался!
Капитулируя, Павел Андреич махнул рукой, вздохнул и определил лист в нагрудный карман. Беспартийная Наташа имела теперь основания перекреститься хотя бы в душе.
Кстати, а как Вы замените письма? Пакет-то будет опечатан! Вы продумали механику дела?
Вместо ответа Концов «убил» её презрительным взглядом.
По этой причине «убитой» осталось лишь вздохнуть и развести руками.
Ну, тогда переодевайтесь в железнодорожную форму. Так как мы опоздали с подменой в штабе, придётся делать это в купе. Сейчас я проведу Вас к железнодорожникам. Вы сядете с ними на паровоз, и, следуя их инструкциям, проникните в купе. Ну, а дальше
Договорить Наташа не смогла. Опять же по причине «взгляда-выстрела».
Тогда одна просьба. На дорожку: никакой самодеятельности! Без донкихотства, пожалуйста!
Без дон чего? заинтересовался Концов.
Без донкихотства! То есть, никакого ненужного героизма! Был такой литературный персонаж дон Кихот. Из романа Сервантеса.
Не читал, обрадовал бы Концов любую женщину, окажись она на месте связной. Да и связную, не исключено, обрадовал бы, не будь она связной.
Переодевайтесь, Павел Андреич: у нас мало времени. Точнее, совсем уже нет.
Беспрестанно критикуя бывшее в употреблении одеяние железнодорожника, Концов с трудом натянул его на своё тело, некогда худое, а теперь потерявшее от тягот штабной жизни былые очертания.
Как последний бродяга, твою мать!
Брезгливо оглядев себя, Концов решительно приговорил новое старое обличье.
Ладно, пошли!
Тёмными задворками, минут за двадцать пешего хода они с Наташей дошли до заросшего бурьяном пустыря, выходящего прямо на депо. Всю дорогу Концов падал не только в ямы, но и духом. Вопреки себе, он даже не пытался «ухаживать» за Наташей, несмотря на то, что всё: и соблазнительная фигура связной, и не менее соблазнительная темнота позднего вечера, располагало к тому.
Метрах в тридцати от них маячила какая-то фигура, неразличимая в мертвенном свете намечающейся луны.
Вот он! провела опознание Наташа. Дальше Вы сами. Подойдёте к нему, и скажете: «Здравствуйте, Харлампий Онфимыч, я от Платон Иваныча». Он в курсе.
«Харлампий Онфимыч»!
Концов презрительно скривил губы и сплюнул в бурьян. Как ни крепилась Наташа а не удержалась «на дорожку».
Извините, Павел Андреич, но паровозник из столбовых дворян сегодня отдыхают! Так что, берите то, что есть!
Концов тоже «на дорожку» игнорировал бестактный выпад, сунул руки в карманы и молча двинулся навстречу судьбе и её провожатому.
Харлампий Онфимыч? обдало Наташу нескрываемым презрением.
Вы от Платон Иваныча? почему-то нарушил конспирацию паровозник.
Отвечать по форме!
Наташа со страхом подумала, что Концов поставит сейчас железнодорожника во фрунт, и, не дай, Бог, выйдет с критическими замечаниями в челюсть. Но Концов в очередной раз изменил себе.
Веди, «Харлампий Онфимыч»!
Столько яда было в голосе Концова, что Наташа отказалась от намерения перекрестить его хотя бы в спину. Точнее, она перекрестила его но только плевками. Не дожидаясь, пока фигуры скроются из виду, она резко повернулась и ушла.
Проходя мимо сторожевой будки, Концов зацепился за какую-то железяку, и, неловко взмахнув руками, рухнул в бурьян. При этом он ещё и умудрился растянуться во весь рост. Другой бы на его месте немедленно вскочил на ноги и удалился, не привлекая к себе внимания. Но Павел Андреич зафиксировал падение и вывернул голову в сторону торчащего у будки сторожа.