Мужики вразнобой загудели, что правильно и что менты козлы.
Менты тоже люди подневольные, отметил кто-то из гостей. И тоже со своими проблемами. У меня, вон, армейский товарищ в мусарне работает. Говорит, вообще у них дело швах. Денег мало, оборудования мало, форму даже не выдают старую донашивай.
Все разваливается, вздохнул папа. Везде и все. Как дальше жить? На вилах их, что ли, выносить? Так посадят. Или валить куда-нибудь? А куда валить-то? Некуда валить. Куда не плюнь везде хреново.
Вся страна в говне. Зато перестройка, твою мать. Этих перестроителей вешать надо на столбах за то, что страну развалили. Эх, да что говорить-то Данилыч, наливай.
Зажурчало пиво. Закрякали, глотая пенный напиток, голоса. Зачиркали спички, и из летней кухни потянул запах папирос.
Еще одну девчонку убили, мрачным голосом сказал папа. Три дня назад. Ее нашли на тропинке между третьим и четвертым кварталом. За гаражом Литвиновых. Там твари, которые рядом с Литвиновыми поселились, помойку устроили. Мусор тупо выкидывают за гараж, и все. А за руку их никто поймать не может. Свиньи, мать их Девчонку задушили собственным лифчиком. И глаза, как всегда
Б дь, выдохнул один из гостей. Пятая ведь девчонка уже.
Если это все. Нам же никто не рассказывает ничего. А Яма большая. Народ новый появился. Так что может и больше. Пять это только те, про которых мы знаем.
Зиновьев заскрипел зубами:
Поймать бы паскуду, да яйца оторвать. И глаза так же вырезать суке, как он с девчонками поступает. А потом в помойку выбросить его, как собаку.
Б дь, выдохнул один из гостей. Пятая ведь девчонка уже.
Если это все. Нам же никто не рассказывает ничего. А Яма большая. Народ новый появился. Так что может и больше. Пять это только те, про которых мы знаем.
Зиновьев заскрипел зубами:
Поймать бы паскуду, да яйца оторвать. И глаза так же вырезать суке, как он с девчонками поступает. А потом в помойку выбросить его, как собаку.
Так давай, сказал папа.
В летней кухне повисло молчание. Катя прислушивалась, боясь шелохнуться. Тишину нарушил один из гостей:
Данилыч, ты серьезно, что ли? Или пиво уже по шарам дало?
А чего не серьезно-то, заскрипел решительный и злой голос отца. Вы сами все видите. Менты и власти от нас отгородились. Моя хата с краю, ничего не знаю, а вы живите, как живете. Мы отдельно вы отдельно. Раз нам никто не помогает, что делать еще? Только самим.
И что ты предлагаешь?
Ну вот смотри. Нас пятеро. Человек двадцать смело можно еще набрать только в нашем квартале, потому что терпелка у всех уже давно до краев. А это сколько уже человек? Много. Человека по два-три разделиться, да по вечерам походить по улицам. По самым темным закуткам. Ведь та паскуда здесь где-то бродит, рядом с нами, понимаете? Вот что мне покоя не дает.
Катя вздрогнула, почувствовав кожей движение сзади. Обернувшись, увидела растерянную и почему-то испуганную маму.
Сережа пришел
Катя не понимала, в чем причина удивления. Сергей приходил каждый день. Но, когда мама накинула шлепанцы и почти побежала во двор, волнение передалось и ей. Катя, не думая, зачем, побежала следом.
Здрасте, теть Тань, привычно поздоровался Сергей и застыл, увидев лицо хозяйки дома. И лишь когда та выпалила парню в лицо слова, Катя осознала, что так раздирало сердце мамы.
Где Валя?!
Сергей застыл, ничего не понимая.
Я Я не знаю, я Сам к ней пришел
Мама стремительно бледнела. Катя почувствовала, как заходится в бешеном ритме страха ее сердце. Хлопнула дверь из дома вышел папа, привлеченный голосами во дворе.
Чего у вас?
Где Валя? в голосе мамы звенела паника. Я думала, она с Сергеем! Кать, где она? Она куда-то собиралась?
Я не знаю, пробормотала Катя, беспомощно глядя на налившиеся ужасом глаза мамы и окаменевшее лицо папы. Она не говорила ничего
Папа стиснул зубы и бросился в дом. Раздались встревоженные мужские голоса. Через несколько секунд папа выскочил назад, с топором в руках. За ним семенили раскрасневшиеся от пива мужики.
Сидите здесь! рявкнул папа и пулей выбежал из калитки.
Этот день Катя запомнила навсегда. И каждый раз, вспоминая те события, проклинала судьбу.
3
Как обстановка? Где объект? Понял. Сигнализируйте сразу, хорошо? Отбой. Поляков спрятал в карман сотовый телефон и пояснил остальным: Пока все по-старому. Мотается по округе. То в одном квадрате сигнал срисуют, то в другом.
Будем ждать, пожал плечами Коротов.
Редкие машины, проползавшие по темной улице, яркими лучами фар освещали рябую стену ниспадающей с черного неба воды. С тоскливым скрипом работали дворники, сгоняя с лобового стекла капли бесконечного ноющего дождя и помогая создавать хоть какое-то подобие видимости. Окна запотевали от влажности и горячего дыхания сидящих в автомобиле людей, и изредка кто-то из оперов опускал стекло, чтобы впустить в салон прохладный и влажный ночной воздух.
Машина спряталась в обочине на углу старой хрущевки. Вдоль улицы бесконечными силуэтами тянулись трех- и пятиэтажные жилые дома. Они понуро глядели тускло горящими, завешанными изнутри, окнами на огромное черное копошащееся пятно по ту сторону разбитого дорожного полотна. Пятно жило на это указывали редкие вспышки-фонарики далеких фар машин, невесть как оказавшихся в этом грязном бездорожье, или моргания открывающихся на миг входных дверей далеких, натыканных друг на друга домишек и землянок. Но редкие, вспыхивающие то тут, то там огоньки только подчеркивали царящую там плотную и густую черноту. Яма, как она есть.
Где-то вдалеке, наверху, прогрохотал гром. Молний не было.
Дождь усиливается, сплюнул Халилов. Не лето, а параша. Тот, кто сказал, что у природы нет плохой погоды Нехороший он человек.
В душном и сыром салоне сидели пятеро. Коротов за рулем, Халилов рядом. Сзади Поляков и молоденький худой парнишка с выпирающим адамовым яблоком. Как его звали, Катя не помнила. Сама Катя жалась посередине.
В душном и сыром салоне сидели пятеро. Коротов за рулем, Халилов рядом. Сзади Поляков и молоденький худой парнишка с выпирающим адамовым яблоком. Как его звали, Катя не помнила. Сама Катя жалась посередине.
Все пятеро были в кевларовых бронежилетах, спрятанных под натянутыми поверх куртками-дождевиками.
Нас трое, пробормотал Поляков, совершенно не беря в расчет Катю и паренька, включенного в группу исключительно для сопровождения следователя СК во время операции. Там еще четверо. Семь человек. Семь Надеюсь, хватит
Коротов бросил, не оборачиваясь:
Плюс фургон со спецназом, не забывай.
Поляков покачал головой и ничего не ответил. Фургон с бойцами спецназа стоял в сотне метрах от них, ниже по улице. Но задача бравых парней с автоматами заключалась не в штурме дома, а в его полном блокировании и оцеплении уже после штурма. Главное предстояло сделать оперативникам. Сыщики были на двух машинах вторая стояла через дорогу, застыв темным силуэтом посреди дрожащих от дождя луж. В ней сидели четверо оперов, среди которых был и оперативник из Промышленного ОВД, который хорошо, как и Поляков, ориентировался в лабиринтах Ямы. Поляков сам придумал план. Но что-то не давало ему покоя. Чтобы унять нервы, он чуть припустил стекло и закурил. Как по команде, за сигаретами потянулись и Коротов с Халиловым. Катя сдержалась, хотя она нервничала и волновалась нисколько не меньше остальных.
У Полякова снова завибрировал сотовый телефон.
Да. Понял. Будет на месте, сообщайте сразу. отключившись, он взялся за карманную рацию и нажал на кнопку микрофона: Группы два и три, звонила техподдержка. Наш объект заехал на территорию Ямы. Уже скоро.
Рация захрипела. Потом кто-то все-таки соизволил буркнуть в эфир:
Понял.
Повисла тишина. Каждый старался не думать о том, как все пройдет, потому что тогда нервы разыграются не на шутку. Катя благодарила создателя успокоительного. Перед выездом на операцию, куда она напросилась сама, Катя выпила две таблетки.
Поляков, нарушил молчание Халилов, ты стрелял когда-нибудь? Ну, не считая предупредительного в воздух?
Один раз, нехотя отозвался Поляков.
В человека?
По колесам.
Халилов кивнул, аккуратно стряхивая истлевший кончик сигареты в крохотную пепельницу над рычагом переключения передач.
А я стрелял.
Катя приготовилась слушать очередную байку. Она не раз принимала участие в засадах когда этого требовали обстоятельства, например, немедленные следственные действия после операции и наслушалась много таких историй.
Мы на квартиру пришли. Там жила баба, которая знала человечка, который мог нас вывести еще на одного человечка. Как обычно, в общем. Звоним в дверь. Бабский голос: «Кто это?». Полиция, говорю, откройте. Она тут ойкнула как-то. И сразу выстрел. Мы опомниться не успели, и бабах! Прямо через дверь. Нас двое было, я и Иваныч. И повезло как пуля между нами прошла. Прям посередине. Я рукой почувствовал жар, когда она пролетела и ошпарила кожу. Зато щепки всю рожу расцарапали.
Халилов выбросил окурок в окно, за которым, нарушая гробовую тишину, шелестел дождь, и сразу же поднял стекло.
Мы за стволы. Я в дверь стреляю. Пять раз, как потом посчитали. Отстрелил замок, ногой е нул и высадил ее. Ору: «Лежать, полиция!». Все дела, короче. А на полу в прихожке эта баба лежит и корчится. Рожа красная вся, хрипит. Чувак ей кулаком в солнышко двинул, хорошо так двинул, она чуть не отключилась. Потом понятно стало чувак думал, что это она нас как-то навела на него. Чувак в розыске был. А мы там совсем по другим делам оказались. Судьба-злодейка, мать ее за ногу
Все ждали продолжения. Даже парнишка с кадыком оторвался от созерцания залитой водой пустынной улицы и уставился на подголовник кресла, в котором сидел Халилов.
Ну, и что дальше? не выдержал Поляков.
Халилов вздохнул.
Чувак в окно сиганул. Второй этаж был, невысоко. Я к окну подбегаю а вот он, тварь, в траве. Вскакивает и улепетывает. Ору: «Стой, стрелять буду!». Он бежать. Я выстрелил. Не попал ни хрена, правда.
Коротов хмыкнул:
И стоило огород городить?
Халилов хмуро покосился на напарника и после паузы продолжил:
Я назад побежал. Выбегаю из квартиры. А на полу, прямо на площадке, Иваныч лежит. В луже крови. Хрипит, корчится, а в глазах Оказывается, пока я в дверь стрелял, эта паскуда внутри тоже еще раз жахнула. А я даже не понял ведь сразу. Думал, Иваныч за мной бежит, что он рядом. А он кровью истекает. Ему в живот пуля вошла.
Коротов помрачнел. Парнишка с торчащим кадыком громко сглотнул и снова отвернулся к окну.
Живой? спросил Поляков. Иваныч твой живой?
Инвалидность. Кишечник в двух местах, селезенка, желудок. Очень хреновое ранение. Чуть выше пуля бы вошла и только селезенку зацепила бы. Чуть ниже только кишка. А тут Внутренние кровотечения большие. Его чудом с того света вытащили. Но он инвалидом остался, Халилов задумчиво покачал головой. Только в кино показывают, как после перестрелки наш брат мужественно заклеивает рану пластырем, а потом обнимает свою подружку с фигурой, как у топ-модели, и они вдвоем уходят к закату. А на деле мы герои боевиков до первой крупной перестрелки. Она же и последняя. Ты или двухсотый, и вокруг тебя стоит почетный караул, а твоей жене говорят, каким ты славным парнем был. Или инвалид, как Иваныч. Или ты восстанавливаешься, но навсегда остаешься тем парнем, мимо которого однажды прошла смерть. И тогда, как правило, ты начинаешь бухать. Потому что смерть, которая проходит мимо она меняет в тебе очень многое. Ты больше не такой, как раньше.