А что же Цветаева? Как же она относилась ко всему этому? Супруга наполнила мою пиалу жёлто-зеленым напитком.
Не лично, при очередной встрече, а через третьих лиц она прислала своему заступнику-рыцарю необычный подарок, благодарно кивнув, продолжил я.
В свёртке находилась поэма, переписанная автором собственноручно, четверостишье и маленький серебряный перстень с гербом Вандеи. Да, да с гербом той самой провинции, не желавшей покоряться революционерам.
***
Время неумолимо неслось вперёд. Поэтесса вернулась на свою Родину. Началась Вторая мировая война. Сосинский добровольцем вступил во Французский Иностранный Легион, отчаянно воевал с оккупантами. В одном из боёв его тяжело ранили, и он попал в плен. Целых три года провёл в Германии, в концентрационном лагере под Потсдамом, но затем сумел вырваться на свободу. Вместе со своими друзьями перебрался на остров Олерон в Атлантическом океане. Именно там немцы строили мощнейшие защитные укрепления, готовясь противостоять возможному десанту англо-американских войск. Владимир Брониславович несколько раз доставлял на материк членам французского Сопротивления важнейшую информацию о строительстве оборонительных сооружений на острове. Я не исключаю, что, возможно, благодаря этим сведениям французским партизанам удалось организовать самый крупный на территории страны подрыв боеприпасов противника. А когда союзники все-таки высадились на Олероне, Сосинский немедленно оказался в их рядах, за что и был награждён высшей военной наградой Франции Военным крестом. Советское правительство также не осталось в стороне и удостоило нашего героя медали «За боевые заслуги». Позже награждённый шутил:
Как странно смотрятся на моей груди орден от генерала Врангеля, крест, вручённый генералом де Голлем и медаль от правительства Советского Союза.
Спустя два года ему вручили советский паспорт, правда, без вида на жительство в СССР! И пригласили на работу в Организацию Объединённых Наций в качестве переводчика и редактора стенографических отчётов. Несмотря на приличный заработок и возможность печататься в самых популярных литературных изданиях, Сосинский тосковал по Родине и наконец-таки в 1960 году перебрался из Нью-Йорка на постоянное жительство в Москву. На своих творческих вечерах он цитировал произведения и произносил вслух такие имена и такие фамилии, от которых администраторы и организаторы просто впадали в ступор; давал почитать молодому поколению советских литераторов книги, которые каким-то чудом или по чьему-то головотяпству смог доставить в Советский Союз из далёкой Америки; и, конечно же, не мог не знакомить людей с неопубликованными произведениями и письмами обожаемой Марины Цветаевой. Удивительно, но за всё это Владимира Брониславовича не посадили и даже не упрятали в психушку. Однако назад за границу уже не выпускали. Он стал обычным советским невыездным. Так продолжалось долгих шестнадцать лет.
Наконец Сосинский добился своего и опять оказался в Париже. Пожилой человек целыми днями бродил по улицам и встречался с теми, кого знал по годам своей молодости. И однажды в одном маленьком кафе столкнулся с Юрием Терапиано! Старики смешить немногочисленных посетителей не стали и на этот раз драку не затеяли. Взяли по бокалу бургундского и, как ни в чём не бывало, предались воспоминаниям.
Так почему же Вы, чёрт вас подери, не приняли полвека назад мой вызов на дуэль? Могу я хоть сейчас это узнать? рассматривая на свет бокал с вином, произнёс Владимир Брониславович.
Можете, повторяя жест своего собеседника, спокойно ответил Терапиано. Мне это категорически запретил делать один очень уважаемый человек, и Вы его хорошо знаете.
Он замолчал. Пригубил вино.
Так назовите его или я посчитаю всё Вами сказанное плодом Вашей фантазии, начал горячиться Сосинский.
Пожалуйста. Это Владислав Ходасевич. Он тогда сказал мне: «Стреляться в эмиграции двум русским литераторам! Мы с большим трудом вывезли из нашей многострадальной Родины великую Русскую культуру, и каждый из нас просто обязан её сохранить. А Вы хотите банальным образом уничтожать друг друга. Не бывать этому! Просто не имеет права русский стрелять в русского здесь, в Париже, на потеху местным обывателям». Вы удовлетворены моим ответом?
Владимир Брониславович молча кивнул головой.
А перстень, что с ним стало? прервала мой монолог супруга. В каком музее он сейчас хранится?
Не беспокойся, дорогая. Он цел и невредим. Перстень Владимир Брониславович хранил пуще глаза своего. А затем, когда пришло время, передал сей ценный подарок преданнейшему почитателю творчества Марины Цветаевой Льву Абрамовичу Мнухину, известному московскому литературоведу, историку литературы, библиофилу и писателю.
Жена закрыла каталог и отложила его в сторону.
А знаешь, давай не будем покупать ничего ювелирного. Лучше потратим деньги на поездку.
Во Францию в департамент Вандея или в Париж? с тайной надеждой уточнил я.
Нет, дорогой мой. Не во Францию и не в Париж. На этот раз мы поедем в Анапу. Будем смотреть на зимнее море и гулять по пустынному пляжу. А потом отправимся в местную библиотеку. Моя знакомая утверждает, что там имеется великолепная подборка сочинений поэтов и писателей Серебряного века.
И не забудьте принести Асклепию* в жертву петуха
Житель Афин по имени Критон сделал знак рабу, стоявшему поодаль. Тот, поняв намерение хозяина, с поклоном удалился. В помещении было довольно много людей. Все молчали и смиренно ждали. Раб отсутствовал долго и вернулся не один. За ним следовал охранник. Приговорённый даже не повернулся. Он, сложив руки за спиной, стоял и смотрел в окно. Сократ любовался видом безбрежного моря.
Пора! вошедший протянул узнику сосуд.
Это то, о чём я думаю? философ взял кубок.
Да. Это твой выбор! ответил Цикута.
В таком случае ты обязан рассказать мне, что с ним делать. Сократ хотел поставить сосуд на стол, но передумал и держал его в своих руках.
Ты же понимаешь, что я сам напиток этот никогда не пробовал. Только поэтому сейчас и разговариваю с тобой. Но я расскажу, как с этим поступали другие, побывавшие в этой комнате, до тебя. Испей, то, что тебе судом определено, затем ходи по комнате из угла в угол, до той поры пока не настанет сильная тяжесть в ногах. Тогда опустись на это ложе. Уверяю, с него ты уже больше не встанешь. Пока голова твоя будет в состоянии рождать мысли воздай должное нашим богам. Благодари их неустанно за переселение души в царство мёртвых. Да будет твоя дорога в земли Аида лёгкой. Скоро тебе представится возможность узреть Тартар и любоваться подземельями, куда великий Зевс низвергнул Кроноса и титанов.
В таком случае отвечай: позволишь ли ты моим друзьям остаться здесь подле меня до последней минуты? Я поведаю им то, что увижу по дороге в Аид.
Охранник на мгновение задумался. Он хотел было ответить отказом, но потом со всей решительностью произнёс:
Ареопаг, состоявшийся на холме Ареса, ни словом не упомянул в своём решении о твоих друзьях. Следовательно, они могут оставаться с тобой сколь угодно долго. Однако и я в таком случае останусь здесь. Ибо моё предназначение следить за порядком. И я обязан это делать.
***
Сократ, ещё раз посмотрел на кубок. Потом с улыбкой протянул его одному из своих друзей. Тот, выставив перед собой руки, отшатнулся.
Ареопаг, состоявшийся на холме Ареса, ни словом не упомянул в своём решении о твоих друзьях. Следовательно, они могут оставаться с тобой сколь угодно долго. Однако и я в таком случае останусь здесь. Ибо моё предназначение следить за порядком. И я обязан это делать.
***
Сократ, ещё раз посмотрел на кубок. Потом с улыбкой протянул его одному из своих друзей. Тот, выставив перед собой руки, отшатнулся.
Не бойся, этот эликсир предназначен исключительно для меня. Как, по-твоему, друг мой Денсий, могу ли я сим напитком сделать возлияние кому-нибудь из наших великих богов или нет?
Однако за Денсия ответил Критон.
Сократ, тебе ведь известно, что специально назначенные судом люди изготовили жидкость ровно в том количестве, которое тебе надобно выпить. Пей скорее. Смотри сколько народа желает видеть, как ты это сделаешь.
Все молча смотрели на философа. А он предался воспоминаниям. Перед глазами предстали Отец каменотёс и скульптор Софриниск, мать известная повитуха Фенарета.
Вспомнил, как защищал афинских стратегов, осуждённых на смерть судом несправедливым, предвзятым. Перед его глазами предстал полководец Алкивиад, наставником которого он был долгие годы.
И даже спас ему жизнь в одном из боёв. Враги спартанцы хотели своими копьями добить раненого Алкивида, но тогда Сократ при помощи своей огромной дубины смог победить известных всей Греции воителей. Спустя несколько лет жестокий полководец, оправившись от ран, захватил власть в Афинах и установил диктатуру.
Теперь бывший наставник выступал на площадях с речами против тирании бывшего ученика. Мало этого он лично саботировал все указы диктатора. Словом и делом подчёркивая непринятие такого способа правления. В итоге Алкивид был свергнут, так как некогда преданная ему армия разбежалась и обрекла своего полководца на верную гибель.
Но Сократ уже во второй раз спас ему жизнь. При этом прекрасно понимая, что смерть бывшего диктатора пошла бы на пользу родному городу, дорогим сердцу Афинам.
Вспомнил, как его при большом стечении народа провозгласили Дельфийским оракулом, что означало мудрейший из людей, на земле живущих. Как он размышлял об этом звании.
Убеждал себя и других, что «знает лишь то, что ничего не знает».
Именно этот девиз и делает мудрых мудрейшими! Ибо познание есть изменение степени собственного незнания. Вспомнил пророческие слова высеченные строителями на входе в дельфийский храм Аполлона: «Познай самого себя».
***
Взгляд его упал на сосуд с Цикутой. Немного взболтав жидкость Сократ спокойно и легко выпил чашу до дна. На глазах присутствующих заблестели слёзы.
Ну, ну, не стоит так уж сильно горевать, обратился он к друзьям.
Умереть, на мой взгляд, означает одно из двух: перестать быть чем бы то ни было. Поскольку умерший человек не испытывает никакого ощущения от чего бы то ни было.
Или же второе: осуществить переход своей собственной души в другое место
Философ стал расхаживать по комнате, как велел служитель.
Мысли перенесли его в Ареопаг.
Философа судила галиэя** состоящая из пятьсот одного человека. Всех их выбрал слепой жребий. Такой способ позволял исключить какой-либо подкуп. В Ареопаг всегда выбирали нечётное количество судей. С тем, чтобы голоса при вынесении вердикта не распределились поровну. И обвинение и, конечно, обвиняемый получали абсолютно равное время. Его точно отмеряли водяные часы клепсидры. В том случае, когда в ходе процесса требовалось огласить документ, водяное время останавливалось. Специальный человек, также выбранный жребием, просто затыкал пробкой трубку.