«Вот было бы смешно, если б я сказал, что малы, и стал бы настаивать на их замене», Сергей не отвел глаз, упорно просовывая ступню в узкий тапок.
Вот и хорошо, раз подошли, повторила несколько раз хозяйка, вот и хорошо.
Конечно, хорошо, мама, сказала девушка, стройная и подтянутая, как гимнастка или пловчиха, в облегающем свитере и джинсах. А можно было и не надевать их вовсе. У нас во всех комнатах ковры.
Нет, нет, Летта, смешно повторяя букву «т», сказала Оля. Пусть будут тапочки. В носках ходить по квартире как-то не прилично, правда, мама? И не гигиенично, к тому же.
Да-да, девочки. Проводите же, наконец, гостя в гостиную, продолжала нервничать пожилая женщина, мать двух сестер и бабушка двух внуков, которые выбежали из-за угла, как прятавшиеся бандиты, и гурьбой накинулись на старушку, и повисли на ней всей тяжестью своих окрепших подрастающих тел, ничуть не беспокоясь о причиненных неудобствах.
Тише вы, дети, лицо Оли приняло выражение испуга, она яростно замахала руками на ребятишек. Убьете бабушку. Мама, я бы им не позволяла так с собой обходиться.
Да пусть себе балуются, улыбнулась старушка. Что с них взять, с малышей?
Хороши малыши, один с меня ростом, другой весит, как
Во-во, быстро подхватил тему развивающегося диалога Иннокентий. Откормила ты его бабушка своими пирожками. Посмотри, как щеки раздулись.
И он схватил младшего двоюродного брата за обе щеки и что есть мочи растянул в разные стороны.
Брось, брось, зашикала Оля. Ты ему все щеки оборвешь. Летта, не позволяй им дурачиться без меня. Особенно Кеше. Он, я знаю, у вас, когда меня рядом нет, распускается без меры, совсем от рук отбился. Дома я ему не позволяю вести себя так.
Это он так радуется, что вы приехали, возразила спокойная и рассудительная девушка. В остальное время он ведет себя тихо и мирно, его не видно, не слышно. С книжкой сидит больше, даже гулять редко выходит.
А чего мне с этой бестолочью разговаривать, и о чем? подал голос Кеша. Они в своей сельской школе ничему путному не научатся. Я им могу такое нарассказать, что у них уши в трубочку завернутся.
Ага, если кто-нибудь вообще будет тебя слушать, хмыкнул другой мальчишка.
Да мне самому с ними неинтересно дело иметь. Подумаешь, слушать не хотят. Было бы из-за чего расстраиваться. Еще неизвестно, кому первому слушать не захочется.
Всё, дети. Кончайте свою болтовню. Все к столу, живо.
Сергей, ты можно мы на «ты» перейдем? У нас дома всё по-простому, без церемоний и привилегий
Я сам хотел предложить, только посчитал неудобно как-то но Вас, Антонина Юрьевна, я на «вы», если позволите
Конечно, конечно.
Как тебе не стыдно? Об этом можно было не спрашивать. Не деликатный ты человек, Сережа, сказала Оля, краснея от стыда.
Я сам хотел предложить, только посчитал неудобно как-то но Вас, Антонина Юрьевна, я на «вы», если позволите
Конечно, конечно.
Как тебе не стыдно? Об этом можно было не спрашивать. Не деликатный ты человек, Сережа, сказала Оля, краснея от стыда.
А что я такого сказал, чтобы стыдиться? Антонина Юрье сама предложила.
Да, и правда
Хватит уже. С тебя за это первый тост. А мне подайте салатик, вон энтот, с грибками и фаршированный перчик.
Сергей, не успев сесть, поднялся с рюмкой и прокашлялся. Антонина Юрьевна также прочистила горло, скромным двукратным кашлем.
Я говорить тосты не мастак, начал Сергей, но так и быть скажу. А чего не сказать в такой замечательной компании, в присутствии такого количества прекрасных дам.
Красивых женщин, перебила его Оля.
Да, красивых, незамужних дам
Кавалер ты учтивый, но ляпаешь невпопад, несешь какую-то околесицу, заметила Оля. Сегодня явно не твой день.
Может быть, ты закончишь за меня.
Может быть, согласилась Оля. Сядь. А то с тобой, с твоими закидонами, я слюной подавлюсь до того салатиков охота. Мама, я весь месяц ждала этой минуты, чтобы сесть за стол и попробовать твоих салатиков. Всех. Сегодня я ни один не пропущу, учти.
Да, ради бога, кушайте на здоровье. Для вас и старались.
Я всегда к вам еду, а сама сгораю от нетерпения. Потому что знаю, что у вас всегда на любой праздник несколько салатов приготовлено. Какие я люблю.
А как же иначе. Какая мать свою дочку не порадует? И вижу я тебя, Олюшка, редко. Все разносолы Виолетте с Германом достаются, а тебе раз в месяц неужели не не постараюсь для тебя, неужели не угожу моей доченьке.
Старушка едва не прослезилась от своих слов.
Мамочка, дай поцелую тебя, моя радость, потянулась к матери Оля.
И кавалера твоего побаловать нужно, сказала старушка, тая от ласк дочери, перенося часть их на ее спутника, делясь ими, как делают только очень добрые, задушевные старые люди, живущие по меркам ушедшего времени и следуя старым, укоренившимся в них традициям общения. Ну ладно, что-то мы заговорились. Со знакомством, однако. Будем живы. И опрокинула рюмку в горло отработанным жестом, не оставляющим сомнений в частой практике и во многих повторениях.
За вас, Сергей, чокнулась с ним сестра, и за Олю. За ваш союз и дружбу.
Покушав и еще раз выпив дети по стакану шипучей кока-колы, девушки по бокалу красного вина, Сергей и бабушка по стопке водки, Антонина Юрьевна предложила всем подняться и выйти из-за стола.
Танцы, танцы, загалдели ребята.
Было понятно, что по заведенной традиции в перерывах между поглощением разносортных кушаний полагалась физическая разрядка, или зарядка, кому как. Летта (воспользуемся Олиным вариантом произнесения имени сестры) завела древний проигрыватель, напоминающий рассохшийся патефон и больше годная в утиль рухлядь, нежели вещь, соответствующая представившемуся случаю ублажать звуками музыки. Она поставила на крутящийся, вихляющий прорезиненный диск виниловую пластинку с «Бонни М» и опустила рычажком, замкнув, клыкастую иглу, весело запрыгавшую тотчас по ухабам и кочкам музыкальных дорожек. И гордо вскинув головой, отошла в сторону с сознанием верно выполненного долга.
Вот так-то будет веселей!
Комната ожила и наполнилась бодрящими звуками. Все сразу задергались, как в конвульсиях, выстроившись в круг, и хотя никто уже не обращал на него абсолютно никакого внимания, Сергей догадался, что сегодня вечером ему придется здорово постараться, чтобы сойти за своего и чтобы его на общих правах приняли в эту веселую семейку.
«Только бы приняли на общих, не на птичьих, правах», раздумывал он и торопился, как мог, еле поспевая за ритмом и бешеной пляской женщин, скакать же, как дети: резво и прытко, ему и не мечталось. «А то и вовсе подумают, раз скачет, как козел, то и место ему самое подходящее в стойле, и не отпустят на луг травку щипать, или привяжут к колышку и прикажут пастись поблизости, в зоне их видимости. Или в оптическом прицеле», совсем уж невпопад додумал он, приседая на корточки и тяжело дыша.
Сергей обливался потом, который стекал ему за шиворот и лез в глаза. Он раскраснелся, как девица на смотринах, отчего Оля заметила, приглядываясь к нему придирчиво все время танца:
Ты, я смотрю, танцуешь, как заправский балерун. Где научился?
В самодеятельном кружке в начальных классах. Был у нас такой кружок, куда приглашали всех желающих.
И ты, конечно, находился в числе желающих?
Не сказать, что шибко хотел, но там всем, кто записался, отметки в четверти выводили положительные. А у меня того, с дисциплиной были нелады, и кое-что по природоведению я не любил. Я больше точные науки жаловал и отдавал предпочтение числам и геометрическим фигурам. Больше, чем фигурам речи и словам. Но все меняется, не знаю даже: кстати или некстати такие метаморфозы в жизни.
Все к лучшему, серьезно сказала сестра. И уж то, что сейчас конечно лучше, чем то, что было прежде.
Это она фигурально выражается, а не конкретно о настоящем моменте жизни, своей и не только своей, перевела Оля, сгущая краски, отчего обстановка неистового веселья немного потеряла в свете и помрачнела.
Это-то я как раз стал понимать с возрастом, сказал Сергей. Даже иногда потянуло на стишки, на лирику. Старею, наверное.
Бросьте, какие ваши годы, ребятки, оборвала вздохи сожаления бабушка. О годах жалеть не нужно. Это я вам, как поживший человек говорю. Но и расшвыриваться ими тоже не следует. Если что попалось в жизни ценное или люди какие приглянулись, так не отпускайте хватайте, хватайтесь за них и держите. Потом разберешься, нужно оно тебе или нет. Часто мимо проходит то, о чем в дальнейшем вспоминаешь с жалостью и злобой на свое лентяйство, безалаберность и невежество в вопросах деликатного свойства. Чего проще, казалось бы, протяни руку и вот оно, счастье, в ладошке.
«Вот так-то, братец ситцевый, имей в виду, наматывай на ус, и смотри в оба. Да, еще палец в рот не клади», вихрем пронеслось в голове у Сергея. «Мудрые слова они, конечно, и дураку полезны, но обжечься не хотелось бы».
Он смахнул капли пота с вихра и с висков, и новая мысль, пришедшая к нему сразу после этих незамысловатых движений, больше похожих на рефлексы Павлова, когда еда и опасность как-то соединяются, замыкаются на одном и том же, родственно солидарном, помогла утвердиться в правоте своих подозрений и подвести логичное основание под свою теорию:
«Дуть на холодное глупость, конечно, да и не все, что горит опасно, однако раз ошибешься, а исправлять сколько времени потребуется? Одному богу известно. Минер ошибается только раз. И это не пустые слова, за ними стоит многовековой опыт неудачников».
Дети, выкрикнула Виолетта, не пора ли нам запускать фейерверк. Хватит жечь бенгальские огни. Это баловство, ребячьи забавы. Где наш пиротехнический арсенал?
4
Почему так в жизни? спросила Ольга. Любит только один. Взаимной любви нет. Есть безответная. Если один любит, другой обязательно нет.
Почему ты говоришь: другой? возразил Сергей. Не другая. Ты подразумеваешь под прилагательным (прилагающимся к мужскому роду) «другой» мужчину? То есть дословно твоя реплика переводится так: если женщина любит, то мужчина ее нет. Тем самым ты подозреваешь меня, мужчину, в отсутствии чувств?
«Ты слышишь избирательно: только то, что хочешь услышать, услышал Сергей голос Оли, прозвучавший, как какофония ненастроенных музыкальных инструментов, в темной гулкой комнате где-то в отдалении от столицы. Кажется, в городе N (городе Net), где жила ее мать и сестра с ребенком от неудачного брака. Кажется, в этой семье все браки оборачивались неудачами. Не то, что есть на самом деле».