Хроники ГСМ
Это больше, чем правда, это жизнь!
Сергей Филиппов (Серж Фил)
Иллюстратор Сергей Викторович Филиппов
© Сергей Филиппов (Серж Фил), 2017
© Сергей Викторович Филиппов, иллюстрации, 2017
Голубые глаза
Казус Северного Возея.
О, сколько встреч и расставаний
Для нас готовят случай-Бог
И пофигизм кузен скитаний,
И раздолбайство, в смысле, рок!
1
Полная ахинея! бросил я в сердцах тетрадь на спальник.
А ты почитай, или дай я сам почитаю, состроил просительную гримасу Евген.
Да хрен ли тут читать! Если я говорю, что это ахинея, то так и есть! И потом, мой почерк не разберёт никто. Даже я сам.
Подожди, подожди. Если ты не разбираешь свой почерк, то как же ты читаешь свои сочинения? вклинился Женька. Его не корми сгущёнкой, только дай всё разложить на свои полочки, да не просто так где что придётся, а конкретно: каждую вещичку на своё не меняемое место!
А я ничего и не читаю. Напишу и выкидываю к чертям собачьим, чтобы не позориться!
Ну Серж, ну почитай, сделал Евген гримасу настолько просительную, что самый искусный нищий по сравнению с ним выглядел бы рэкетиром.
Ну прочитай, прочитай, поддержал его Женька, всё равно ведь не отстанет. Да и мне, признаться, любопытно узнать, как ты выплетаешь из своих мозговых извилин канву кружев литературного сюжета.
Я только закашлялся от столь умного предложения даже для Женьки это было лихо!
Хорошо, но за последствия этого действа ответственность закидывайте на свои хребты!
Я! Я! подскочил Евген. Я всю ответственность беру на себя!
Ну-ну, не надорвись только, ухмыльнулся я и начал читать так, словно описывал на похоронах нелёгкую жизнь человека, ушедшего в мир иной, но задолбавшего за эту жизнь остающихся до суицида.
Нет, не может стать мачехой нам эта вечно мёрзлая землица. Да и не мерзлота это, а необходимая суровость, которая закаляет наши характеры и тела и делает из нас нормальных мужчин! наконец-то закончил я чтение.
Наступила мучительная пауза, в которую я осознал всю банальность своей писанины. Мне стало так противно, что руки сами собой разорвали листы пополам и собрались было возвести эту процедуру в арифметическую прогрессию. Но Евген не дал мне в этом поупражняться и с резким вскриком выхватил листки из моих рук:
Ты что делаешь, Серж, ведь это так здорово!
Он быстро спрятал листочки за пазуху и прикрыл грудь ладонями:
Раз они тебе не нужны, то я их забираю себе. Когда-нибудь, когда ты станешь знаменитым писателем, они будут так дороги!
В смысле денег или как раритет? уточнил Женька.
А что такое раритет?
Раритет это очень редкая вещь.
Да, Женька, правильно, это будет раритет, стоящий офигенных бабок!
2
Что? К Фёдорычу?! кусок печенья развернулся ребром у меня во рту и намертво заклинил глотку.
К нему, к нему, ехидно закивал Иваныч, не отводя напряжённого взгляда от экрана компьютера, где девицы, одна краше другой, хвастались своими попками, грудками и другими, не менее привлекательными частями своих телес.
А что такое? завертел головой Евген. Кто такой этот Фёдорыч?
Фёдорыч это не кто, а что! вздохнул Женька.
И что же это? продолжал допытываться Евген, в котором любопытство разгоралось, как антрацит в котле с поддувом.
Но Иваныч не дал нам ответить:
Короче. Завтра поедете и привезёте Фёдорыча с бригадой и помоете в своей бане. Всё!
Ага, мрачно усмехнулся Женька, и спинку ему потрём!
Потрёте, потрёте, а куда вы денетесь!
Напоследок Иваныч, как и обычно, убрал заставку с экрана, где у нас красовалась симпатичная девушка, абсолютно не отягчённая одеждами. Он вытащил из недр компьютера какой-то дерьмовый пейзажик, полюбовался на него минуту, и, помахав нам на прощание ручкой, был таков!
Как только я услышал звук взвывшего двигателя великолепной автомашины «Москвич», я тут же вытащил нашу девушку на своё место и нежно погладил экран ладонью. Эта обнажённая красавица настолько нам всем нравилась и так мы к ней привыкли, что почитали её за сестру, за члена нашей бригады. Мы давно не смотрели на её сексуальные прелести, но глаза её, выразительные, понимающие, были для нас близкими и почти родными.
Так что же такое Фёдорыч?! Евген вертелся на своей раскладушке, будто в зад ему вкрутили штопор.
Женька закурил свою любимую элэмку из пачки синего цвета (он заботился о своём здоровье, поэтому курил сигареты только лёгкие, правда, компенсируя сомнительную лёгкость несомненной частотой) и посмотрел на Евгена немного снисходительно:
Я не стану тебе, Евген, рассказывать долго и утомительно об этом незаурядном человеке. Поведаю тебе только одну историю. Даже не историю, а так, штрих. Однажды ночью, в пургу, из балка, стоящего в тундре, где в радиусе двадцати километров не было ни одной даже неприличной человеческой рожи, вышел мужчина. И пошёл он на хрен куда глаза глядели! И он не побоялся ни этой полярной ночи, ни распоясавшейся пурги, ни зверствующего мороза, ни бабки с сельхозинструментом! Он ушёл в ночь, в неизвестность, к едрене фене, потому что его задолбал Фёдорыч!!!
Евген приоткрыл рот, повернул голову набок и восхищённо произнёс:
Эге, какой он! Хотелось бы мне его увидеть!
Да, понимающе покивал я, на того храброго мужика и я бы посмотрел,
Да причём тут тот мужик? передёрнул плечами Евген. Я говорю про Фёдорыча!
3
Настроение было настолько паршивое, что даже самоубийство его вряд ли улучшило бы. Ну ещё бы я ехал за Фёдорычем, а рядом с этим и смерть-старушка покажется прекрасной амазонкой! Если честно, я бы притворился больным, немощным, даже идеально мёртвым, чтобы только не ехать за этим деятелем, но ведь он там был не один. В его бригаде работали отличные ребята, а их я подвести не мог. И, тем не менее, настроение было паскудным!
Стрелка спидометра нашего «братишки» так мы называли пожилого «уазика-буханку» едва цеплялась за цифру «60», и быстрее ехать мне не хотелось. Дорога, сконструированная из бетонных плит, выжатых вечной мерзлотой хаотично, но живописно, повернула и побежала направо, в лощину, где протекал ручей с чудесным, но абсолютно абстрактным для нормального человека названием Сяттейвис, потом, миновав мост, круто взяла в гору и опять резко вильнула, но теперь уже влево.
На самом верху подъёма, накренившись на скошенной обочине, приткнулась «девятка» белого цвета, а рядом с ней, скрестив на груди руки, в задумчивости стояла особа явно прекрасного пола это я не увидел, а почувствовал. Здесь, в краю мужиков, женщины настолько редки, что их поистине чувствуешь за километры всеми своими трепетными органами!
Я объехал «девятку», лихо тормознул на обочине и, напялив на рожу сногсшибательную (как мне казалось) улыбку, почопал к девушке, а определить то, что это была именно девушка лет до двадцати пяти, реакции у меня хватило вполне.
Ну, не иначе наша девочка закапризничала! похлопав по крылу «Жигулей», жизнерадостно начал я.
С какого это рожна она вдруг стала «нашей»? глаза девушки недобро кольнули меня, а на личике просквозила брезгливость. Ехал бы ты отсюда, парниша, подале!
Я даже вытер ладонью свою физиономию, так явно было чувство, что её окатили холодными помоями.
Вообще-то я хотел помочь, но если начал я бормотать какую-то чушь, но потом махнул рукой, повернулся и, ссутулясь, поплёлся к «уазику».
Я залез в кабину, изо всей силы хлопнул дверцей, отчего стекло мгновенно улетело внутрь её, и резко завёл двигатель.
Ну и фиг с тобой, гордячка хренова! А я-то уж совсем хорош, придурок! Чтоб я ещё хоть раз захотел какой-то идиотке помочь!
Я включил левый поворот, бросил взгляд в зеркало и увидел То, что я увидел, заставило меня без раздумий выключить зажигание и выйти из кабины. Да и никто, я уверен, не посмел бы уехать, окунувшись в эти печальные голубые глаза, из бездны которых капали да где там капали! просто водопадом стекали слёзы!
4
И он, паразит, смотрит под капот, «вешает» мне про какие-то клапана и контакты, а руки его, грязные и липкие, я это чувствую даже через одежду! прикасаются к моим плечам, потом опускаются всё ниже, ниже
Да надо было влепить ему по роже пару раз! взорвался я. Да такую скотину и утопить-то не жалко!
Утопить?! ужаснулись голубые глазки, но я явственно в них увидел брызги озоринок. Об этом я как-то не подумала. А по роже да, я ему влепила разочек, правда, тут немного не повезло.
Удар получился не очень смачным? улыбнулся я.
Утопить?! ужаснулись голубые глазки, но я явственно в них увидел брызги озоринок. Об этом я как-то не подумала. А по роже да, я ему влепила разочек, правда, тут немного не повезло.
Удар получился не очень смачным? улыбнулся я.
Да нет, у меня в руках случайно оказалась книжечка, в которой я пыталась отыскать помощь. Вот ею я ему и залепила.
И что за книжечка?
А вон, кивнула девушка, и я увидел на сиденье «Жигулей» книжищу устрашающих размеров.
Я тут же детально представил себе и удар этим фолиантом, и возможные последствия:
И ты говоришь, что тебе не повезло?!
Почему мне? вопросительно заморгали густые чёрные реснички. Не повезло ему. Ведь больно, наверное?
Неисправность оказалась достаточно пустяковой. Я её устранил, распрощался с симпатичной девушкой и помчал дальше.
Теперь меня совсем не угнетало то, что я еду к Фёдорычу, и стрелка спидометра металась между цифрами «80» и «100», что для нашего братишки было практически пределом.
Так часто происходит, что встреча с приятным человеком возвращает желание улыбаться, а, порою, и жить. И пусть ты знаешь, что никогда его больше не увидишь, но вспоминать о нём всегда будешь, как о добром приятеле.
Мне было хорошо, легко, и даже неровные плиты дороги, заставляющие плясать брейк внутренности, были лишь чувственным дополнением к прекрасному настроению.
Нищая тучка скупо брызнула на ветровое стекло жиденькие капли влаги. Я включил тумблер, и единственный «дворник» смахнул с половины стекла дождинки. Но смахнул он их неровно, потому что давно уже отработал все мыслимые сроки, а новые резинки Иваныч пока только обещал. И внезапно в этих полустёртых каплях и водяных бороздках я увидел лицо голубоглазой девушки. Оно было таким чётким и близким, словно она стояла перед машиной. Я вгляделся в него, и нога моя резко вдавила педаль тормоза. Машину затрясло, задёргало, и резина колёс жалобно запричитала, стираясь о бетон. Но я не обратил на это внимания. Я разворачивался. Я это делал, даже не взглянув в зеркало заднего вида, и если бы кто в этот момент объезжал меня, то продолжать повествование мне пришлось бы в больнице или в морге, а это не совсем удобно.