Но нет, по счастью сзади никто не ехал. Зато ехали впереди! Я не завидую тому водителю нефтевоза, я ему искренне сочувствую! И ещё спасибо, что у его «Урала» такие мёртвые тормоза!
Я гнал назад, гнал к тому месту, где я встретил величайшее чудо, сказку, где я встретил СОВЕРШЕНСТВО! Стрелка спидометра встала по стойке смирно или, быть может, замерла от ужаса на цифре «110», но нога всё давила и давила педаль акселератора!
Конечно же не было там ни девушки, ни «девятки». Не было там никого и ничего. Был только я самый большой идиот и придурок во Вселенной!!!
5
Меня радостно приветствовали Сапоги. Нет-нет, у меня ещё крыша не совсем отчалила от горя, чтобы я одушевлял обувь. Речь идёт всего лишь о братьях Сапоговых, работающих, вернее, отбывающих каторжные работы у Фёдорыча.
Всего братьев было трое: двое правильных, а один не очень. В общем, если сравнивать с обувью, то дело обстояло так: Мишка это сапог правый, то есть абсолютно правильный, спокойный, рассудительный и завязавший с чрезмерностями; Колян сапог левый, то бишь периодически развязывавший и рассуждающий не спокойно; ну и Сашка сапог непонятного направления и размера, не отличающийся ни упорством и мастерством в работе, ни прилежностью в поглощении огненной воды. Короче, это были три сапога полторы пары.
В бригаде Фёдорыча были только правильные Сапоги. Сашка же работал у Палыча, из чего я сделал правильный вывод, что и его бригада тоже здесь. Ещё в бригаде Палыча присутствовал Пилял это был представитель горного народа на крайнем севере. Вообще-то он был карачаевец и жил не совсем высоко в горах (у подножия), но зато нарзан протекал почти что у его постели, так же, как у наших постелей иногда протекают ручейки канализации.
И Пилял не замедлил с появлением:
О, Серожа! подошёл он ко мне и принялся по горскому обычаю обниматься.
Тут же нарисовался и Палыч:
Ты чего-то поздно, Серёга, сломался, что ли?
Да, сломался, с тоской в голосе произнёс я, сломался и, наверное, уже никогда не починюсь!
Так что, баня отменяется?
Нет, баня не отменяется, отменяется счастье!
Пробормотав эти слова, я тут же прочитал возможные мысли ребят, с недоумением уставившихся на меня. Мысли были интересны и оригинальны, но, в большинстве своём, сводились к медицине. Мне стало неловко за свою слабость и, тряхнув головой, я сказал бодрым голосом, пытаясь прогнать хандру:
Ничего не отменяется! Всё отлично, пацаны! Где там наш доблестный Фёдорыч? Поехали!
А его нет. Он пошёл в душ, плеснул мне в лицо бальзамом Палыч.
Куда?
В душ. Тут, на дэнеэске, у него знакомые. Он сказал, что с нами не поедет, а сходит к ним в душ.
Боже мой, но мне стало так стыдно, что одно это маленькое известие почти прогнало моё непоправимое горе!
Мы выехали на шоссе и через минуту были у перекрёстка, от которого шла дорога на дожимную насосную станцию, куда пошёл мыться наш дорогой Фёдорыч. И мы все бросили сочувственные взгляды, обращённые знакомым Фёдорыча, которым выпала честь принимать его. Но взглядам этим не суждено было долететь до адресатов, они вернулись к нам быстрее самых быстрых бумерангов самых искусных аборигенов: на перекрёстке маячила невысокая фигура, увенчанная весёлой физиономией, обрамлённой всклокоченной рыжей бородкой. Я обречённо нажал тормозную педаль.
Здорово, Серёга! Рад тебя видеть! выдохнул Фёдорыч. Какое счастье, что я не опоздал!
6
Ну и ничего особенного в этом вашем Фёдорыче я не заметил, разочарованно выдавил Евген, когда я, отвезя добела отмытых изыскателей в их балки, вернулся назад.
Интересно, пожал Женька плечами, засовывая в рот очередную дымящуюся «соску», а что ты хотел заметить?
Не знаю, но вы тут наговорили столько ужасного!
Неправда, стряхнул Женька пепел с сигареты мимо баночки-пепельницы. Никаких ужасов мы тебе не вещали.
Да-да, об ужасах не было и намёка, поддержал я бригадира, а вот юморного в жизни Фёдорыча происходило немало!
Да? оживился Евген. Так расскажите!
Женька потушил окурок и достал новую «соску»:
Что ж, послушай.
Выноска первая,
доказывающая, что Фёдорыч человек-легенда!
Ну нету никакого зла и ужасов в нашем Фёдорыче! Совсем наоборот. С ним интересно общаться: он много знает, умеет достаточно занимательно рассказывать. Он может прекрасно организовать быт особенно для себя. Он может заставить работать, опять же для себя, даже тех, кто к этой работе не имеет ни малейшего отношения, и они будут работать так, как будто этот труд дело всей их жизни!
Однажды бригада Фёдорыча производила съёмку линии электропередач. Дело было зимой, но температура ноль, поэтому снег жизнерадостно прилипает к лыжам, и они весят не меньше танковых гусениц! И вдруг Фёдорыч находит пункт геодезического обоснования и решает к нему привязать ход, хотя это и необязательно. Но если он решил амба! Только вот проблема: как докопаться до центра пункта, который находится не только под метровым слоем снега, а ещё и ниже уровня земли? И здесь, на счастье Фёдорыча, но на свою беду, с ближайшей просеки выруливают два трелёвщика, возвращающиеся с дальних делянок после тяжелейшего трудового дня. Фёдорыч мгновенно загорается радостью. Он лихо и уверенно тормозит один из тракторов, залезает на гусеницу, и все слышат его высокий крик, заглушающий рокот мотора:
Значит так, мужик, слушай меня! Сейчас ты нам расчистишь тут площадочку метров десять на десять, больше не нужно, но смотри, когда будешь снимать нижний слой снега, не сверни центр знака, а то плохо будет!
Бедный тракторист, ничего не понимая, но чётко осознав, что Фёдорыч это какой-то крутой начальник, непонятным образом попавший в таёжные дебри, беспрекословно начинает выполнять всё требуемое. Трелёвочник натужно ворчит, разгребая грязные мокрые валы снега, и ловко уворачивается от вездесущего рыжего командира, упорно залезающего под самый отвал, чтобы как можно точнее показать, что и как именно нужно сделать. Второй же тракторист, оказавшийся более сметливым, включает девяносто девятую скорость и, наплевав на наезженную колею, валит прочь, увязая в целине по крышу кабины.
Через полчаса, измучив до предела сговорчивого механизатора, расчистившего площадку в полгектара до самой травы, Фёдорыч всё же отпускает бедолагу, даже не сказав ему «спасибо». Но тот, вероятно, и сам ещё бы приплатил, лишь бы смотать от этого строгого и неугомонного начальника!
А Фёдорыч, довольный, смотрит в свои бумаги, потом на откопанный с таким трудом центр и выдаёт:
Ладно, хрен с ним, не будем привязываться, ещё мало отошли от исходных. Через пару километров другая пара пунктов будет.
А ещё Фёдорыч обладает самым богатым набором практических вещей, необходимых в суровых полевых условиях!
Однажды случилось, что бригада его закончила работу и посреди открытой тундры ожидала вертолёт, который должен был её вывезти на базу. Был конец мая. Снег, набрякший влагой, лыж уже не держал, и ноги постоянно проваливались в вязкую мокрую гущу выше колен. И вот послышался долгожданный рокот «вертушки». Машина приблизилась и, как это положено, принялась совершать несколько кругов над местом посадки, дабы определить направление ветра и уточнить обстановку. Но Фёдорыч проявил себя истинным знатоком вертолётного дела:
Так, орлы, хватайте вещи, и бежим вон туда, там будет посадка. Вон, лётчик нам показывает место! «Орлы» хватают вещи, инструменты и пытаются со всем этим скарбом бежать по снежной каше. Метров через двести, измотанные на ноль, они видят, что вертолёт разворачивается и уходит назад.
Стоп! командует Фёдорыч. Назад!
И марафонский спринт возобновляется в другую сторону.
Когда в четвёртый раз Фёдорыч дал старт, ни один из рабочих не дёрнулся, да и самому бригадиру, как видимо, уже не хотелось не только бегать, но даже стоять.
А вертолётчики в это время ломали головы, что же означают сии движения внизу, происходящие так целенаправленно и упорно?
В общем, вертолёт приземлился так, как и нужно там, где находились люди, правда, люди эти были мокры до нитки, злы до безумия и обессилены до желеобразного состояния, и только один из них упрямо мотал головой, как будто пытаясь кому-то доказать его неправоту.
Да, много слухов и легенд ходит о Фёдорыче и много их соответствует правде. А разве так бывает, чтобы легенды складывались о недостойных людях? НИ-КОГ-ДА!
7
Едва Иваныч прошёл в дверь, я подскочил к нему:
Иваныч, ты должен сделать одно дело!
Тот посмотрел на меня без малейшего удивления:
Должен сделаю.
Нет, конечно, ты не должен, осознав всю бестактность своего заявления, притормозил я.
Не должен не сделаю, пожал плечами Иваныч и уселся к компьютеру.
Через минуту наша сестрёнка отправилась в чрево электросхем процессора, а на экране монитора возник дебильный пейзажик.
Иваныч! взмолился я. Ну послушай меня!
Слушаю, повернул он ко мне своё лицо, но взгляд от экрана не оторвал.
Ты можешь мне найти одну машину?
Да хоть десять, не моргнув ответил Иваныч. Какая тебя устроит: джип, инвалидная коляска или нефтевоз?
Мне нужна белая «девятка»!
И по какой цене?
В каком смысле? съехал я с темы.
Ну, по какой цене она тебя устроит?
Да при чём тут цена? Не нужна мне никакая машина!
Я не понимаю тебя, Серёжа.
Чего тут непонятного? я начал понемножку заводиться. Не нужна мне никакая машина! Мне нужен хозяин её. Вернее, хозяйка. Это же так просто!
Ну так бы сразу и сказал, вздохнул Иваныч и вытащил из кармана куртки блокнот и ручку. Говори номер машины и имя хозяйки.
Эх, Иваныч, ты и шутник! заулыбался я. Если бы я это всё знал, зачем бы стал тебя напрягать?!
Здесь, Иваныч, такая штука, вступил в наш странный диалог Женька, Серёга тут доездился за разными Фёдорычами до того, что в кого-то втюрился, и нету теперь нам с Евгеном покоя ни днём, ни ночью!
Это точно, ехидно поддакнул Евген, особенно ночью стонет и скрипит зубами, как вампир на диете!
Иваныч убрал блокнот и ручку на место и посмотрел на меня, как на ребёнка, находящегося в последней стадии дебилизма:
А ты хоть представляешь, сколько в Усинске белых «девяток»?
Нет, я даже не представляю, сколько в Усинске красных «восьмёрок»! Но, Иваныч, ты же найдёшь её?!
Как?
По глазам! У неё обалденные голубые глаза!
У кого, у «девятки»?
Теперь уже я посмотрел на него, как на ребёнка, находящегося (ну и так далее):
У девушки.
Иваныч несколько раз сжал и разжал пальцы правой руки и повернулся к Женьке: