Солнце катилось по небу. Был особый час пополудни, когда жизнь затихает, и жаркое умировотворение накатывает на всё сущее И вот я о чём подумал:
«Если на секунду стать на точку зрения тех великих поклонников глистианства, что все, кто поднимает руку и голос против глистиан порождение Антиглиста, то думая, в этом случае я целиком и полностью вместе с Антиглистом. Против такого бреда, как глистианское вероучение, я буду выступать вечно, заодно с кем и где угодно! Даже с Дьяволом!
Ибо нет зла более изощрённого, чем глистинство!
Сказанное изощрённым человеком истинно, то есть верно!
Глистианство состоит не из порядка и чести, а из сплошных допущений. Вся реальность, кеоторая взрастает из этого ядовитого тумана чудовищна, как ребёнок, отец которого призрак! Именно поэтому оно так по душе всяким распиздяям и внутренним маргиналам. Церкви огромные воронки, высасывающие, присваивающие или открыто разворовывающие общественный продукт. И ничего более. Этот жульнический карнавал вот уже две тысячи лет организовывается за счёт карманов налогоплательщиков! Финансово-самообеспечивающаяся система! При их испуганном попустительстве и молчаливом соучастии!»
Гривц, с которым мне нет никакой необходимости вас знакомить из-за ничтожности персонажа, к тому времени разпивший вкупе с таким же Арошей поллитруху полу-марочного винца, купленного в супермакете по тридцать рублей за литр, и потому находившийся вне себя от острого прилива чувств, пристал к арабам и что-то дерзко сказал им дрожавшим от гнева голосом и угрожающе крюча указующий перст.
А потом стал заставлять целовать крест, чего уж вполне добродушные арабы ему простить не могли.
А потом стал заставлять целовать крест, чего уж вполне добродушные арабы ему простить не могли.
Алкоголь всегда помогал дебилам говорить по существу.
Но тот же алкоголь превращал существо в дебила!
Таково таннство божественной диалектики.
Всё сошло бы, если б не палец! Оказалось, что жест, обозначающий здесь крайнее расположение к человеку, у арабов обозначал совершенно другое, связанное с мамой. А всё связанное с мамой вызывало у арабов ярость!
Пальцы торчали сквозь порванные носки, как патроны в матросской ленте на груди.
Пока Гривц ругался и выгибался, как червяк в Сейме или Фермопильская гитана, араб только посмеивался, но как только Грийц стал славить арабскую маму, араб не в шутку вспылил и всеми клешнями наперевес кинулся на обидчика.
Представляете, как надо вывести из себя араба, чтобы он на вас кинулся с перекошенной мордой?
Только показал миру средний палец и на тебе! Обсрукция и каннибализм! Не о том мечтали лунными ночами большевики! Не о том!
После того, как огромный, заросший кулаками чёрный монстр вспылил и погнался за ним, Гривц что было сил запетлял между прохожими и как заяц пытался ускользнуть от погони, но араб ухитрился несколько раз подряд цепануть его вдоль загривка огромной мягкой клешнёй и пару раз припечатать каблуком по ягодице.
Потом араб наконец прицелился как следует и ловким ударом выбил шахматы и часы из рук Гривца, и уже не обращая внимание на убегавшего, обратил злобу на часы и шахматы, истоптал и разбросал по всей улице фигуры, шурупы и винты. Видно было, что арабу в конце концов понравилось топтать часы, и теперь он топтал их так, как будто всю жизнь, как будто был рождён топтать шахматы, и только тем в Палестине и занимался. Гривц издали наблюдал за уничтожением своей частной собственности, но не возмущался.
Вернее не возмущался внешне. Видимо внутри него не могло не идти бешеное противоборство. А там творились настоящие марсианские бури! А как же иначе в стране советов?
А самое страшное было то, что во время бегства он не сильно садынул рваным целофановым пакетом с бутылью вина прямо в угол памятника этого козла Пидерницкого, какой с видом обосравшегося пингвина стоял посреди сквера позади за эстрадой, заросшей лопухами. Бутыль с предательским звуком раскололась, извергнув внутрь пакета пахучую малиновую жижу. Убегая, Гривц сделал-таки интуитивное движение в сторону поганого пакета, ни себе событие, чая спасти своё любимое детище, да какое там!
«У меня, играющего тренера такого просто не могло быть! Вот лажа!»
Когда несчастья на чёрных крыльях гонятся за нами, несть им числа и укорота!
Дорогое вино по сто рублей! Целая бутля! отчаянно крикнул он обидчику, кривя на бегу почерневшее лицо.
Любой бы понял беда велика!
Но мавр был в Блефускуе всего несколько дней и местного тарабарского языка не разбирал.
Блефуску! Преступная страна, в которой дозволено худшим из плебеев быть начальниками! Блефуску! Её беды и в результате беды нормальных людей неисчислимы. Всё здесь построено на лжи, и всё будет обрушено во прах.
Почему я не изучал вовремя Бранглийский язык? Ведь всё было понятено и тогда!
Если города Фиглеленда таковы, каковы они есть, то не прав ля был Г.., утверждая, что здесь живут недочеловеки.
Горе Гривса было велико, а гнев силён, но не так, чтобы перевесить страх.
И он продолжил убегать по освещённой слабыми фонарями улице, дико топая старыми колхозными калошиками.
Грийца спасли только престарелые, но по-прежнему быстрые, как у козла опущения ноги. Иначе бы кирдык! И воспоминания на кладбище!
Он на моих глазах рассказал страшную историю товаришам из леса, но те с арабами связываться не хотели. Тогда он сменил тему разговора.
Видите гору? спросил он, Там был великий учёный Иванов, который хотел скрестить человека и обезьяну?
Неужто?
Лет двадцать назад!
Неведомо сие!
Так ли? Наука умеет много гитик! Нало только иметь глаза! Там был великий учёный Иванов, который хотел скрестить человека и обезьяну!
А зечем ему?
Не знаю! Обезьян тогда из Кот Дивуара завозили! Пиратскими тропами! А потом выпустили в лесу!
Может он циник был?
Это кто?
Ладно! Ну что, получилось? Скрестил?
Судя по населению этого края да!
Скрестил, говоришь?
Скрестил! Получилось!
Беда какая! Господи! Поймай его, если встретишь!
Зачем?
Хочу ему в глаза посмотреть!
Я бутылку разбил!
А вот за это по зубам!
И вправду я не презент! Вот как бывает!
Откуда ты всё это знаешь?
Да так, помощь космического эгрегора!
Чего? Грефа?
Эгрегора! Слово такое есть! Балдёж! Бастард! Баста!
Не шути так!
Я не шутю!
Вот и лаппа! Смотри, не переборщи с грегором! Ты как к Штрассеру относишься?
Мысли между тем повисли.
«Излишняя искусственно нагнетаемая толерантность по отношению отдельных групп ануреев к примеру является геноцидом для всех остальных, ибо ставит национальные группы в неравные условия. Им за взятки разрешают то, что основное население не может позволить себе по совести. Особено кощунственно это выглядит, когда такого рода политика проводится под видом так называемой демократии сказало вдруг радио голосом добаного антифальшиста Левистона. Или мне почудилось?»
Глава 18
Вид родины без штанов
Всё проходит в мире! Пока на моей милой родине с такими немыслимыми хлопотами и жертвами создавался неброский шалашный рай, мир успел убежать очень далеко. Появились новые паналуальные технологии, унитазы потеснили сортиры. Ракеты бороздили просторы мироздания, сея надежду на будущий справедливый мир. И отдельные горячие головы уже всматривались в черноту неба на предмет поиметь Марс или даже Юпитер!
Были созданы новые препараты против геморроя и свинского гриппа
Улицы украсились круглыми жестяными вывесками и впервые в истории получили внятные названия! Города обзавелись немудрёными гербами, которые как могли, рисовали сами губернаторы или их пышногрудые розовые жёны. Их дилетанские потуги нравились императорам и генсекам, вызывая поощрительное похлопывание по попке.
Многое изменилось в мире, не изменилось только одно сам человек. Каким он был, таким и остался. Не будем вспоминать, каким он был, потому что смешно, не будем констатировать, каким остался, потому что грустно!
И наш город живое свидетельство великих успехов моей страны в геральдике!
Уж в чём в чём успехов не было, да только не в этом!
Герб моей страны удивителен! Это двадцатиголовый дракон, держащий в лапах какие-то серпы и молотки словно просыпающиеся у него из когтей. При взгляде на него возникает чувство, что мы попали в махровое средневековье, где на всех дорогах пираты, в городах жгут ведьм, пилят воров, и совершают подобные вышеназванным поступки.
Это конечно, трогательно, увидеть какого-нибудь орла, прикидываюшегося трудягой и пытающимся попозировать с молотком или лопатой в руках.
Мелкопоместные города, наглядевшийсь н столичные шедевры, экспериментировали с многоловыми медведями, страусамит, пингвинами, колосьями и петлями.
На гербе города Ущелинска, к примеру, выполненном в ярко-оглистом и нежно-голубом цветах, был изображён трахнутый двухголовый медведь, ставший на две лапы и две отвёртки, жоско запелёнутые в удивительных выпусклых колосьях.
Всё шло к катастрофе, но небыстро!
Хотя пока что мандарины остались почти такими же сладкими, как при ГвиглерГвиглере!
Что поделаешь, мой толерантный, мой внимательный читатель! Теперь не время роз!
Что ж, подождём, пока двуглавое чудище лопнет! Недолго осталось! Недолго! Империалисты! Проклятые торгаши!
Какие же времена нас благополучно обогнули?
Сквозь тернии злачного даже вблизи огня древнего вьющегося евроглеуса иудеи продирались к сгоревшей от молнии Гогасине, как Хорист продирался к истине. Нет, хуже, как Бак пробирался к Марте! От Гогасини осталось что же от неё всё-таки осталось? Что? Тлен и перлы! Ну, в общем оставшееся было бы довольно трудно описать в словах, ибо оставшиеся артефаки уже не являются однозначными предметами. Сломанная по причине пожарников Паркеровская ручка, несколько обгоревших до мяса книжек псалмов и воздыханий, китайский самовар без трубы, дырявые монеты, выкатившиеся из-за плинтуса, средиземный подсвечник-семисвечник, восьмисвечник, девятисвечник, двенадцатисвечник и так далее, Бранглийский дырокол времён Кромвеля, посадский плат с жёлтой звездой да чешский античный протазан с чёрной полированной ручкой. Больше ничего внятного не было. Всё было покрыто огарками и копотью, какая наверно будет в судный день.
Глава 19
Глава 19
Краткий экскурс в Хистори
Прошли времена, когда похожие на танки динозавры попирали вековые стволы, бродя под великошумными папоротниками континента Арики, прошли времена вулканов и гейзеров, прочертившие на теле земли великие разломы и горные кряжи, прошли славные века Римской Империи, всколыхнувшие сознание поколений и подарившие миру величайшие шедевры искусств и стойкие арийские ритуалы и символику, минули времена кромешной тьмы и глистианского безумия по всей земле, и костров ведьм по всей Европе, и времена слепцов, немытых подёнщиков и бесчисленных ловких проходимцев. ГвиглерГвиглер, пытавшийся сохранить Европейскую цивилизацию был низринут и растоптан, а его великие идеи и планы осмеяны и развеяны говорливыми ничтожествами. Вслед за рухнувшим глистианством как карточный домик рухнул марксизм, времеено потерпел ужасное крушение национализм, развалились все великие империи, и идеализм, отовсюду гонимый ушлыми пройдохами, потихоньку испарился и исчез. Мир всё больше атомизировался. Люди с трудом понимали друг друга. Перзиден Бусч изголялся в выдумывании пословиц и путая склонения со спряжениями, дотягивал срок. И только один народец, виновный во всём этом беспределе, и выдумавший все эти отвратительные мульки и штучки, так страшно покорёжившие европейские народы, пребывал теперь в относительном покое и даже превратил Ближний Восток в зону манипулирования и произвола. И странное дело, пройдя через такие весёлые времена, теперь мы присутствуем в мире, когда он совершенно невнятном, сером, довольно-таки даже преступном, точно бездарном и вялом, как сосиска импотента! Человеческая жизнь погрузалась в серую необходимость и человек сравнялся с животным. Даже божественный итнтернет не можете исправить картины! Новые поколения напоминают уже не людей, а некие механизмы, в которых нет почти ничего человеческого, законы создаются не лучшими людьми сообществ, а странными криминальными бандами, органы правосудия и защиты общественных интересов превратились в органы кривоволия и похерастрии. На виду у всех можно проявлять противоестественные склонности, заявлять о своей голубизне, желтизне или ещё о чём-то, совершенно не считаясь с тем, что подумают окружающие люди.