Но была ли Антоция ведьмой? вдруг снова заговорил он, слепо вглядываясь в темноту зала. Железная перчатка сжала рукоять ледяного меча.
Была. Потому что возжаждала не равного себе. У ног ее мужа, повешенного кузнеца, нашли умершего младенца. Простолюдин выкармливал брошенного новорожденного молоком козы, пока, желудок ребенка не лопнул от несварения.
В круг вышел третий господин. Тонкие губы искривила жесткая усмешка. Он извлек из поклажи голову в обрамлении ослепительных медных прядей.
Неужели? по залу пронесся шум.
По неотразимой белизне лица, округлым щекам и гордому профилю легко узнать хозяйку головы.
Леди Годривия? Ты убил королеву?
Она ползала в ногах, моля о любви.
Врешь. Она верна королю!
Шлюха!
Доказательств!
Убийца торжественно подошел к третьему постаменту, укладывая на него рыжеволосую голову.
Остальное найдете в моих покоях.
Но мы не посягали на честь короля!
Король вне игры.
Король здесь.
Еще одна маска выступила из угла.
Гордая осанка отразила хоровод высоких теней, и Трехглазый Смарагд короны астероидом перечеркнул сумрак зала.
Без сомнения, четвертым испытуемым был сам король. Гордость, честь, неподкупная слава. Он сказал:
Нет смысла таиться. Выпал жребий вот моя дань.
Толпа вздохнула, застонала, рыцари пошатнулись, разглядев трофей в руках ко-роля.
Маргариона! Перл земли!
Не может быть! Вы убили ангела. Вы казнили свою дочь.
Да, сказал король. Я казнил единственную дочь.
Руки рыцарей потянулись к мечам.
Друзья, вы хотите драться? С королем?
Свечи затрепетали от раскатов дружного хора:
Виват королю!
Виват! Мы очистим страну от похоти!
Мы перережем шабаш!
Долой черную мессу!
Мы уничтожим порок!
Мы оставим лишь несколько крепких самок, имеющих жирные широкие бедра и прочные тазовые кости.
Виват королю!
Виват! Виват! Виват!
Аминь!
Так заканчивались встречи дриад с людьми. Сестры пытались выполнить миссию, а их принимали за исчадий ада.
Но история доказала, что не люди боятся нимф, а тираны.
После Великого очищения на земле в укромных уголках уцелели бастарды лучезарных. С виду их невозможно было отличить от людей, но все же разница поражала.
Они были прекрасны, умны и благородны. Их законсерирвированные гены могли в любой момент возродить былую расу солнцеедов.
Но темные силы не дремали. Последние божественные расы уничтожиди кровавые нашествия Тьмы.
15. Знак тьмы
Последняя зачистка
Растоптана маленькая синеглазая страна.
Разорван последний златокудрый младенец, зарублен последний старик. По мостовой протянулась кровавая полоса здесь проволокли женщину, и острые камни разорвали грудь.
Копоть сгоревших построек завесила горизонт, а на багряных лужах орда устроила оргию, тысячи грязных рук вознеслось к мутному небу, тысячи глоток вопили «Алла!», пока беспощадные палачи сдирали с измученных женщин кожу и прибивали ее на заборы и двери домов.
Кровавые полуживые тела свалили в кучу, и подростки с хохотом выпускали над ней пенные струи, соревнуясь в производимом эффекте.
Рой мух озвучил стоны, в которых утонула крепость, как в океане боли.
На свежеструганных кольях корчились в предсмертных муках бесстрашные воины, а палачи остроносыми туфлями вбивали в пыль вырванные языки, которые извивались, повторяя затверженную клятву перед последней атакой.
И ты, и я, и мы не оставим город врагу!
Разве кто-то мог ослушаться Мастера?
Они все, как один, подняли мечи и сдалали шаг навстречу смерти.
Ворота пали. И началась резня.
Ружейник обвел толпу тяжелым взглядом.
Из-под насупленных лохматых бровей полыхнуло горячее пламя. Его голос был закален тяжелым дыханием горна и звучал, как удары набата:
Нас мало, и нас презирают за трусость! Говорят, что древняя кровь слаба. Что время изъело ее изнутри. Что наша кровь не вскипает при виде врага и не способна пролиться во имя победы. Еще говорят, что сила нашей расы ушла, иссякла в веках и пора нам уйти, освободив древний город для молодых и здоровых племен. Говорят, что дети наши трусливы и безропотно отдают игрушки пришельцам. А юные девы глаз не могут оторвать от загорелых лиц чужаков.
Нас мало, и нас презирают за трусость! Говорят, что древняя кровь слаба. Что время изъело ее изнутри. Что наша кровь не вскипает при виде врага и не способна пролиться во имя победы. Еще говорят, что сила нашей расы ушла, иссякла в веках и пора нам уйти, освободив древний город для молодых и здоровых племен. Говорят, что дети наши трусливы и безропотно отдают игрушки пришельцам. А юные девы глаз не могут оторвать от загорелых лиц чужаков.
Толпа недовольно загудела, послышались крики:
Неправильно говорят!
Все не так!
Вот и я тоже так думаю. Дети малые наши горды, поэтому не слышим жалоб. А юные девы сидят по домам и даже на игры ночные перестали ходить, но не из-за страха. Им претит окунаться, как в грязь, в вожделенные взгляды пришельцев.
Так! Так! вздохнула толпа.
Говори, Мастер!
Кровь наша остужена тысячелетиями, но если вскипит волной сметет с пути орду! Встретим достойно врага! Не отдадим окровавленной пяди до последнего дыхания на губах! Не оставим город, не предадим жен!
По толпе измученных долгой осадой горожан пронесся вздох, какая-то женщина всхлипнула:
А если мы А если нас Что будет с нашими детьми?
Но голос Мастера не дрогнул:
Мы победим, или все погибнем!
Говори, Мастер, говори!
Вы помните, как враг на коленях вполз в наш город? Мужчины были жалки и невзрачны, просили одно: унизить их грязной работой и молили объедков, коими даже псы гнушались.
Да, мы помним! откликнулась толпа.
Мы сжалились. Дали им еду и кров. Они начали умолять о другом снисхождении дозволить молиться не нашему, а своему жестокому богу, их же изгнавшему из родных земель.
Да, мы смеялись!
Мы дозволили им восхвалять нищету. Никто не напомнил подлым, что у нас не положено почитать чуждых богов, и если мы пустим в город идола, свой бог отвернется от нас.
Наши боги отвернулись от нас! завопили женщины!
Нет нам прощения!
Чужаки умело прикинулись кроткими овечками и во время молений ложились под наши ноги в грязь, напоминая о смирении в сердцах.
Они были рабами! Всего лишь рабами!
Да, продолжил Мастре Оружейник. Каждый видел в них неудачников и забитых рабов. До сей поры никто не знал о псах, с радостью надевающих на себя ошейники.
Они обманули нас!
Они были так жалки и несчастны, что мы, презирая, обходили их сборища стороной, кое-кто насмехался над ними, а кто-то жалел и просил: «Пусть останутся. Они глупы и наивны, как дети, верят в небесный сад.
Толпа зашумела, раздался смех:
Да, чудаки мечтали, что в раю каждый из них получит семьдесят семь невинных дев.
Вы смеялись над ними. И многое прощали. О, как мы гордились своим терпением! Мы терпели и прощали, прощали и терпели Даже после того, как несчастному сироте Бодрику они отрубили руки, кое-кто поддержал изуверов и припомнил украденного сиротой цыпленка. А когда надругались над вдовой Стального Бицепса, кто-то из женщин выкрикнул из толпы: «Сучка не захочет кобель не вскочит!» И все, хохоча, разошлись.
Так и было, Мастер!
Он прав! Вероомный враг покорил души наших людей.
А храм? Вспомните, мы сами отдали им святилище, позволив справлять изуверские обряды. Отец Вессалий объяснял: «Несчастные души, одураченные муллами, со временем сделают правильный выбор. Сравнят святыни и забудут идола». Он так говорил?
Так! отозвалась толпа.
Он предал нас. Мы обнаружили в его подвалах сундуки, доверху набитые динарами. Он продал не только наш храм пришлецам. Он продал в рабство наших детей. Чужаки осмелели. Они поняли, что цена наших жизней определяется весом золота. И вот мы дождались: чужаки похитили, изнасиловали и убили десятилетнюю Мауриту. Отцы и юноши города схватились за копья, но судья Дейрин сказал: «Нет доказательств. Мы не допустим линча. Не уподобимся убийцам». Мы их снова простили. Зато стали с подозрением коситься друг на друга. Разве никто не заметил, что у судьи прибавилось алмазных колец на пальцах? Но когда чужаки вырезали семью Золтана, его троих малышей, красавицу жену и его самого все поднялись, как один.
Да, мы сделали это!
Мы выгнали их, мы опустошили логово!
Мы нашли в их сарае вещи Золтана, его кинжал и ожерелье!
Мы изгнали их! Мы казнили судью!
Долой предателей!
А теперь нам объявили войну. Враг ломит тараном городские стены. Нас мало, и нас не страшатся, презирая за трусость. Но мы не сдадимся до последней окровавленной пяди, до последнего дыхания на губах!
На баррикады! За женщин и детей! За отчаянные наши рубежи! меч Мастера рассек над головой замороженный воздух, который содрогнулся от восторженного эха:
Смерть наша свобода!
А горизонт уже огласился визгом дикарей, вдали скрипели повозки и шелестели тысячи осторожных ног.
2-
Смерть медленно нисходила последней наградой рыцарям окровавленных баррикад.
Тело добродушного Гурия безвольно повисло на шесте. Длинные седые волосы упали на лицо.
Когда решалась судьба пришельцев, его слово оказалось решающим:
Чужаки, как рабы, не гнушаются грязной работой, они удивительно неприхотливы, им хватает несвежей еды. Нам нужны работники в наших садах. А если что не так, мы всегда успеем изгнать рабов из наших земель.
Заточенный конец деревянного кола, процарапав прямую кишку, вонзился острым концом в печень. Но разом покончить с мучением было невозможно. Точно выверенная длина кола, не спеша, отмеряла Гурию медленную многодневную мучительную пытку.
С высоты ему хорошо была видна казнь женщин. По рыжим пышным волосам он узнал тело Жоанны.
Он вспомнил: когда решалась судьба чужаков, красавица горячо за них заступалась:
Посмотрите на этих несчастных! Худые, хилые, шатаются от голода и жажды. Разве они опасны? Пусть поживут среди нас, и увидят, что там, где женщин почитают, как богинь, царит мир, благополучие и красота. Их чудачества проистекают из-за отсутствия любви в сердцах. Для них женщина товар, поэтому им не хватает любовной ласки и заботы.
С ее мнением горожане считались. Она была матерью пятерых красавцев воинов. Ей не перечили даже сварливые старухи, а мужчины чтили за красоту и стать.
Ободранное лицо Жоанны плотно облепили жирные мухи, и молодые крысята жадно вгрызались в кровавые лоскуты над ребрами.