Они с Татьяной Черновой матерью Кольки, закадычными подругами были. У баб свои секреты, может, какой-нибудь секрет тебе и сгодится, продолжила Григорьевна.
Ну, так проще с самой Черновой поговорить!
Это вряд ли Рановато тебе за ней, да и в тех местах не тебе допросы устраивать, эзоповским языком изъяснился дед Федор.
Умерла, что ли?
В том же мае и умерла, царство ей небесное, подтвердила Григорьевна. Тут на Николая все свалилось, беда одна не ходит.
Бабские секреты Бабские секреты с поисками пропавшего соседа мне вряд ли помогут. Если даже захочет она их раскрывать. Хотя Если больше помочь некому В каком доме она живет?
В сорок четвертом. Или в Центре детского творчества ищи, она там работает и чаще, чем дома, обретается.
Ну, спасибо вам, добрые люди! сердечно поблагодарил участковый.
Ну, спасибо вам, добрые люди! сердечно поблагодарил участковый.
Да особо-то и не за что, кивнул Федор. Дед-то как?
Бегает
Привет передавай. Что-то давно не встречал.
В село уехал, дочерей проведать. Спасибо, передам.
А насчет шинельки покумекай, подмигнул дед.
Какой шинельки?! вскинулась Зинушка. Что опять затеял, старый черт?!
Молчать! призвал к порядку супруг. Бабам слова не давали! И, глядя вслед удалявшемуся участковому, поинтересовался:
А с чего это ты его на Катьку навела?
А пусть! легко ответствовала супруга, махнув рукой. И вне всякой связи добавила:
Она мне уже второй год голубой крокус только обещает
Федор Игнатьевич изумленно покачал головой:
Только обещает, говоришь? Ну-ну!
Николай Чернов высокий крепкий мужик лет пятидесяти с хорошим хвостиком, бывший шатен, а теперь наполовину поседевший, оказался дома. Участковый заметил, конечно, что открывший на его звонок калитку хозяин непроизвольно скорчил гримасу, но особого значения этому не придал: российский человек появлению представителя закона рад в крайне редких случаях. Судя по скорбному выражению лица Николая, быстро сменившему недовольную гримасу, в голове его начался тяжкий мыслительный процесс: кого на этот раз он обидел и насколько сильно, как давно это случилось, сознаваться сразу или погодить пока.
Чтобы не нагнетать напряжения, Салимгареев, представившись, сразу сообщил о цели своего визита. Хозяин слегка отмяк, пригласил в дом. Некая доля напряжения все же в воздухе витала довольно долго. Серые глаза Николая, кажущиеся маленькими из-за нависших мясистых век, все косились в сторону, но изредка вскидывались на незваного гостя, и Азамат слегка ежился: как бы дыру сквозную в нем не пробуравили!
Вид у хозяина был запущенный: треники с пузырями на коленях, грязноватая футболка, явственно сквозило амбре немытости, даже седина выглядела неряшливо: не благородные седины, а какая-то клокастая пегость. И в доме вроде бы убрано, полы вымыты, половики чистые, а запах пыли ощущается, воздух спертый. У Азамата жена чистюля, помешана на влажной уборке и проветривании, а в этом доме тяжело дышалось.
В общем-то, Николай мало что добавил к тому, что рассказал Федор Игнатьевич. Да, уехал Серега не попрощавшись и не оставив ключи от дома и калитки, как было у них заведено годами. Хотя об отъезде его знали все: билет был куплен заранее, на 30 апреля, сразу после праздников ему надо было на работу выходить. То, что не попрощался ладно, можно еще понять: как раз в этот день у супругов случился скандал, Николай как бы это сказать кхм кхм
Рукам волю дали?
Да именно так волю дал Жена собрала вещички и ушла к дочери (это она так сказала, а на самом деле хахаль у нее).
«Вот откуда эта запущенность, отметил Азамат. Мужик без женщины сирота».
Серега, скорее всего, слышал громкие супружеские разборки и решил не мозолить глаза. Но вот почему ключи не оставил? Все эти годы Николай приглядывал за домом в отсутствие хозяина.
Вы дружили?
Дружили?!!
Хозяин встал, вышел в соседнюю комнату, вернулся с фотоальбомом в руках. Тяжело опустился на стул, бережно вытер рукой невидимую пыль, раскрыл альбом.
Вот, это мы с Серегой, когда они в первый раз с матерью сюда приехали к бабке.
Два пацаненка, лет по пяти шести, сидели на крыльце. Оба светленькие, примерно одного роста, но один крепыш, здоровячок, загорелый, с лукавой и дерзкой мордахой, а другой стебелек, бледное дитя Севера, засмущавшийся перед объективом.
Со страницы на страницу взрослели и менялись мальчишки: волосы у них стали одного цвета, по интенсивности загара их было уже не отличить, да и роста они были одного. И все же на всех снимках один так и оставался дерзким оторвой, атаманом, а другой не ботаником, нет, но ведомым, у которого амплуа по жизни роль второго плана. Мальчишки на рыбалке, в парке на карусели, за праздничным столом Но все фотографии были сезонными, только лето было запечатлено на них.
А кто фотографировал?
Мать Серого, друзья
Вы в компании верховодили?
Было дело Бабка Сереги баба Лиза говорила, на меня показывая: этот всегда будет зачинщиком, а Сереже всегда придется отдуваться за Колькины каверзы.
Так и было?
Чаще всего. Хотя рохлей Серый не был, мог и за себя, и за меня постоять, если обстоятельства требовали. У нас кликухи были Колька Черный и Серега Белый, и мы были в авторитете.
Участковый отметил, как подрагивают руки хозяина, листавшие страницы альбома, как сел голос.
А на снимках у вас, вроде б, волосы одного цвета.
Да не по волосам. Я Чернов, он Бельцов
Надо же, как совпало
Да разве только это совпало! У нас с ним много чего в жизни совпало! Мы были братьями!
Голос Николая сорвался.
Ну что уж так! Почему были?! Может, найдется ваш брат, в нашей жизни всякое случается.
Глаза Николая опять превратились в буравчики.
Ты сам-то в это веришь, лейтенант?
Раньше надо было тревогу бить, Николай Павлович!
Чернов сглотнул спазм:
Я знаю
Мне нужна фотография взрослого Сергея, из самых последних.
Взрослыми-то мы почти и не снимались, пропал интерес. Да вот, только она коллективная и мелкие мы здесь все.
Ничего, увеличим. Что за застолье?
Жене моей день рождения отмечали.
А рост, вес, особые приметы какие-нибудь были у него?
Рост почти как у меня, на три сантиметра меньше, сто восемьдесят два, значит. Вес примерно такой же, восемьдесят шесть, плюс минус. Особые приметы На левом виске шрам приметный пацаны бутылками кидались, а осколок, разумеется, в Серегу влетел!
Почему «разумеется»? Невезучий был?
Еще какой невезучий
Горькая ухмылка мелькнула на лице Николая.
Про одежду ничего не знаете?
Ничего, качнул головой Николай.
Ну что ж, если все так Я бы хотел дом посмотреть. Пока так, своим глазом, без всей мутоты с постановлениями, следователями и прокурорами. Вы не против?
Да я-то что? Дом не мой, смотрите. Может, толк будет.
Тогда возьмите инструмент замок снять. Там висячий?
Внутренний, врезной.
Я пока Федора Игнатьевича позову. Если потом понадобится все в протокол оформить, запишем вас понятыми. А нового замка у вас, случайно, нет?
Висячий есть.
Давайте висячий.
Екатерина Ивановна Мокрова, или просто Ивановна, по времени должна была быть на работе. Работа ее находилась на Заречной же, в конце улицы. Длинный двухэтажный деревянный барак, обложенный кирпичом, протянувшись перпендикулярно во всю ширину улицы, образовывал тупичок. В доме располагался Центр детского творчества, а Ивановна, уже без малого десяток лет, занимала в нем должность технички.
Руководство Центра, в лице Риммы Ивановны Загидулловой, весьма ценило добросовестного сотрудника, днюющего и разве что не ночующего, на работе. Где в наше время найдешь техничку, которая рвется на работу, а не наоборот, исчезает, едва смочивши линолеум и помахав демонстративно лентяйкой. Поскольку Екатерина Ивановна жила рядом, она и днем частенько заскакивала проверить санитарно-гигиеническое состояние вверенного ей объекта.
Азамат, взглянув на часы (до вечернего приема граждан время еще оставалось), решил для очистки совести сегодня же поговорить и с ней, благо идти далеко не надо было.
Ивановна предпочитала выполнять свои должностные обязанности, то есть осуществлять основную уборку, в вечернее время: их беспокойный контингент, отзанимавшись в кружках (это после школьных-то занятий!), с дикими воплями вырывался на улицу и словно растворялся в воздухе. Руководители кружков тоже не задерживались в кабинетах торопились по делам и домам. Никто не болтался под ногами, не топтался по вымытому полу, не бил друг друга пакетами со сменной обувью и не орал благим матом.
Сегодня, в четверг, вечерние занятия были только в двух кружках: у танцоров они заканчивались в шестнадцать тридцать, а у краеведов в восемнадцать. До того, как уйдут танцоры, еще можно было успеть убрать пару кабинетов.
Но, положа руку на сердце, нужно заметить, что не только профессиональная добросовестность и склонность к тишине влекли женщину на любимую работу в тот час, когда там становилось малолюдно.
Сказать, что Бог наградил ее исключительным, даже для женщины, любопытством, значило ничего не сказать. Он наградил ее в таких пропорциях, что это уже было и не любопытство, а квинтэссенция оного, со временем выкристаллизовавшаяся в чистую жажду познания.
Каким-то образом, при вечной женской круговерти, она почти всегда была в курсе происходящих событий, касалось ли это мировой политики, жизни шоу-бизнеса или региональных проблем. И все же более узкой специализацией Катерины Ивановны был мониторинг жизнедеятельности Заречной, улицы, на которой она родилась, и где протекла ее жизнь.
Каким-то образом, при вечной женской круговерти, она почти всегда была в курсе происходящих событий, касалось ли это мировой политики, жизни шоу-бизнеса или региональных проблем. И все же более узкой специализацией Катерины Ивановны был мониторинг жизнедеятельности Заречной, улицы, на которой она родилась, и где протекла ее жизнь.
Было ли это качество ее характера положительным или отрицательным, никто бы не взялся определить. С одной стороны, блудливый мужик, которому жена предъявляла неоспоримые доказательства измены («да тебя, козла, люди видели»), даже не мучился догадками, какие конкретно люди его видели. Пара другая семей в результате этого всевиденья рассталась.
С другой стороны, не одна легкомысленная бабенка, проводив мужа в рейс или на вахту, мысленно представляла, как ее милый друг крадучись, на рассвете покидает двор, а в щели забора за этим сечет бдительная Катька Мокрова (хотя Катька, как все нормальные люди, обычно ночью спала). Прикинув последствия, означенная бабенка от свидания отказывалась, и отсутствующий супруг от рогов был спасен. Вот только в этих случаях подвиг, так сказать, оставался безымянным.