Цельное чувство. Собрание стихотворений - Михаил Осипович Цетлин (Амари) 3 стр.

Так чтo ему закон и чтo ему народ,
Людская кровь, людское счастье, 
Когда его девиз: туда, наверх, вперед!
Погоня жадная за властью.

И он взлетел почти на министерский стул
На невзорвавшемся снаряде
Быть может, он влиял, как злобный тарантул,
Жестокой силою во взгляде,

Иль ограниченной тупою прямотой,
Самоуверенной и быстрой, 
Но только человек с святою простотой
И головою не министра 

Над всею Россией он на миг единый стал,
Над всей страною старший дворник,
И он уже хотел, и он уже мечтал
На всю страну надеть намордник.

Как вдруг

Гневной страстью сердце полно!
С гневной властью крови волны
То прильют, то отольют:
Не хочу в тюрьму идти я 
Жизнь-борьба моя стихия, 
Мой святой не кончен труд.

Буду рваться я из плена,
Буду я в немые стены,
В дверь тяжелую стучать,
Буду к воле я стремиться
И о мщении молиться,
Буду бешено кричать!

Возмущенья гневный пламень
Не прожжет холодный камень,
А сожжет лишь сердце мне
И не вспыхну я, сгорая,
И сгорю, не зажигая,
На невидимом огне.

Я давно уже не был так счастлив, так светел,
Я так горд уже не был давно!
Я в себе драгоценность открыл и заметил 
Счастье мне пережить суждено.
Может быть, ненадолго, на беглый и краткий,
На восторженно-радостный миг
Вдруг забил в моем сердце неведомо сладкий
Чувства нового новый родник:
Радость бешеной страсти, восторги стремленья,
Радость твердого слова: хочу.
Я как будто бы в чистый эфир опьяненья
На невидимых крыльях лечу!
Я доверился их благодатному взмаху,
Я безумье полета постиг 
Пусть несут меня крылья, несут хоть на плаху!
В небесах был я гостем на миг.

Париж, как безбрежное море, бурлит
И толпы людские, как волны, катит,
И, режа живые те волны,
Фиакры мелькают, как челны.

Как чайки над морем слова над толпой,
И шуток порхает сверкающий рой
Немного цинично-фривольных.
Не видно в ней лиц недовольных.

Как пена, над нею ласкающий смех,
И все так изящно: смеющийся грех,
И эти фривольные шутки,
И даже в толпе проститутки.

Обманна веселая эта волна,
Вливается в зданья и меркнет она:
В них люди страданья скрывают,
В толпе ж они все забывают.

Взгляни: на одной из больших площадей,
Средь стука фиакров и смеха людей,
Близ улицы грязной и бедной
Вздымается памятник медный.

Отлитый из меди народный трибун,
Пятою могучей ступив на чугун,
Стоит, как скала, непреклонно
На цоколе имя Дантона.

Солдат-барабанщик склонился у ног.
Совсем еще мальчик, он весь изнемог,
Он ловит трибуна движенья,
Он ловит лица выраженье.

Молчит изваянье, но мощная страсть
И в жестах, и в позе безбрежная власть 
Зовет он рукою из меди
Солдата к борьбе и победе.

А рядом другой наклонился солдат;
Каким вдохновеньем горит его взгляд
Отточено-острый, как шпага!
В нем юности гордой отвага.

О, вы, изваянья прошедших времен!
Ты, юный солдат, ты, могучий Дантон!
Как страшно вы близки мне оба
Всей жизнью своею до гроба!

Ведь оба погибли безвременно вы
И буйной своей не снесли головы,
И умерли гордо и смело
За то же великое дело.

Не знаю, как умер безвестный солдат.
В Париже ль, в огне и дыму баррикад,
Средь сотен его инсуррекций,
В борьбе героических секций,

В швейцарских горах, средь немецких полей,
В великой борьбе против всех королей,
Где он совершал святотатство,
Борясь против братьев за братство

Дантона ж под нож гильотины послал
Суд грозных врагов; словно лев он стоял
Пред судьями гордо своими.
 Занятия, родина, имя? 

 Обычны вопросы «Зовусь я Дантон, 
То имя мое перейдет в Пантеон!
Сегодня тюрьма мне жилище,
А завтра, быть может, кладбище».

Вы знали пред смертью, что смертью своей
Куете вы новую жизнь для людей,
Куете горячею кровью,
Куете великой любовью.

О, вы, сокрушители тяжких оков.
Как вас обманул ваш таинственный зов:
Вы новую жизнь нам сковали,
Но ту ль, о которой мечтали?!

Жизнь грубых солдат, проституток, купцов,
Чуть видных лачуг и кричащих дворцов,
Ту жизнь, что кипит, торжествуя,
Вокруг этой медной статуи.

Мы так же спокойно и гордо умрем,
И знаю, что нашею смертью куем,
Куем мы свои идеалы
В упругие жизни металлы 

И нам покорится упорный металл

Cнова, как складки покрова, свивается,
Легким дымком в небесах расплывается,
Тяжкий и душный,
Злобный и черный,
Душу мою обнимающий чад.
Если тем чадом душа одевается, 
Словно налетом в ней все покрывается,
Жизнь станет скучной,
Радость позорной,
Сердца ключи не журчат, замолчат.

Снова в душе зазвенели созвучия
Нежно-певучие
 Флейты и скрипки
Не умолкают, 
Снова поет и трепещет душа;
Дети восторга и легкого случая,
Снова слова многоцветные, жгучие,
 Сердца улыбки 
Ярко сверкают,
Льются, и бьются, и рвутся спеша!

Cнова, как складки покрова, свивается,
Легким дымком в небесах расплывается,
Тяжкий и душный,
Злобный и черный,
Душу мою обнимающий чад.
Если тем чадом душа одевается, 
Словно налетом в ней все покрывается,
Жизнь станет скучной,
Радость позорной,
Сердца ключи не журчат, замолчат.

Снова в душе зазвенели созвучия
Нежно-певучие
 Флейты и скрипки
Не умолкают, 
Снова поет и трепещет душа;
Дети восторга и легкого случая,
Снова слова многоцветные, жгучие,
 Сердца улыбки 
Ярко сверкают,
Льются, и бьются, и рвутся спеша!

У деревьев весною кору надрежь,
У клена, у белой березы, 
Сладкий ток потечет, упоительно свеж,
Как внезапные светлые слезы.

Сердце, сердце поэта любовью рань, 
От весенней, томной болезни,
С тяжкой болью,  душа, трепетать перестань! 
Источатся светлые песни.

Звенит, звенит моя душа,
Как ломкий лед весной,
Когда, туманной мглой дыша,
Мы слышим, как бегут спеша
Осколки брони ледяной,
Разбитые весной!

Звенит, звенит, поет, поет,
Как горные ключи,
Когда, размыв снега и лед,
Текут, бегут, поют с высот
И пьют алмазные лучи,
Лучи весны ключи!

Вся напряженная звенит,
Как светлый звон сквозь сон,
Но недалек ее зенит
И солнце не на век пьянит, 
Там, где певучей бездны стон,
Там, в темных водах,  сон.

Плюш диванов, говор иностранный,
Холод стен и мутный день в окно.
Греческой богине осиянной,
Верно, неуютно и темно.

Голову откинув на потертый
Бархат, Гейне, старый и больной,
Здесь сидел и плакал, распростертый
Пред твоею ясной белизной.

О грехах он плакал пред тобою,
И о том, что стар он и без сил,
Что не встал меж ним и меж судьбою
Образ твой, его не защитил.

И другой пришелец издалека,
Из страны, чья участь тяжела,
Здесь светло молился, но от рока
Красота безумца не спасла.

Иль она не Правда и не Разум!
Почему ж так страшно часто тех,
Кто служил ей творческим экстазом,
Сторожат безумие и грех?

Так я думал проходили люди
Англичане, гиды без числа.
Позабывших о великом чуде,
Красота безумцев не спасла!

О, желтенькая птичка канарейка,
Комочек солнца желто-золотой,
Весной, в мещанской комнатке простой,
Ты песнь поешь о том, что почки клейки,

О том, что счастье жизнь и мир хорош,
Чеканишь золото и нижешь зерна
На нитку золотую бус упорно
И с звонким звоном нитку оборвешь.

О, бедная засохшая герань,
Ты украшаешь пыльный подоконник,
Ты, может быть, любви и счастья дань, 
Возлюбленный принес тебя поклонник.

Цвети, расти для радости людей
И говори мещанке в бедной тальме
О призрачном безумьи орхидей,
Магнолиях и африканской пальме.

Прекрасен мир, но жизнь бедна, а песнь,
Песнь лишь мечта, рожденная любовью,
Страданьем и стремленьем, как болезнь
Родит мечту о счастье и здоровье.

И, может быть, искусство, как герань,
И песня, как та желтенькая птичка,
Несут немного счастья, грезе дань,
В жизнь, где унынье, скудость и привычка.

Сладостью пряной полно,
Сердце задержанно бьется, 
Словно темно-густое вино
В грудь мне безудержно льется
Из прозрачных и нежных рук
Струею серебряно-звонкой
Или слышу я скрипок звук,
Ясный-ясный и тонкий-тонкий?
Не сознаю ничего,
Только на сердце пряная сладость.
Неужели узреть божество
Предстоит мне испуг и радость!

Солнце сердце.

Золотые струны натяну на лиру,
Еще не порвалась нить от сердца к солнцу,
Золотые струны от сердца к миру.

Они расплавляются, когда на зените
Солнце в яростном зное вопиет: «Осанна».
Но в хрупкие утра так явственны нити
И звенят серебряно, как largo органа.

Сладостью пряной полно,
Сердце задержанно бьется, 
Словно темно-густое вино
В грудь мне безудержно льется
Из прозрачных и нежных рук
Струею серебряно-звонкой
Или слышу я скрипок звук,
Ясный-ясный и тонкий-тонкий?
Не сознаю ничего,
Только на сердце пряная сладость.
Неужели узреть божество
Предстоит мне испуг и радость!

Солнце сердце.

Золотые струны натяну на лиру,
Еще не порвалась нить от сердца к солнцу,
Золотые струны от сердца к миру.

Они расплавляются, когда на зените
Солнце в яростном зное вопиет: «Осанна».
Но в хрупкие утра так явственны нити
И звенят серебряно, как largo органа.

О, дай мне, Боже, сил и времени,
Быть может, духом я богат,
Быть может, горсть златого семени
В моей душе живет, как клад.

Взойдет и сотворю прекрасное,
Увижу сон свой наяву,
И вот в сей жизни не напрасно я
Пройду, промучусь, проживу.

Пришла ко мне, мой светлый друг,
Пришла с тоской, пришла с любовью,
О сердца боль, о сердца стук,
О холод этих тонких рук
На сердце с темной, с острой кровью.
Нежданная, пришла ты вдруг
Так, как блаженных снов испуг 
Вдруг приникает к изголовью!

В моей душе живет великое,
В ней ожиданья строгий свет.
В отчаяньи надежду кликая,
Я долго знал и боль и бред,
И вот в сияньи, огнеликая,
Приходит Радость Боли нет.

Тебе, душа, со мной сплетенная,
Ко мне склоненная душа,
Я отдаю слова влюбленные
И с робкой дрожью и спеша,
Всей прелестью неполнозвонною,
Всей тихой прелестью дыша.

Ты озеро мое глубокое,
Ты тайнопевная моя,
Чужая, близкая, далекая,
Я наклонюсь, шурша осокою,
Прильну к чуть видному истоку я
Волн неумолчных бытия.

О, это гордое одушевление!
В нем порывания горного ветра,
И жесты быстрые, и глаза горние,
И речь свободная, вся в сменах метра.

Молю, вплети меня в твои кружения,
Я жду мне все равно, навек, на миг ли!
Ты мера мира мне, пока движения,
Пока смятения твои не стихли.