Путешествия со смыслом. Россия - Сборник статей 2 стр.

Сосредоточение страсти властвовать в точке одной пространственно-временной, пусть гениальной, и стихия, присущая целому народу, несопоставимы Несопоставимы они по масштабам своим, как что-то законченное, самоопределившееся в границах бытия и «горящий вечно океан». Несопоставимы они и по деяниям своим: страсть жаждет власти для себя, стихия жаждет всеобщей свободы

В 1813 году Батюшков видит сожженную Москву..

Все должное случилось Москва, древняя носительница духа Бездны, как птица Феникс, восстала из пепла к новой жизни, превратившись в носительницу самого лучшего, что было в российской истории,  превратилась в «отчизны край златой».

1814 год. 31 марта с 10 часов до 3 часов пополудни союзные войска церемониальным маршем входят в Париж, покоренную столицу еще недавно казавшейся непобедимой империи. Простонародье угрюмо молчит, не помышляя ни жечь столицу, ни оставлять ее. Русские офицеры определены на постой в Париже. Они фланируют по Елисейским полям, обедают в модных ресторанах. Перед ними открываются двери самых знаменитых парижских салонов. Настороженность уходит перед ними раскрываются сердца парижан. И они слышат то, что в России даже пригрезиться не может: «В отличие от русских французы не смотрят на своего монарха как на олицетворение Провидения на земле».

И вас интересует, каким показался Петербург вернувшимся из заграничного похода воинам российским? Читаем второе эссе Батюшкова «Прогулка в Академию художеств». Почему не по Петербургу? Отвечаю. Академия художеств детище Просвещения, на уровень которого поднялась Россия, потому чтоб это образовательное учреждение сделало возможным осуществление главной установки просветительской программы воспитания красотой. Батюшков следует в тот художественный центр, которому новая столица России обязана всем лучшим. Архитекторы, ее выпускники, создают прекрасный град на Неве; горожане-россияне под воздействием воплощенных в северной столице установок становятся теми людьми, что составляют гордость России. Что за время, это дивное начало XIX века! Что за время И что за люди, скажу я вам!

«Вчерашний день поутру, сидя у окна моего с Винкельманом в руке, я предался сладостному мечтанию». Обратите внимание, эссе написано человеком, разделяющим эстетические установки Иоганна Иоахима Винкельмана. Труд его, «Историю искусства древних», он читает, как христианин Библию. В какие речения великого мыслителя вдумывается Батюшков, судя по стихам поэта, тоже нетрудно понять

На человеческую жизнь влияют три обстоятельства: то небо «отеческой земли»; то воспитание, в котором предпочтение отдается красоте; то образ правления, главный импульс которого свобода. Результат таких воздействий образ мыслей, позволяющих человеку стать «благородным отпрыском Свободы».

Да-да-да вторит сердце Батюшкова Красота главное средство преображения мира в соответствии с Благом, даруемым знанием Истины. Красота главное средство совершенствования человека, идеал которого Гражданин Вселенной, просвещенный.

Классика, дополняю я,  вечный идеал для классицистов, которые в России становятся, как автор «Прогулки», подлинными романтиками, сердца которых так по-русски о мире болят, страдают, к счастью взыскуют, счастье предрекают

Чтение продолжаем: «И в самом деле, время было прекрасное. Ни малейший ветерок не струил поверхности величественной, первой реки в мире Великолепные здания, позлащенные утренним солнцем, ярко отражались в чистом зеркале Невы, и мы оба единогласно воскликнули: «Какой город! Какая река!»

Надобно расстаться с Петербургом, надобно расстаться на некоторое время, надобно видеть древние столицы: ветхий Париж, закопченный Лондон, чтобы почувствовать цену Петербурга. Смотрите какое единство! Как все части отвечают целому! какая красота зданий, какой вкус и в целом какое разнообразие, происходящее от смешения воды со зданиями».

Получите потрясающий дар от поэта-эссеиста Батюшкова формулу архитектурной гармонии, присущей Петербургу. То «единство в многообразии», возникающее благодаря сочетанию трех сил: вод архитектурных ансамблей неба. То чисто классический идеал красоты

Идеальное не реальное: недостижимо оно в действительности? Только не для Петербурга, в котором, с деяний Петра начиная, лишь «небываемое и бывает». Согласны? «Партеноном»  Парфеноном Батюшков считает не Биржу Тома де Томона, по объемному решению подобную периптеральному храму в афинском Акрополе, а Конногвардейский манеж «прелестное», на его взгляд, «творение господина Гваренги». Почему? Отвечаю, как понимаю

Для романтика Батюшкова высшая ценность архитектуры ее сомасштабность с человеком, духовный мир которого она преображает, а потому его сердце более других восхищают произведения палладианца Кваренги. Труды представителей высокого классицизма Захарова и Томона «прекрасны, величественны». Этого не может не осознать ум. А сердце Сердцу не прикажешь.

«Кто не был двадцать лет в Петербурге, тот его, конечно, не узнает. Тот увидит новый город, новых людей, новые обычаи, новые нравы».

Попался Петербург, как с поличным: «каков город, таковы и горожане». Петербургская история покажет во всех подробностях, что это за «космические узы». Многое будет потом В начале XIX века город гармоничен,  горожане таковы же, точнее, стремятся к духовному совершенству.

Увидели? Петербург не древняя Москва, воплощение стихии, Бездны, готовой вспыхнуть пламенем страстей и сгореть, чтобы снова возродиться

В Петербурге, изначально замысленном как Парадиз на Неве, бог богов Красота, направленная на преображение человеческой души здесь-сейчас, еще при жизни Парадиз на Неве не хочет обещанного там-потом ждать! Он на красоту самого себя уповает, веря, что «небываемое бывает»!

Петербург пришел в мир не потому что, а зачем-то Одна из истин, им в мир привнесенных, такова: в реальности достижима лишь Красота, но пока люди сохраняют способность ощущать Красоту, они будут стремиться к Добру и Правде. Или иначе: пока душу людей питает Красота, не быть городу, не быть России, не быть миру «пусту». Это утверждает «блистательный и трагичный» Санкт-Петербург, за свои три века вобравший в себя мудрость мировой культуры.

Вы любите Москву златоглавую? А вы любите Петербург, тонущий в туманах? Их нельзя разделять уже потому, что они, как две исходные противуположности, едины: одна в дерзаниях ищет Новое, другой в созерцании Новое воплощает

Кто достигнутое разрушает? Оба, но это, поверьте мне, следующий вопрос.

Вы любите Москву златоглавую? А вы любите Петербург, тонущий в туманах? Их нельзя разделять уже потому, что они, как две исходные противуположности, едины: одна в дерзаниях ищет Новое, другой в созерцании Новое воплощает

Кто достигнутое разрушает? Оба, но это, поверьте мне, следующий вопрос.

Там, у Невы, наш первый сад

Мария Шершнева

1704 год. Россия ведет войну со Швецией. Уже отвоеваны морские берега, и под яростными порывами балтийского ветра рождается будущая столица Санкт-Петербург. Еще гремят сражения, еще впереди Полтавская победа, а Петр I, сообщая в письме о наводнении в новом городе, подписывается: «Петер. Из Парадиза». Парадиз райский сад. Не очень-то вяжется с тремя-четырьмя домами в северном болотном краю на берегу неспокойной Невы. Но уже в следующем письме в Москву царь пишет Стрешневу: «Как сие письмо получите, изволь, не пропусти времени, всяких цветов не помалу, а больше тех, кои пахнут, прислать с садовниками в Петербург».

Петр задумал сад

Из Москвы и подмосковных сел, из Новгорода, Воронежа и Киева, с Урала и из Сибири пошли обозы с липами, лиственницами, ильмами, кедрами, дубами, елями, каштанами и множеством душистых цветов. Часть деревьев закупали в Голландии и, вкопав в трюмах кораблей в песок, везли в Россию. Через два с половиной месяца, 16 июня 1704 г., Петр снова пишет Стрешневу: «Цветы, шесть кустов пионы, привезли в целости, чему зело удивляемся, как не разтрясло, а цветы немалые. Зело жалеем, что калуферу, мяты и прочих душистых не прислано» Строятся садовые павильоны и роются каналы для фонтанной системы. Интересно, что думали подданные, получив царский указ «собрать со всех рек по пуду раковин и курьезных камешков»? И вот фонтаны, лабиринты, галереи, беседки, пруды. Сотни мраморных статуй, созданных в мастерских Италии.

Еще со школьной скамьи мы знаем, что Петербург строился ради выхода к Балтийскому морю. Город-крепость, город-порт это понятно. Но при чем здесь райский сад? Монаршая прихоть, желание, чтоб было «не хуже» европейских держав? Сад, создававшийся по образу и подобию голландских садов того времени, вдохновленный Версалем, все же не был похож ни на один из них. Совсем новые истории рассказывали его статуи-аллегории, необычными были и садовые постройки. Множество тайн окутывает создание Летнего сада.

Давайте оставим на время историю и пройдем по покрытым солнечными бликами аллеям. Может быть, они подскажут разгадку. За три века Летний сад стал для петербуржцев одним из самых любимых мест. Воспетый в стихах, он приглашает к неспешной прогулке по своим дорожкам. Сюда приходят прикоснуться к трепетной душе Петербурга.

Солнечные лучи играют с листвой, высвечивают призрачную белизну мраморных статуй. Разливаются золотыми коврами на старинном партере. Здесь у Невы стоит мраморный двуликий Янус римское божество времени. Один лик его обращен в Прошлое, другой в Будущее. Сад изменился, но можно угадать в его нынешнем облике тот сказочный, великолепный мир петровского барокко, созданный царем как букварь, по которому Россия постигала новую жизнь Чему же собирался Петр учить своих подданных? Попробуем вслед за Янусом приоткрыть завесу, отделяющую от нас прошлое

Мечта о море

Одно из самых удивительных сооружений первого Летнего сада это Грот. Рожденный в подражание версальскому, он в то же время напоминал всех своих предшественников: и пещерные храмы Греции и Рима, и особенно гроты эпох Возрождения и барокко. Разбивая многоярусные сады по склонам холмов и на каменных террасах, итальянские архитекторы создавали в них гроты, имитируя пещеры, образующиеся под действием ветра и воды. Отделочным материалом служил травертин, добывавшийся из отложений горячих источников,  он как нельзя лучше передавал идею живой, естественной среды, так как включал в свою структуру окаменелости: моллюсков, различной формы раковины, листья, ветки и корни растений. Декорировали гроты перламутром, кораллами, цветными камнями, пемзовыми сталактитами, свисавшими со стен и потолков. Иногда гроты превращали в настоящие подземные театры благодаря скрытым механизмам скульптуры, стоящие в этих искусственных пещерах, начинали двигаться, и перед изумленными зрителями воскресали сюжеты античных мифов, так любимых философами-неоплатониками. В эпоху барокко на первый план вышло философское и нравственное осмысление аллегорий, символов, эмблем.