Можно считать, что умение водить мотоцикл однажды мне пригодилось. Я оказался в гостях на даче недалеко от станции Внуково. Там жил генерал100, дядя моей первой жены. Времени на застолье мне всегда было жалко, к тому же я куда-то торопился, так что быстро со всеми распрощался. Сын генерала, Володя101, предложил подбросить меня до станции на своём мотоцикле «Ява» (особо шикарная по тем временам марка). Сели, отправились, но ехали очень странно, виляя, пару раз чуть не угодили в кювет. Тут до меня дошло, что Володя изрядно пьян. Тем временем после пустынной дороги элитного посёлка, откуда мы выехали, начиналась куда более оживлённая трасса.
Мне показалось, что так мы вряд ли доедем (и шлемов на нас не было, тогда они не считались обязательными). Я попросил остановиться и поведал, что ужасно хочу поводить мотоцикл, прямо сейчас (мол, учился когда-то, а теперь всей душой тоскую). Мы поменялись местами, и я довёл мотоцикл до станции сам, что тоже удивительно. Ведь мотоциклетный кружок был давно в прошлом, а больше никакой практики у меня не было. Впрочем, обратно Володя благополучно вернулся сам. Всё-таки успел немного протрезветь.
Благодарность за ненужное
С точки зрения дальнейшей учебы в математической школе и на мехмате, можно отметить, что сороковая школа дала неплохие нужные знания «по программе». Но мне почему-то остались особенно дороги те навыки, которые не имели отношения к школьной программе и, можно сказать, не пригодились в жизни. Из ружья я потом лишь изредка стрелял в тире, машину после восьмого класса почти не водил, мотоцикл тоже. На велосипеде ездил мало, монет не серебрил и светильный газ из дерева не добывал.
Но тогда-то мне было интересно научиться тому и сему! Слишком примитивно рассуждать только в категориях «пригодилось не пригодилось». Возрастные интересы это волшебная алхимия: в результате взаимодействия известных веществ возникают принципиально новые (наверное, вплоть до философского камня).
Эмоции особенным образом раскрашивают то, что ты выбрал сам, руководствуясь сегодняшним вкусом. Не обязательно всю жизнь водить машину радостно было водить её тогда, в своё время. Навсегда сохранилось ощущение: здорово, приятно, я это могу.
Что-то, наверное, незаметно послужило полезной прививкой от пристрастия на всю жизнь. Никогда мне не хотелось охотиться: слишком остро я испытал чувство человека убивающего. Не мечтал об автомобиле для самоутверждения этого уже не требовалось.
Так что я благодарен своим «непригодившимся» увлечениям, доброму терпению родителей и всем прочим обстоятельствам, которые мы называем судьбой. Впрочем, терпением родители не ограничивались. Велосипед, ружьё, набор «Юный химик», электроконструктор, лобзик для выпиливания, выжигатель, фотоаппарат Не так-то просто было, по-видимому, обеспечивать материальную поддержку моих разбросанных интересов при невеликом семейном бюджете, но они старались. Дело даже не в деньгах, а в сочувствии тому, что интересно сию минуту.
В лагерях пионером
В пионерские лагеря мы ездили каждое лето. Родители там работали, во-первых, потому что это стало частью их педагогического призвания, а во-вторых, для дополнительного заработка. Отец вёл кружок «Умелые руки», мама обычно руководила одним из младших отрядов. Бывала она и старшей пионервожатой, но старалась избегать руководящих должностей. Ну, а я находился в одном из отрядов. Братья, подрастая, тоже проходили через отрядную жизнь.
Лагеря принадлежали разным ведомствам; почему-то редко мы ездили в один и тот же, хотя бывало и такое.
Начинал я с младших отрядов и хорошо помню, какой желанной отрадой становился домик с мастерской, где удавалось вечером застать родителей: одного, или даже обоих. И знать, что здесь ты будешь желанным и единственным, а не просто одним из членов такого-то отряда.
Правда, на меня в отряде выпадала особая роль: я был вечерним рассказчиком. После отбоя наступало время, когда вся палата затихала, чтобы послушать мои повествования. Они основывались на том, что я читал или знал по родительским пересказам. Старался не повторяться и адаптировать классиков под восприятие аудитории. Авторских прав не соблюдал позволял себе подключать и свою фантазию.
Отец занимался с пионерами выпиливанием и выжиганием, учил их строить модели планеров или самолётов, похожих на планеры, но с пропеллером на резинке. Делал и запускал с ребятами воздушных змеев: обычных плоских и больших коробчатых. Они улетали на верёвке-леере высоко-высоко. К змею посылали снизу «телеграммы»: бумажки, которые под напором воздуха поднимались вверх.
Правда, на меня в отряде выпадала особая роль: я был вечерним рассказчиком. После отбоя наступало время, когда вся палата затихала, чтобы послушать мои повествования. Они основывались на том, что я читал или знал по родительским пересказам. Старался не повторяться и адаптировать классиков под восприятие аудитории. Авторских прав не соблюдал позволял себе подключать и свою фантазию.
Отец занимался с пионерами выпиливанием и выжиганием, учил их строить модели планеров или самолётов, похожих на планеры, но с пропеллером на резинке. Делал и запускал с ребятами воздушных змеев: обычных плоских и больших коробчатых. Они улетали на верёвке-леере высоко-высоко. К змею посылали снизу «телеграммы»: бумажки, которые под напором воздуха поднимались вверх.
Самым эффектным занятием было изготовление и запуск воздушного шара. Его клеили из листов папиросной бумаги, соединяя их в длинные полосы, которые отец обрезал по концам нужным образом. Полосы склеивались друг с другом: вверху куполом, внизу закреплялись на бумажном кольце. На шаре отец ярко писал название лагеря. В день какого-нибудь праздника происходила церемония запуска. Отец разводил небольшой, но устойчивый костёр и вместе с толпой помощников наполнял шар тёплым воздухом. Шар постепенно округлялся и наконец, под крики «Ура!» взмывал вверх. Снаряжалась команда, которая следила за его полётом и подбирала шар после приземления, потому что его можно было, залатав и отремонтировав, запустить ещё раз.
Выжигатели отец мастерил сам: от настольного трансформатора шёл провод, заканчивающийся деревянной «ручкой», обмотанной изоляцией, с раскаляющимся докрасна «пером» петелькой из проволоки. Только многие годы спустя стали появляться в продаже фабричные выжигатели, мне они казались какими-то худосочными по сравнению с кустарными отцовскими. Опилки от лобзика, танцующие кучкой около пилки, едкий дымок от фанеры во время выжигания, это въелось в память навсегда.
С мамой, пока дело не доходило до карнавала, я общался в первые лагерные годы меньше, чем с отцом. Она сосредотачивалась на своём отряде, а в её отряде я никогда не числился. Так что вёл обычную пионерлагерную жизнь, разве что с особой активностью участвовал в работе «Умелых рук». Правда, не дойдя до старшего, первого отряда, я перешёл в категорию воспитателей стал помощником при мамином отряде.
Ни один из наших лагерей не был очень уж похож на тот, что в кинофильме «Добро пожаловать»102, по которому, видимо, потомки будут судить о пионерлагерях. Хотя многие основные элементы присутствовали обязательно. Например, линейка утреннее и вечернее построение на площадке, которая так и называлась «линейкой», с флагштоком и трибуной. К подъёму и спуску флага вызывали кого-то из председателей отрядов или из отличившихся пионеров. Это воспринималось как великая честь. Я ни разу, по-моему, её не удостаивался и даже не мечтал об этом разве что изредка, в порыве чисто абстрактного воображения. Привычными были длинные отрядные рукомойники, «тихий час» (время дневного сна, его ещё называли «мёртвым часом») и дежурство старших отрядов по столовой, которое давало им привилегию не спать днём. На отряды разбивали по возрасту. Мама любила работать в младших отрядах, предпочитая чисто мальчишеский состав бывало и такое разделение.
Вспомнилось, кстати, как в одном лагере у меня была в приятелях девочка по фамилии Королёва. Она была председателем отряда. Мне были совершенно безразличны и её «должностное положение», и принадлежность к немного странной расе девочек, но в связи с нашим приятельством меня посещали глубокие мысли. Могут ли вообще, в принципе, дружить мальчик с девочкой, или это лишь сиюминутная иллюзия?.. Размышления помню, вывод забылся. Забылись также облик и имя девочки по фамилии Королёва.
Пребывание в лагере делилось на три смены, в конце каждой устраивали карнавал (иногда он приходился лишь на конец лета, завершая третью смену). Родители были специалистами по проведению карнавалов; мама даже написала статью в журнале «Затейник» о том, как их проводить. Подготовка представляла самую существенную часть карнавала и занимала всю смену. Заранее заготовлялись мечи в ножнах для тридцати трёх богатырей, а также шлемы с плюмажами из полосок папиросной бумаги, завитых с помощью карандаша. Пираты вытачивали из дерева кинжалы и кривые ятаганы. Сооружалась голова лошади (её держал передний из двух ребят, скрытых под одеялом, тогда как задний держал веник-хвост, отмахиваясь от любопытных). На одном из карнавалов я был укротителем такого четвероногого, сам с трудом удерживаясь от смеха.
На карнавале действовали многочисленные аттракционы: бег в мешках, вылавливание зубами лимона в ведре с водой, кормёжка друг друга с завязанными глазами манной кашей, и всякое такое. За удачное участие в них зарабатывали талоны, на которые в специальном киоске можно было приобрести разнообразные товары: карандаши, точилки, блокнотики, тетради, воздушные шарики и т. д. В общем, карнавал становился лебединой песней лагерной жизни.
По касательной
Не просто в детских лагерях бывал я летом, а в пионерских (да и не было, наверное, просто детских лагерей). То есть подразумевался непременный идеологический фон, систематическая обработка растущих умов. Но я не помню никаких шестерёнок коммунистической идеологии, которые меня (да и большинство других детей, кажется) цепляли бы сколь-нибудь чувствительно. Да, стояли тут и там гипсовые статуи пионеров и вождей. Висела повсюду «наглядная агитация», воспевающая советский строй. Но всё это было привычно до незаметности по обычной городской жизни, по стараниям радио и телевидения.
Реально ощущалась муштра: хождение строем в столовую и на прогулку, линейки с рапортами, «мёртвый час», настойчивое соблюдение распорядка дня. Но ничего специально идеологического в этом не было. Впрочем, и дисциплина была нам хорошо знакома по школе.