Действительно, как показывает опыт, расистская доктрина обладает необычайной способностью к мимикрии и видоизменяется в ходе обстоятельств[37]. Кроме того, то, что называется «расовыми отношениями», выглядит в разных странах по-разному и по-разному воспринимается местным населением. Например, как обнаружила американка Рут Франкенберг, если для некоторых из проинтервьюированных ею женщин сама постановка вопроса о расовых различиях означала «расизм», то другие понимали под «расизмом» игнорирование таких различий[38]. Поэтому определение расизма в последние годы вызывает у специалистов затруднения, и некоторые из них с сожалением пишут об инфляции самого понятия «расизм»[39].
Разрушение современными генетиками биологических основ понятия «раса» вызвало у специалистов необычайный интерес к ее бытовым (популистским) определениям. Появились новые подходы к расе, в частности открывающие возможность определять ее в терминах культуры, полностью отрешившись от ее биологического основания. В этом случае «раса представляет исторически сложившиеся формы культурной связи и солидарности»[40]. Сторонники такого подхода допускают, хотя и с оговорками, что в современном мире расы это не более чем форма выражения этничности[41], а расиализация это своеобразный вариант этнизации[42]. Поэтому некоторые американские антропологи даже считают, что обсуждение этнической проблематики и «культурного разнообразия» со студентами университетов ведет к оживлению расового дискурса[43].
Другие этому категорически возражают, указывая на то, что, во-первых, расовые категории поглощают или игнорируют отдельные этничности[44], а во-вторых, сдвиг к этничности затушевывает реальный расизм, заменяя его якобы деполитизированным мультикультурализмом[45]. В частности, встречающиеся рассуждения о «патологических культурах» или «конфликте культур», по словам ряда авторов, уводят нас в сторону от понимания реального расизма[46]. В то же время, как настаивают некоторые специалисты, концепция расы включает как социальные, так и культурные аспекты, и поэтому сводить ее лишь к одному из этих аспектов, игнорируя другой, было бы неверным. В любом случае, в отличие от этничности, западная концепция расы всегда предполагает отношения господства и подчинения, наличие прямой или косвенной дискриминации. Поэтому, по утверждению ряда американских специалистов, на Западе расовый опыт кардинально отличается от этнического[47].
Однако расовые категории достаточно подвижны и связаны с теми значениями, которые им придают современники. Как пишет афробританский социолог Пол Гилрой, «эти значения побуждают к индивидуальным или коллективным действиям, что и придает культуре материальность. Сфера значений и действий является одновременно и полем исторического развития в ходе борьбы»[48]. Или, по мнению британского социолога южноазиатского происхождения Али Раттанси, прибегающего к терминологии Эрнесто Лакло, «раса это категория, функционирующая как плавающий банк смыслов, который нагружается значимыми чертами в зависимости от взаимодействия с другими элементами в различных дискурсах»[49].
С этой точки зрения американская модель, где именно раса, а не этничность, наделяется глубоким политическим и социальным смыслом, радикально отличается от европейской и, особенно, восточноевропейской модели, допускающей наделение этничности биологической сущностью или же делающей именно этничность важнейшей социально-политической категорией. Все это вполне вписывается в расовое мышление, ибо, как отмечает тот же автор, «различия между расой, этничностью и нацией всегда затушеваны»[50]. Другой британский ученый с еще большей уверенностью утверждает, что «сегодня в Европе представления о расе связаны с концепциями нации». По его словам, в Великобритании, Франции и Германии в общественном дискурсе о нации постоянно содержится подспудное убеждение в том, что истинными гражданами данных стран могут быть только белые[51]. Наконец еще один социолог отмечает, что в Европе «этничность» превратилась в более вежливый термин, пришедший на замену вышедшему из употребления термину «раса»[52]. Подобное явление, начиная с 1970-х гг., наблюдается и в Канаде, причем канадские социологи предупреждают об опасности роста расистских настроений в XXI в. И действительно, в 19801990-х гг. термины «раса», «расовый» снова стали там входить в научный и правовой лексикон, причем не без помощи некоторых псевдонаучных публикаций, связанных в Канаде с именем психолога Филиппа Раштона[53].
Однако и этничность в разных странах наделяется разным смыслом. В 2001 г. во время переписи населения в Великобритании вопрос об этнической принадлежности вызвал у людей однозначные ассоциации с цветом кожи. Соответственно были получены следующие ответы: «белый», «смешанный», «азиат или азиато-британец», «черный или черный британец», «китаец» и т. д. При этом в группу «смешанных» вошли «черно-белые выходцы из Карибского бассейна», «черно-белые африканцы», «бело-азиаты» и пр. В Испании, Нидерландах и Финляндии этничность также связывают с цветом кожи[54].
Однако и этничность в разных странах наделяется разным смыслом. В 2001 г. во время переписи населения в Великобритании вопрос об этнической принадлежности вызвал у людей однозначные ассоциации с цветом кожи. Соответственно были получены следующие ответы: «белый», «смешанный», «азиат или азиато-британец», «черный или черный британец», «китаец» и т. д. При этом в группу «смешанных» вошли «черно-белые выходцы из Карибского бассейна», «черно-белые африканцы», «бело-азиаты» и пр. В Испании, Нидерландах и Финляндии этничность также связывают с цветом кожи[54].
Как мы увидим ниже, и во Франции с ее идеей универсализма этничность понимается в расовом смысле и вызывает подозрительность. Но там ее связывают не столько с соматическими, сколько с культурными особенностями или даже с «духом». В России этничность принято отделять от расы, однако отчетливая биологизация этничности показывает, что и здесь расовые ассоциации присутствуют, хотя нередко в скрытом виде.
Четверть века назад темнокожий британский социолог Крис Маллард заметил, что расизм как биологический детерминизм сдал свои позиции культурному детерминизму. Это новое явление он назвал «этницизмом», т. е. «культурным выражением идеологической формы расизма». Под этим он понимал использование этнических различий для оправдания дискриминационных практик, опирающихся на институционализацию этнокультурных особенностей[55].
Маллард имел в виду введенную в начале 1980-х гг. британскими властями «политику этничности», подорвавшую единство темнокожих иммигрантов из Азии и Вест-Индии, разделив их на отдельные общины[56]. Как тогда же подчеркивал другой британский марксист индийского происхождения Амбалаванер Сиванандан, в риторике британских властей, отрицавших наличие институционального расизма, речь шла о неких присущих азиатам и афро-карибцам «этнических недостатках», якобы имевших социобиологические корни. Он также критиковал образовательную программу, направленную против расизма, за ее склонность к биологическому детерминизму, объясняющему расизм не структурой общественных отношений, а особенностями культуры белого населения[57]. Тем не менее в Великобритании такой взгляд на проблему остался маргинальным, и «расовый конфликт» до сих пор описывается в терминах цвета кожи, т. е. как конфликт между «белыми» и «черными». Но при этом в 19701980-х гг. черный цвет получил расширительное толкование как включающий все небелые цвета. Иными словами, термин «черный» утратил четкую связь с цветовой гаммой и приобрел политическое значение[58].
В более широком контексте то же самое явление рассматривает А. Раттанси. По его мнению, формирование этнической идентичности в целом можно рассматривать как часть общего процесса расиализации. Однако дискриминация и эксплуатация не всегда бывают связаны с откровенной инфериоризацией. Этот процесс также вовсе не обязательно включает апелляцию к биологии и генетике. Но в скрытом виде квазибиологические представления могут здесь присутствовать[59].
Голландский социолог Теун ван Дейк расширил концепцию расизма за счет включения в нее «этницизма». Последний он понимает как «систему доминирования какой-либо этнической группы, основанную на культурных критериях категоризации, дифференциации и исключения таких, как язык, религия, обычаи или мировоззрение». При этом он отмечает, что «в таких системах группового доминирования расовые и этнические критерии нередко неразрывно связаны, как, например, в случае антисемитизма»[60]. Имея в виду то же явление, ряд других голландских социологов и философов видят в этноцентризме разновидность расизма[61], а польский социолог М. Чижевский фактически отождествляет расизм с «враждебностью к иностранцам»[62]. Сегодня сходные аргументы выдвигает и американский историк Джордж Фредриксон[63].
В свою очередь, во Франции этницизм уже давно сближается или даже отождествляется с расизмом. Так, еще более полувека назад французский антрополог Мишель Лейри понимал под расизмом представление о том, будто «человечество разделено на резко разграниченные этнические группы, представители каждой из которых одарены умственными способностями, свойственными только их группе и передаваемыми по наследству»[64]. Сегодня к термину «этнизация» обращается и французский социолог Мишель Вьевьорка, обеспокоенный ростом интереса молодежи к категориям и определениям этнорасового характера, что, на его взгляд, означает разрыв с республиканской традицией и восстановление иерархии на расовом основании[65]. В свою очередь, французский социальный антрополог Андре Буржо пишет, что «чрезмерно настойчивое утверждение права на отличительность парадоксальным образом несет в себе, в период кризиса, потенциал отторжения и исключения: отторжения других культур во имя специфичности каждой культуры, основывающейся на системе гегемонистских ценностей». И далее: «Воинствующие претензии на идентичность могут порождать расистские проявления»[66].
Некоторые другие французские ученые, призывая различать социально-экономические (класс, статус), культурные (обычаи, практики) и биологические (природа, наследие, атавизмы) факторы дифференциации, отмечают, что в основе этницизма лежит свойственный современности феномен слияния в человеческом сознании «культурных» и «биологических» параметров. Это происходит в ходе эссенциализации культурных особенностей, которые представляются неотъемлемой «второй натурой» человека[67]. Имея в виду такую логику, норвежская исследовательница Унни Викан дает следующее определение расизма в связи с фактором культуры: «Культура используется в расистском духе в том случае, если она понимается как модель человека, которую мы применяем только в отношении их, но не нас, и если эта модель предполагает уничижительный образ Другого»[68]. В то же время в своей книге она показывает, что к расиализации может приводить мультикультурализм с его чрезмерной увлеченностью якобы необычайно стойкими культурными особенностями иммигрантских и в целом этнических групп[69]. Иными словами, речь идет о преувеличении культурных различий и преуменьшении сходств, а также о приписывании человеку одной, и только одной культуры, которой он якобы обречен следовать в силу факта своего рождения.