Дыбенко: Я её к Коле Маркину пошлю. Комиссаром на военную Волжскую флотилию. Уж там-то морячки с голодухи досыть ей помогут. Перестанет мохнатка чесаться! Сотрётся, и мех повылазит. Как на той горжетке при езде на велосипеде!
В процессе беседы приближается к пологу кровати. Оттуда высовывается рука, хватает его за гульфик и втягивает за полог. Слышаться стоны, вскрики и прочие звуки.
Сука! Ты чего тянешь? Оторвёшь, дура! Вот это другое дело. Раз-два, раз-два. Поскакали!
Арманд: У тебя лак какой? Красный? Я возьму. Красит ногти. А люблю я вот так, ноготочками, да по голой жопе. Впечатляет. Только нельзя. У Володи баба бдительная. Прямо, в пенсне комиссар государственной безопасности во времена Французской революции. И обнюхает его, и осмотрит. Ревнивая, сучка! А уж крокодил, не приведи господи. Я тут с ней в бане была. Ужас. Страсти-мордасти. С ней ежели вопросы продления рода решать, то никакой водки не хватит. Не поднимется, даже именем революции! Смотрит себе под рубаху. Вот, гляди. У меня четверо детей, а грудь красивая. Живот доской. Нигде ничего не висит. Как говорят кухарки, всё в плепорцию. А у неё, а у неё! Не рожала ни разу, а тощие груди до пупа висят. Пузико кривое выпирает. Сзади ничего. Доска и два соска! Корокодил! Вот Володя до меня и ходит. А я что? Своего мужика имею? Соу! Ит из натинг, как говорят североамериканцы. ****а не лужа останется и для мужа! это уже наши родные осины! Сермяжная правда. А Володька в постели забавник. После его кактуса! Я, вроде как, и от него понесла. Cлава Богу! Род продлили и побезумствовали. А ты как со своим дурачком?
Коллонтай: А чего? Как поэты говорят: Ты нарком, и я нарком, будь хоть круглым дураком, но, пока при власти, поживи во сласти! Он, по мужицкой сущности своей, считает себя главой всего, а я и не отказываю. Он глава, я шея. Куда шея повернётся, туда и глава смотрит. Равноправие при полном и обоюдном непротивлении сторон. Тем более, да ты и сама знаешь, в постели он бугай. А чего бедной девушке ещё надо? Статью мою помнишь про стакан воды? Вот именно! Перепихнулся, как воды выпил, а любовь и мораль это всё буржуазные штучки, призванные отвлекать массы от мировой революции! Нам отвлекаться некогда. Быстренько нужду половую справил, и бегом на баррикады. Вот так! Нарком! Ты там ещё живой? Вылезайте, к балтийской матери. Будем чай пить. У меня марципаны от Филиппова. Лариска! Отпусти мужика на покаяние, к малым детушкам. Высовывается всклокоченная голова Дыбенко.
Дыбенко: К каким детушкам?
Коллонтай: Ты половину Питера перетрахал. Неужто у тебя нету детушек? Технически, должны быть! Заинтересовался! Вылезай, кнур!
Рейхснер, выходит из-за ширмы, обнимая и ведя Дыбенко.
Ты, извини, подруга! Я тут ему немного надорвала причинное место. Пройдёт. А что я могу? Как в экстаз войду, ничего не соображаю. Одно слово Валькирия. Или, ежели по-нашему, женщина -комиссар! Усаживает Дыбенко в кресло. Садится сама. Коллонтай накрывает на стол. Чайник, чашки, сахарница, сухарница с марципанами. Большая бутылка рома. Дыбенко наливает себе ром в чайную чашку и залпом выпивает. Ох! Хорош у тебя чаёк. Жуёт марципан. Вот буржуины. Чего только ни напридумывали. Гадость! Берёт и ест ещё один, ложится на диван, кладёт голову на колени Армандт и засыпает. Темнота.
Железнодорожный вокзал. Жуткое захолустье. Всюду спят матросы. В буфете сидит Дыбенко с группой моряков.
Дыбенко: Это мы где? В Поволжье. Ни хера себе. А как мы сюда попали? Кто в Питере? Ленин где?
Матрос: Погоди спрашивать. На, испей! Подносит Дыбенко глиняный глечик с самогоном. Тот пьёт. Рукой ищет закуску, находит воблу и занюхивает.
Другой матрос: Так что вот. Помнишь как ехали на отпор врагу под Псков и как немцы нас направили в обратном направлении? Дыбенко отрицательно мотает головой. А как ты приказал отступать и ехать за подкреплением помнишь? Реакция та же. На Питер дорога отрезана, машинист и маханул окружными путями, остановились здесь. Когда мост через Волгу переехали.
Нас тут человек триста с хвостиком.
Дыбенко: А почему я не помню ни хера? Это как объяснить?
Первый матрос: Так ты в поезде под Псковом пить начал, и ночью с полки в проход рухнул. Даже столик головой отбил, но не проснулся. Ещё выпил и заснул. Вот только сейчас с нами сюда и пришёл!
Дыбенко: Так мне надо в Питер. Я же ж народный комиссар! Только боюсь не поймут меня правильно. Вроде, как дезентир я получается. С фронта сбежал. И куда? В Поволжье. Тысячи полторы вёрст от места боёв! Что делать? Так! Попервам надо здоровье поправить. Пьёт самогон.
Вот и мысли появились. Никуда я не сбежал. Просто перешёл на нелегальное положение. Подпольщиком стал. Так, братва. Слушай мою команду. Сейчас пьём три дня, в себя приходим. А затем я всех распускаю по домам для подпольной работы. Я и сам буду на Украине листовки расклеивать и красные флаги поднимать! Стонет ненька Украйна под гнётом нимцив. Защищу! Гадом буду! Какой есть город поблизости?
Второй матрос: Так, Свияжск.
Дыбенко: Конфискуй машину, в крайнем случае фаэтон, и проезжай в тот Свияжск. Я тебя командиром полка назначаю. Конвой возьми конный. Подбери морячков с Украйны, кто на конях может. Гранат возьмите побольше, пулемёт на фаэтон или машину, мне тебя учить?
Второй матрос: Ясно, батька! Всё будет изделано. А чего у мисци том нам робить надо?
Дыбенко: Ты по-русски говори, тютя! Чего на суржик перешёл? Что делать, что делать? Чернышевский ты наш. Слыхал о таком поэте-песеннике? Большой был революционер, за что и пострадал. Шпагу ему над головой сломали. Ты секи! Мне Чичерин рассказывал. А как шпагу сломали, сразу в каторгу. Потому без шпаги. Понял? А ты говоришь что делать! Мы им не дадим оружие наше над головами нашими ломать. Сами кому надо вломим, а кому надо и засадим по самое не балуйся. Что бы гланды не болели. Это уже мне Семашка рассказывал. Но, я не про это. Банк найди какой! Места глухие, буржуи не пуганные, а братве на дорогу золотой запас нужен. Понял, противень? Это тебе не с кумом чепелою мериться. У кого больше, тот и пан. Как в соседней стране ляхи мувят! Полк возьми, и без денег не возвращайся. Не пойму и шлёпну. Насмерть, учти!
Первый матрос: Тут до вас якись шпак долгоносится. Пристрелить, что б не мучился?
Дыбенко: Вот тебе так сразу и стрелять. Может нужное что принёс. А пристрелишь, как с ним разговаривать? Волокёшь в разговорах с упокойниками? Я так нет! Давай.
Входит человек в цилиндре, фраке, брюках со штрипками и босой.
Дыбенко: Ты кто и почему ко мне без сапог являешься?
Человек: Престидежитатор. Ловкость рук и никакого мошенства! Были у меня сапоги, только в прихожей вашей остались. За дверьми.
Дыбенко: И зачем ты их снял? Житатор.
Человек: Матросики попросили так, что я отказать не смог. Жизнь дороже.
Дыбенко: Это к делу безотносительности всякой. На жалость давишь, контра? Да я тебя в распыл сиюмоментно! К праотцу Адаму и его блаженной памяти матери. А ну, канай ближе на полусогнутых! Говори зачем пришёл, потом слухай, чего я командовать буду!
Человек: Слышь, «Иван», не при в растопырку. Маза есть! Я пошёл налево, там филки смурны хиляют, а прямо без понятия. Рыжь всем нужна. Шалавы, марафет, бимбер со звоном рыжий, лепенёк новый со шкарами и колёсами. Сечёшь? Ты тут не при делах, так я скажу. В городе угол шикарный у одной шмары. Брюлики царские. Сама из столицы сбежала. Сшибить бы надо. Смассовать! Идём брать эту хазу на пару. Берём угол в шесть секунд. Четыре сбоку, ваших нет, и ихняя не пляшет. Не забыл блатную музыку? Хабар пополам, и ноги в руки. Я майданщика-барыгу знаю. Скинем.
Дыбенко: Обзовись! Может ты чмо последнее, uз под шконки не вылезал, без машки спал у параши.
Дыбенко: Обзовись! Может ты чмо последнее, uз под шконки не вылезал, без машки спал у параши.
Человек: Гнутый я, пахан. Тебя помню. Мы в Томске на крытке вместе кочюмали.
Дыбенко: Помню тебя. В авторитете был. Дуванить где будем?
Человек: А там же. Но, уговор. Ты своих не бери, а я своих. Пополам. Когти рвём, и по тундре, по широкой дороге
Дыбенко: Срослось. Братва, мне с человеком отойти надо. Переоденься, а то фраер фраером. Там, кто-нибудь, форменку мне и штаны от робишки. Сапоги ему верните. Ай, я, яй! Революционеров грабить? Честно надо на жизнь зарабатывать и в жестоких боях Тьфу! Забылся. Пошли, братан!
Всплывёт Дыбенко в конце Гражданской войны. Первый орден Красного знамени за истребление восставших матросов Кронштадта. Второй за крестьян Тамбова. Или наоборот. Их почти вместе дали! Последняя военная должность Командующий Ленинградским военным округом. Последняя должность вообще зам. Наркома лесного хозяйства. Расстрелян в 1938 году! Враг народа!
Скажете нет?
Здравпункт
Примерно к середине дня поток посетителей почти совсем прекратился. Наступало время обеденных перерывов в цехах, а зачем же идти в здравпункт, ежели можно сходить пообедать? А после, в рабочее время на болячки сходить пожаловаться. Порезы. Ушибы. Царапины, ожоги. Глаза с соринками металла или попавшей туда стружкой. Сердечные приступы. Удушье. Кашель, простуды. Да, всё, что может быть у больных людей, проходило передо мной за сутки. Хорошо, если не было крупной травмы или инфаркта. До инсультов дело как-то не доходило. Может, в силу специфики производства? Шарикоподшипниковый завод работает круглосуточно. Но, большинство заняты тяжёлым физическим трудом. Голова остаётся в покое. Вот мозг и сберегается! Я сидел в довольно большой комнате. Письменный стол. Перевязочный столик. Средства первой и прочей помощи в стеклянных шкафах. Обтянутая клеёнкой и застеленная простынёй кушетка. Два стула перед столом. Вот и всё! Окон в этом помещении не было. Прямо за моей спиной располагался смотровой кабинет для регулярных гинекологических осмотров. Там стояло смотровое кресло, стеклянный шкаф с набором инструментов, боксы со стерильными материалами. Мне надо было писать курсовую работу, темой которой являлась концепция Лучицкого по вопросу гугенотских войн во Франции. Исторический факультет требовал своего. Я уже несколько раз посещал место, известное всем гуманитариям-студентам как Историческая библиотека, запасся массой выписок и цитат. Пора бы и начинать собственно курсовую. Тем более, наступило затишье. Это я так думал! Без всякого стука в дверь ко мне вошло существо женского пола в возрасте восемнадцати лет. Оно и не думало чего-либо спрашивать. Что за дела, e***ь мой лысый череп, прозвучало с порога. А вот и я! Встречайте! Это была Танька Новикова, работавшая на проверке готовой продукции. Она и сейчас была в униформе контролёров ОТК. Когда успела? только и спросил я. Долго ли, дитю, умеючи? Я вчера с Численко познакомилась. Знаешь его? Откуда? Знаю, что за «Динамо» играет. Вроде, игрок хороший. Но, я за «Спартак» болею. Танька рассмеялась. Кто болеет за «Спартак,» тот придурок и дурак. Это тебе тоже Численко сказал? Какой Численко? Он вообще говорить не мог. Столько водки выпить, с ума сойдёшь! Мы в «Памире» с девчонками сидели, а они всей компанией с тренировки шли. Почему на поле нашего стадиона, не скажу. А может врут. Ещё где были. Вон, про «Голубой Дунай» рассказывали. Знаешь забегаловку у трамвайного круга? Её так местные зовут. Дело дельное, водки стакан, сосиски с хлебом. Там весь «Шарик» после получки гужуется. Шашлык или люля, пиво, салаты разные. Осетринка на вертеле. А водяра с собой! Как говорится, на любителя. Не очень всё свежее и вкусное, но цены не ресторанные, а буфетные. Вот так футболисты оттуда к нам в «Памир» добрели. Численко сразу глаз на меня положил. Сильно был накушенный. Еле на ногах стоял. А я, дура, с ним тоже пила. И пива после. Опомнилась на хате где-то. Все спят. Я подобралась, да, ноги мои, ноги. Хорошо деньги на такси были. Не домой же ехать, с матерью объясняться. Так я на завод и в здравпункт, к Тамарке. Там до смены своей кантовалась, приняла немного спиртянского. Да на старые дрожжи! Разнесло к хрущёвской такой матери! У тебя поесть чего нет? И выпить! Тань! Как работать будешь? Девочка ты теплая во всех отношениях, да сейчас божий день и самый приём. Остановись, прикинься шлангом и зависни. Назад не ходи. Я тебе справку дам, что у тебя кровотечение регулярное сильное. Ну, женские дела.