§ 21. Самостоятельный или безусловный характер изящного дает ему 2) свободу обтекать области как действительного, так и возможного мира и являться во всяких веществах и формах, какие только способны к совершенному выражению внутреннего. По сей-то свободе оно дозволяет себе сколько расширять интерес одного рода, например разумения, столько же и стеснять интерес другого, например строгого добронравия, в границах приятного. Ибо оно довольствуется и тем, если истина только вообразима и согласна по крайней мере с предубеждением или произвольным предположением, а нравственность со стороны вечных ее законов остается неприкосновенною, как в природе, или решительное безнравие незаметным, как, например, бывает то в изображениях шуточных.
§ 21. Самостоятельный или безусловный характер изящного дает ему 2) свободу обтекать области как действительного, так и возможного мира и являться во всяких веществах и формах, какие только способны к совершенному выражению внутреннего. По сей-то свободе оно дозволяет себе сколько расширять интерес одного рода, например разумения, столько же и стеснять интерес другого, например строгого добронравия, в границах приятного. Ибо оно довольствуется и тем, если истина только вообразима и согласна по крайней мере с предубеждением или произвольным предположением, а нравственность со стороны вечных ее законов остается неприкосновенною, как в природе, или решительное безнравие незаметным, как, например, бывает то в изображениях шуточных.
§ 22. Вообще чувственное совершенство наружности есть в изящном положительная его сторона, назидание же ума и воли подразумеваемая, отрицательная, скрытная, которая хотя необходимо предполагается во всяком прекрасном предмете, подобно как тяжесть и движущая сила предполагаются во всяком теле животного, но которая может являться не иначе как под наружными покровами органического целого. Посему 3) целость органическая принадлежит к дальнейшим существенным свойствам изящного. Она оживляет многоразличные, друг для друга существующие части материи одною, по себе значительною идеей, коей и особенная форма нравится чувствам по самому уже способу свободного явления совершенной души в удовлетворительном для нее теле. Сия-то органическая целость отличает изящное от прочих предметов, которые или по единству в разнообразии и по соразмерности занимают только смысл, а не чувства и воображение, или красивою наружностью пустых и бездушных форм пленяют чувства и воображение, не говоря ничего уму и сердцу.
§ 23. Что изящное, рассматриваемое само по себе, не может быть изображено в полноте его откровений и составляет бесконечную задачу для совокупных усилий природы и человеческого искусства это подлежит общей судьбе идей, выходящих за границу всякого данного или существующего явления. Но идея духовно-нравственных вещей есть достояние разума, который обрабатывает оную идею в мысленном представлении; идея же изящного принадлежит фантазии, которая, заимствуя представления свои от разума, облекает оные в форму, подлежащую созерцанию. Сей соответственно идее составляемый образ вещи есть ее первообраз (самообраз), идеал, видение. Почему изящное не объемлется мыслью в постоянном, отвлеченном единстве, но созерцается воображением в неопределенном многоразличии идеалов.
§ 24. Все изящное есть идеальное, образцовое, то есть такое, в котором устраняются случайные черты, временные и местные ограничения, а удерживается только существенный характер целого рода или класса. Хотя сим возвышается оно над обыкновенною, действительною природою, однако ж отнюдь не выходит из круга естественного. Ибо природу составляют не одни явления, но еще законы и самообразы, кои, будучи по себе только возможны, приводятся в действительное бытие воображением. Правда, таким же самым способом составляются и, с другой стороны, идеалы ужасного, злого, низкого, потому что область идеального не ограничена, но предметы сего последнего качества могут состоять в противоречии с требованиями нравственного или приятного, и здесь-то опии доказывают, что не все идеальное изящно.
§ 25. Первообразное совершенство целого ряда существ, возвышающееся в изящном до идеала, есть, с одной стороны, превосходство их бытия, с другой превосходство движущих и деятельных сил, то есть необыкновенная мера свободы; с третьей превосходство наружного их вида. Кто ищет самообразов для сих совершенств, тот находит самообраз первого в боге, источнике всякого бытия, самообраз второго в духе человеческом, самообраз третьего в видимой природе. Вот возможные направления изящного, которое, следовательно, представляет совершенства творения, приближающие оное к божественному бытию и к доблестной деятельности человека, но представляет то и другое в веществах, формах и органах, какие употребляет внешняя и внутренняя природа для полного проявления жизни.
§ 26. Сии-то совершенства связывают изящное, по себе безусловное, теснейшими узами с бытием чувственно-разумного существа, в которое оно благодетельно втекает, приводя все силы его души в легкое и равномерное движение, погружая тем ее в чувство блаженства и самодовольствия и примиряя с жизнью, которая напрасно ожидает подобных выгод от науки, даже нравственной.
Изящное, рассматриваемое со стороны сил, коими оно содержится и приводится в движение
§ 27. Но оценивать, производить и принимать изящное есть дело особенных сил и способностей, кои не всегда и не везде одинаково действуют, подобно как и самое изящное не везде и не всегда встречается. Сии силы и законы их одного рода с силами и законами разумения, деятельной воли и чувствования, кои, однако ж, будучи устремлены к изящному, необходимо изменяются в своем характере сообразно с их новыми отношениями, ибо эстетический ум есть вкус, эстетическая деятельность свободы гений, эстетическое чувствование, влекущее к приятному, чувство изящного.
§ 28. Вкусу, то есть эстетическому разумению, принадлежит сведение как в законах изящного вообще, так и в приложении оных к частным случаям и явлениям. Сии законы столь же мало, как и первоначальную идею, дает человек сам себе: его сознание находит то и другое с помощью сравнения, примеров, отвлечения и проч. в природе вещей и в природе его духа. Почему 1) истинный вкус и его законы необходимы. А как сей вкус обнаруживается при содействии духовных сил, а не при одних чувственных впечатлениях, подобно физиологическому, который изменяется по разности организма и его состояний, то 2) суждения первого, предполагающего участие, даже образование и навык идеальной деятельности, должны служить общим мерилом прекрасного и дурного. Наконец, если вкус означает разумение, устремленное к изящному, в котором соединяются все интересы нашего человеческого существа, то 3) истинный вкус необходимо есть вкус многосторонний.
§ 29. Но вкус есть навык холодного ума, он зависим, не производит сам по себе ничего и действует большею частью отрицательно. Несравненно превосходнее в сем отношении возвышенная и живая деятельность творческой фантазии, первоначальной, практической способности духа воображать возникающие в нем мысли в чувственных явлениях, в видениях, осуществлять богатые вымыслы. Способность сия называется гением; состояние, в коем он ощущает неудержимые порывы образующей силы, вдохновением, а произведения, исключительно ему принадлежащие, ни для кого не подряжаемые и, однако, для всех образцовые и общие оригиналами.
§ 30. Такое преимущество даруется только немногим. Тем чаще встречаем у людей расположение находить удовольствие в рассматривании того, что нравится на взгляд, то есть встречаем чувство изящного, страждущую силу духа, которая только принимает впечатления, но не творит, которая роскошествует в смутных наслаждениях, не давая в них отчета, и которою, однако, поддерживается вкус в натуральном его направлении, так как дремлющий гений пробуждается к деятельности.
§ 31. Итак, все изящное познается и оценивается вкусом, производится гением, принимается чувством изящного и есть в первом случае дело знатока, во втором виртуоза, в третьем любителя или дилетанта.
Изящное, рассматриваемое в разнообразных его явлениях или в общих отношениях его к чувственному миру
§ 32. Вкус, гений и чувство изящного, низводя последнее из области идей в жизнь действительную, дают ему значение определенного идеала и в сем качестве подчиняют как формам, так и законам чувственности. Формы же всякого явления суть пространство (или место) и время, а законы разнообразие, соразмерность и соединение в один состав. Посему где изящное приходит в явление или производится в действо, там интересная мысль является не только возможно ощутительною в пространстве и времени, но и в возможном многоразличии, в соответственности частей между собою и в необходимой связи целого. Сие являющееся изящное в сравнении с безусловною его идеей есть относительное и для различия от последней может приличнее носить на себе название прекрасного, содержась [1] к ней точно так, как цвета или краски содержатся к чистому, ясному, ничем не возмущаемому свету.
§ 33. Прекрасное, как m все являющееся, имеет свою противоположность в дурном, которое стесняет 1) либо самую уже идею, то есть задачу, либо 2) выражение, являя в сем случае монотонию, произвольную разнородность в частях в отсутствие органического единства, либо 3) посмеивается всем сим законам, а в творении рук человеческих еще и механизму особенных искусств.
§ 34. Ограничения сии весьма натуральны там, где обработаете неистощимой идеи вверяется конечным силам и где предметы эстетического удовольствия, движась между противоположенными крайностями изящного и дурного, необходимо принимают в том и другом участие. Но и в сей ограниченной области встречаем еще красоту, которая нравится не потому, что равномерно удовлетворяет все требования троякой природы, а потому, что недостатки одного рода закрывает совершенствами другого. Таким образом, если идеальная изящность в полной мере соответствует желаниям ума, воли и чувств, то она в явлении будет означать перевес одной какой-либо части над другою или относительное их равновесие.
§ 34. Ограничения сии весьма натуральны там, где обработаете неистощимой идеи вверяется конечным силам и где предметы эстетического удовольствия, движась между противоположенными крайностями изящного и дурного, необходимо принимают в том и другом участие. Но и в сей ограниченной области встречаем еще красоту, которая нравится не потому, что равномерно удовлетворяет все требования троякой природы, а потому, что недостатки одного рода закрывает совершенствами другого. Таким образом, если идеальная изящность в полной мере соответствует желаниям ума, воли и чувств, то она в явлении будет означать перевес одной какой-либо части над другою или относительное их равновесие.