Да, но, между прочим, разве вы так уверены в том, что не существует привидений?
Гм! Ах, если-бы существовали, чуть было не сказал я.
О, нет, к чему-же?
Ну, время от времени мир представляется мне как-бы чересчур патентованным. Все в нем так страшно разумно и правильно. Одна математика да лошадиные силы. Ну, это разумеется хорошо Боже избави, это даже чересчур хорошо Впрочем, для вас это не опасно.
Она. Не правда-ли, это был Блют, тот человек, которому вы поклонились? Живописец?
Я. Да.
Она. Тоже хорош, не правда-ли?
Я. Как-так хорош?
Она. Такой Дон-Жуан?
Я. О, да. Он знал толк в красоте.
Она. Пх!.. тоже выражение!
Я. По крайней мере довольно верное.
Она (готовая в битву). Ну, на это можно смотреть с различных точек зрения.
Я (равнодушно). Ба!
Она. Они вероятно не так легко смотрят на это, те, которых сделал он несчастными?
Я. Ха несчастье это такое относительное понятие. Мне тоже случалось любить несчастливо. Но я могу сказать, что ни одна из какой-нибудь пары счастливых встреч, выпавших на мою долю, не увлекала меня до такой степени и не была для меня так священна и дорога, как эти «несчастныя» истории. Подобная несчастная любовь есть нечто такое, что способно расшевелить вас до глубины души; она дает воспоминания, которыми человек живет потом целые годы. Настоящая любовь, вообще говоря, есть несчастная любовь.
Она (коротко, сухо). Замечательное изречение.
Я. Но тем не менее, это так.
Она (помолчав). Вам не приходилось оставаться с позором и ребенком на руках.
Я. Если существует женщина, которая стыдится своего ребенка, то она заслуживает, чтобы ее послали к черту.
Молчание.
Оптимисты в сущности, что это такое?
Ну, люди, верящие в существование добра в жизни, в победу добра и т. д.; люди, которым, вообще говоря, кажется, что мир хорош.
В таком случае, я оптимистка по крайней мере, теперь. А вы разве не оптимист?
Ну! Надо согласиться, что мир мог-бы быть и хуже. Но тем не менее, я не закрываю глаз, Господи Боже! Короче говоря одно из двух: или приходится сказать миру прощай, или-же необходимо как-нибудь приспособиться к нему; ведь хныканьем все-равно ничему не поможешь. Нечего «рюмить», как называет это Георг Ионатан.
Это, конечно, верно.
Эти оптимисты да, очень хороший они народ. Без них далеко не уедешь. Но все-же надо сказать, что они не довольно основательны: недостаточно глубоко вдумываются; может быть иногда даже мало требовательны. Часто это люди, не обладающие достаточным мужеством, чтобы смотреть действительности прямо в глаза, и которые, вследствие этого, чтобы держаться подальше от неё
Но если-бы Бога не существовало, то в таком случае каким образом люди дошли-бы до веры в него?
Гм; иногда мне кажется, что Бога изобрели лишь для того, чтобы было перед кем открыть душу, и перед кем, следовательно, не было-бы нужды играть комедию.
Ух! неужели вы думаете, что перед всеми другими мы играем комедию?
Разумеется.
Даже если-бы у вас например был кто-нибудь, кого-бы вы очень любили?
В таком случае я стал-бы лгать, чтобы казаться интереснее, а если-бы любовь прошла, я все-таки продолжал-бы лгать, потому что у меня, вероятно, все-таки не было-бы охоты разоблачать себя перед этим человеком.
Пауза.
Перед самим собой, добавил я, разумеется, лжешь всего больше. Человек просто-таки бывает вынужден на это: заглядывать в самого себя и видеть себя таким, «каков он в действительности есть», чересчур уж безобразно.
Пожимаю плечами.
Если-бы вы были так добры и рассказали-бы мне о всех тех удивительных вещах, которые открывает нынче наука!
Ба!.. Раз вы так ставите вопрос, то Вы конечно не пожелаете, чтобы я стал рассказывать вам о телефонах или спектральном анализе?
Нет, но ведь это-же и не самое главное
Если-же вы меня спросите, к каким результатам вообще приходит теперь наука, то мне придется ответить вам, что они в большинстве случаев отрицательные: она открыла, что то, то и то, и то вовсе не таково. А это в сущности само по себе тоже очень важно.
Я этого не понимаю.
Дело в том, что, каждый раз, открывая такую новую неизвестность, люди вместе с тем соскабливают с себя какую-нибудь лишнюю глупость. (Смех)
Таким образом в конце концов можно оказаться порядочно-таки пообскобденным!
Да, да; конечно, оказываешься несколько пообчищенным.
XIII
Февраль 85 г.
Зачем это я пристаю к ней и мучаю ее этими инквизиторскими расспросами о её прошлой жизни и т. п.? Бог ведает. Это до крайности смешно. Ведь я же не имею на это никакого нрава. Никакой цели. Просто-напросто не могу оставить ее в покое.
И чем меньше рассказывает она, тем любопытнее становлюсь я. Очевидно, существуют истории, которые она скрывает от меня, да и почему-бы, скажите на милость, не скрывать ей их от меня?.. Но тем не менее мне надо знать их. Я расспрашиваю и допытываюсь, переспрашиваю, задаю перекрестные вопросы, прибегаю ко всякому доступному мне нравственному давлению и всевозможным уловкам судебного допроса Это отвратительно, низко; но что-же мне делать?
А она до такой степени увертлива, эта девочка. Рассказывает мне всевозможные вещи, которыми я нисколько не интересуюсь; отделывается рассказами о родственниках, знакомых, о разных шутках, проделываемых в женском обществе, и т. д., ускользает из расставленных мною ловушек и западней с ловкостью, приводящею меня в полное недоумение. Или она в высшей степени невинна, или-же, так как очень трудно допустить это в такой взрослой и вовсе не тепличного воспитания девушке, она гораздо более опытна, чем мне хотелось-бы думать.
Знает-ли она, например, до какой степени все это раздражает мужское любопытство, возбуждает воображение Вся эта неясность, эти полупотемки, полусомнения, допускающие всевозможные предположения и во всех направлениях?
Всего больше лукавства может быть в этой «наивной», простодушно-открытой манере, с которою рассказывает она мне о своих многочисленных «друзьях» и «товарищах». Разумеется немыслимо, чтобы не скрывалось чего-нибудь несерьезнее за всеми этими товарищескими отношениями с молодыми людьми, с которыми всюду разгуливала она по лесам и полям точь-в-точь так-же, как теперь со мной. Да, но, ради Бога, неужели наши отношения недостаточно благопристойны? Да, да; но допустим, что это моя заслуга Ведь не все-же эти молодые люди были так стары и так добродетельны как я. Знаю-ли я, что сделала-бы она, если-бы я в уединенном месте вдруг застал ее врасплох с моею любовью? Так это вульгарно и в сущности такое жалкое, дешевое кокетство, вся эта манера окружать себя какою-то непроницаемой таинственностью.
Впрочем, в часы наших прогулок именно эта-то заповедь и выплывает постоянно на поверхность. Я по возможности оправдываю мужчин и говорю, что это еще не так ужасно, и, слава Богу, она способна даже до некоторой степени допустить это.
Я хорошо знаю, говорит она, что не мало простых людей, которые ходят к таким в такие каторжные места, но чтобы человек, который желает считаться образованным, который появляется потом в порядочном обществе и разговаривает с нами, женщинами подает нам руку что такие люди могут пожелать что они могут находить удовольствие в том, чтобы посещать подобных женщин это кажется мне до того отвратительно, что я готова плюнуть! Нам, женщинам, свойственно чувство самоуважения, которого вы, конечно, не понимаете, чувство самоуважения чисто физическое так что многое такое, что для вас возможно, для нас является прямо противоестественным, прямо непреодолимым; и все эти продажные женщины, которых вы почти что берете под свою защиту, они должны были до такой степени пасть, так бесследно подавить в себе все человеческое, женственное, даже простое чувство чистоплотности, что от них положительно ничего не остается, кроме бездушного тела; и тут представить себе, что Нет! Грам, вы не можете пытаться оправдывать подобные вещи.
Она преследует меня своими понятиями, пока я не начинаю сердиться и не преподнесу ей порядочной дозы из истории нравственности. Потом мне становится досадно на самого себя за то, что я вздумал рассказывать ей обо всех этих безобразиях; неприятно знать, до какой степени сильно действует такая суровая правда на неподготовленный ум; она во всяком случае способна во многом разочаровать ее Правда, вообще говоря, часто так грязна, что следовало-бы щадить от неё более тонкия натуры. Но что прикажете делать, если эти более тонкия натуры, в благодарность за оказанную им пощаду, становятся глупы до невозможности иметь с ними какое-либо дело?..
Точно какой-нибудь непозволительный недостаток техники в прекрасной в других отношениях картине, сердит меня то, что она была к себе так недостаточно строга, имела так мало женской щепетильности. Разгуливать по окрестностям то с тем, то с другим, рисковать стать жертвой любого подозрения, любой сплетни, не задумываясь губить свое доброе имя ну, скажите на милость, что такое женщина, если она потеряла свое доброе имя? Господи Боже! Пусть «добродетель» её будет для меня как угодно несомненна; это в сущности весьма мало относится к делу; но уверенность? Интеллигентный человек совершенно спокойно относится к тому несомненному факту, что жена его, прежде чем стать его женою, была уже замужем за другим; но неуверенность, сомнение, возможность подозрения; этот вечный, грызущий вопрос, вот с чем не может он никак помириться. Уж не расточаю-ли я своего доверия перед комедианткой, обманывающей меня в глубине своей души? Никогда не утрачивающий окончательно детских свойств, вечно ищущий твердой почвы мужчина всегда мечтает найти в своей возлюбленной свою мать, святую женщину, в объятиях которой он находил всегда такую бесконечную уверенность и безопасность. Девушка, не имеющая об этом ни малейшего представления, не годится для супружества, она зловредное животное, способное принести с собою одно лишь несчастие.
Смеются над приличиями. Да и следует смеяться, поскольку люди думают при этом об обычае, запрещающем молодой девушке любить. Но поскольку приличия стремятся оградить ее от сомнений в ней, от возможности даже безосновательного подозрения, постольку все правила их и даже смешные стороны оказываются одним из самых необходимых явлений, существующих на свете. Когда (как во Франции) молодая девушка постоянно находится под чьей-нибудь охраной, никогда не выходит из дому одна и т. д., мы, заклятые демократы и мужики, не можем удержаться от смеха, но за всей этой комедией скрывается нечто весьма серьезное: её собственное счастье, а также и счастье её будущего мужа и её детей обеспечивается таким образом от всяких страшных случайностей. Молодая девушка, проведшая полчаса с глазу на глаз с мужчиной, обыкновенно, тем не менее, сохраняет всю свою добродетель и заслуживает полного уважения; но могло-же случиться, что она принадлежала к тем, что ищут свободы для того, чтобы злоупотреблять ею; она не застрахована уже больше от сомнений; она уже не prima, не первоклассная А Я могу верить в нее; но, в таком случае, вера моя не более как вера; каждая малейшая случайность способна отдать меня во власть сомнению и вот, мы оба оказываемся несчастны. Несмотря на всю её добродетель! Ведь есть-же возможность думать, что она была настолько ловка, что разыграла комедию! Вообще, в таком случае, к ней всегда нечто пристанет, нечто такое, что невозможно уже устранить именно потому, что нет свидетелей, вероятие вероятности, мыслимость немыслимого, тень тени а там, где есть любовь, глубокая, нежная, чуткая любовь, а также несколько расшатанные нервы этого будет довольно.