Надо сказать, что «кусок хлеба» я обрела вскорости, благодаря частным урокам, на которые и надеялась. А годом позже обрелось и ещё одно дело, в то время казавшееся мне страшно важным, дело, вытянувшее меня из моего душевно-коматозного состояния.
«Всю свою нерастраченную женскую энергию Алевтина Васильевна тратила» Ровно, как и героине «Зигзага удачи», мне ничего не осталось, как употребить эту самую энергию на общественные нужды.
Так уж случилось, что одна из моих учениц оказалась дочерью активного деятеля известной в ту пору политической партии национал-консервативного толка. Партия эта возникла лишь недавно, но уже обрела широкую поддержку и известность, готовилась к боям и победам. Готовность эта, правда, не помешает лидерам этой организации после первой же победы с завидным аппетитом пожрать друг друга. Из всех боёв основным для них станет битва между собой за кресла на радость политическим противникам В сущности, один этот факт уже достаточно свидетельствовал, что ничего путного из нового партийного образования не выйдет. Но хотелось верить в лучшее. И хотелось верить (смешно сказать) людям. Словам. Таким правильным! Таким честным!
Сейчас мне странно и смешно вспоминать о том, сколько переживаний было у меня связано с тогдашними партийными страстями Григорий Максимович, папа моей подопечной, напару с женой воспитывали во мне русский национал-патриотизм посредством пространных бесед за чаем и снабжением меня соответствующей литературой. Семена падали на благодатную почву. Моя опустошённая душа отчаянно жаждала смысла и дела. И даже более того служения. И, вот, я уже была включена в общую работу. На недавно купленном компьютере я набивала заметки, активно «сражалась» на интернет-пространстве, участвовала в акциях, расклеивала листовки
Григорий Максимович умел найти нужные слова и тон. Человек весьма приятной наружности, с лёгким налётом барства, с мягким, вкрадчивым голосом он легко располагал к себе всякого. Несколько раз он подвозил меня до дома. Помню, первая мысль моя была, когда садилась в его машину: не может у русского националиста быть такого автомобиля. Ведь это не автомобиль, а мечта. В таком комфортабельном салоне, пропахшем одеколоном (тоже недешёвым) хозяина, можно жить! Но это несоответствие я спустила на тормозах. В конце концов, повезло человеку найти хорошую работу и слава Богу.
Нет, если говорить честно, а не умно рассуждать постфактум, то ни об одном тогдашнем шаге я не жалею. Хотя «дело» оказалось очередным призраком, но многому научило меня, а в тот момент дало необходимый живительный импульс. А если порассуждать Сколько же наивности было тогда! Сколько чистых стремлений и надежд! Победа на выборах ощущалась личным триумфом, последовавшие распри личным стыдом Все новости отслеживались, как нечто важнейшее, выпады оппонентов принимались, как стрелы, в собственный адрес пущенные.
Намертво включившись в обретённое дело, отдыха я не знала. Но и усталости тоже. Я исправно ходила на все митинги: не только из чувства долга, но и из любопытства. Мне было интересно изучать народ. А лучше фотографировать, снимать на камеру. Но было и другое. На массовых мероприятиях человек в той или иной степени перестаёт быть собой, подчиняясь общей волне, заряжаясь общей энергетикой, выпадая из круга обыденности. Энергия массы затягивает, электризует, даёт некий допинг. Можно представить, как же должна действовать она на тех, кто оказывается в центре, впереди, кто фиксирует её на себе на лидерах. Человек, ощутивший вкус к трибуне, к почитанию своей персоны, к иллюзии собственной исторической значимости, редко может соскочить с этой иглы. Ему необходима подзарядка, как доза наркоману. Он должен подтверждать свой статус действующего политика в собственных глазах. И в этой психологической зависимости кроется опаснейший микроб, разлагающий человека, превращающий его нередко в пустого фигляра и позёра.
Намертво включившись в обретённое дело, отдыха я не знала. Но и усталости тоже. Я исправно ходила на все митинги: не только из чувства долга, но и из любопытства. Мне было интересно изучать народ. А лучше фотографировать, снимать на камеру. Но было и другое. На массовых мероприятиях человек в той или иной степени перестаёт быть собой, подчиняясь общей волне, заряжаясь общей энергетикой, выпадая из круга обыденности. Энергия массы затягивает, электризует, даёт некий допинг. Можно представить, как же должна действовать она на тех, кто оказывается в центре, впереди, кто фиксирует её на себе на лидерах. Человек, ощутивший вкус к трибуне, к почитанию своей персоны, к иллюзии собственной исторической значимости, редко может соскочить с этой иглы. Ему необходима подзарядка, как доза наркоману. Он должен подтверждать свой статус действующего политика в собственных глазах. И в этой психологической зависимости кроется опаснейший микроб, разлагающий человека, превращающий его нередко в пустого фигляра и позёра.
Рядовым активистам, разумеется, проще. Но и им, затянутым в митинговую стихию, трудно бывает вырваться из неё. Кто-то скажет: стадное чувство. Нет, не так. Чувство локтя. Чувство братства. Чувство единства. Пусть обманное, но оно было. Когда собираются сотни, а то и тысячи людей с одним вектором мышления, с одним праведным гневом, с одним ритмом сердечным, то чудится уже целая армия, могучая сила, и мы часть её, а не хилые одиночки. Это ощущение сплочённости, смычки в цепь почти нерушимую, взаимоподдержки дорогого стоило.
Помню митинг вьюжным февральским днём. Мороз, ветер хороший хозяин собаку не выгонит. Но нам нипочём! Пусть свирепее дует закалимся только! На трибуне пламенные речи в защиту народа от грабительства власти! В обличение этой самой власти, «с которой пути наши разошлись раз и навсегда»! На это из толпы единодушное «ура». Драматический момент! И кажется, что, действительно, недолго кремлёвским башням стоять, что за нами сила, за нами Россия и народ русский, и ещё чуть-чуть и мы непременно победим, потому что только две силы и есть в России: мы и они. И если они сильны дубинками ОМОНа, то мы-то правдой.
На проверку окажется иначе. Они действительно, были. И Россия была. Но не было нас Пройдёт совсем немного времени, и вся наша партия разделится на немереное число осколков, ненавидящих друг друга больше, чем общих врагов, вступающих в сомнительные альянсы, двурушничающих или же выпадающих в маргинальный «астрал» балаганного типа Те, кто клялись стоять до конца и не пожалеть жизни, удобно устроятся в тёплых креслах разной высоты и станут «служить», отрабатывая солидную пайку. И когда в очередной раз является на экране хомячья физиомордия бывшего «вождя», до сих пор не вышедшего из прежней роли, так и хочется полюбопытствовать: «Что, есть такая профессия Родину продавать?» Продаёт И не слово на табличке, а нашу единственную Родину, которую опять «пролузгали, пропили, проплевали».
Перелистывая в памяти страницы моей «политической деятельности», я всё пытаюсь понять причины тотальной недоброкачественности нашего патриотического движения. Глупость, продажность, непомерное честолюбие список выходит длинным, но я остановлюсь лишь на некоторых причинах.
Ложная цель неизбежно оборачивается ложным результатом. Какова же цель наших вождей? «Любите искусство в себе, а не себя в искусстве». Известная формула, не правда ли? Для русского патриота она должна звучать так: «Любите Россию в себе, а не себя в России». Увы, наши вожди следовали формуле обратной. Россия была у них лишь фоном, декорацией для любви к себе. Россия сама по себе была вторична, а важны они на фоне России.
Что нам за дело, станет ли процветать Россия, если при этом мы не будем на первых ролях? Если не мы будем «спасителями»? Да провалиться бы ей! А вот, если всё-таки мы И не образ грядущей России видится славолюбивому взору, но единственно свой, солнцеликий в порфире да со скипетром. Или уж с аксельбантами при троне. Все, решительно все метят в «спасители». Спасают Церковь. Спасают Россию. Спасают русский народ. Доспасались до того, что скоро помину не останется от спасаемого.
Но ведь и народ (или, справедливее сказать, публика) одержима «спасительством». Не спасением собственных душ, но душ ближних, России, мира, наконец. Публика идёт туда, куда ведут её, идёт за кричалками, а не за программами, за витиями, а не за умами. Идёт, раздваиваясь, а то и расстраиваясь. В 91-м году публика пожелала сохранить СССР. Но она же проголосовала за демократов, желавших его развала. Через восемь лет та же самая публика с патриотами во главе проголосовала против Ельцина и его приспешников за его преемника, продвигаемого наиболее одиозными из них. Ещё через двенадцать лет она же проголосовала против «Перестройки-2» и развала России за того, кто сделал всё для этого развала, уничтожил обороноспособность страны и, «взойдя на престол», тут же и запустил ту самую «Перестройку-2». Тут уже не раскол. Не смута. А шизофрения в особо тяжёлой форме.
Но ведь и народ (или, справедливее сказать, публика) одержима «спасительством». Не спасением собственных душ, но душ ближних, России, мира, наконец. Публика идёт туда, куда ведут её, идёт за кричалками, а не за программами, за витиями, а не за умами. Идёт, раздваиваясь, а то и расстраиваясь. В 91-м году публика пожелала сохранить СССР. Но она же проголосовала за демократов, желавших его развала. Через восемь лет та же самая публика с патриотами во главе проголосовала против Ельцина и его приспешников за его преемника, продвигаемого наиболее одиозными из них. Ещё через двенадцать лет она же проголосовала против «Перестройки-2» и развала России за того, кто сделал всё для этого развала, уничтожил обороноспособность страны и, «взойдя на престол», тут же и запустил ту самую «Перестройку-2». Тут уже не раскол. Не смута. А шизофрения в особо тяжёлой форме.
Итак, проспорили, продали, проспасали Россию
Писать хронику патриотического движения последних лет дело неблагодарное. К тому же, не могу претендовать на объективность изложения, ибо и теперь не остыло в памяти тогдашнее. Но нескольких характерных зарисовок не привести не могу.
Первым пошатнувшим мою веру в патриотов эпизодом стала моя кратковременная работа в недрах одной уважаемой редакции, куда устроил меня Григорий Максимович. За дело я, как водится, взялась с жаром. Логика моя была проста: есть редакция, есть печатный орган, есть книжная лавка что нужно ещё, чтобы продвигать своих? Не непременно идейных собратьев и не прямую родню, а попросту таланты русские! Сколько их, бриллиантов не замеченных, нами, как свиньями последними, походя, в навоз втоптано! Так дать же, наконец, выход им! Чтобы засияли самородки-самоцветы русским душам, в сумерках плутающих, маяками! О, таких самородков немало было у меня на примете! Да одних бы напечатать, а про других написать чтобы знали их, и знали, что и в наши дни, под гнётом давящим можно созидать, творить, создавать