Путем звезд - Viktoria Pressman 2 стр.



Я закрываю двери от свежего ветра, я прячу его в чемодан. Он пробивается волнами, затекая в щели, пытается прорвать по швам старый дом. Я не даю пробиться сквозь двери быстрому небу. Мой хлам застилает пути-дороги. Когда придет день, и я открою все настежь, страх уйдет на запад, и взойдет солнце во всей своей первозданной красе.

Путь на юг. В сторону Дубровника, чтобы оттуда сесть на корабль в Бари, Италию. Делаю промежуточные остановки. Остров с еврейским названием Пашман. Неприметное местечко, с одним красивым песчаным пляжем и кемпингом, куда я поселяюсь ночью. Проснувшись на утро в своем спальном мешке, я обнаруживаю вокруг скопление старческих голых задниц. Это нудистский кемпинг, который я назвала кемпингом «Старый голый зад». Я сбегаю из кемпинга и двигаюсь на континент.

Остров Брач, жемчужина, Золотая Коса. Снимаю комнату на одну ночь на Ёбовой улице у хромого дедушки. Переспрашиваю у него,  «Жобова стрит?», а он смеется, видимо «жобова» на хорватском звучит смешнее, чем Ёбова. Последнюю ночь в Хорватии пою песни под гитару на пляже с каким-то местным юродивым, живущим в заброшенном отеле и прекрасным Антонио. Мы сидим втроем, голые, на берегу и поем Нину Симон и Джими Хендрикса, запивая все это крепким Dalmatian Wine. Юродивый дарит мне картину, крест в огне. Эту картину позже я сознательно оставляю в своем домике, собранном детьми из бревен на пляжах Тосканы.

РИМ

Рим  мертвый город. Но вот, вдруг, оживают эти мертвые камни, дыханием духа. Аппиева дорога, здесь ступали ноги апостолов и первых мучеников. Здесь Петр спросил Христа «Камо грядеши», que vadis?». Здесь не успеть, здесь пострадать, хоть немного. Здесь поболеть, льется к рассвету дорога. Маленький крест, сотканный из одиночества. Пустые руки и карманы, и ветер где-то рядом, старый друг. Здесь оживают истуканы. И без тебя моя судьба идет, куда укажет первая звезда. Идет куда зовет парящее искрящееся небо.

Все кажется таким забытым, таким родным, таким далеким. Медленно опустился вечер. Зажглись фонари моей любви. «Ты знаешь, Господи, я никогда не хотела быть кем-то другим. Я всегда любила Тебя. Как вечно отрекающийся Петр, как последняя дрянь». И текут слезы,  то ли от раскаянья, то ли от любви. Мы чаще одиноки с близкими, с родными. Я чувствую общность со спящими на скамьях, с задумчивыми, с одинокими. С ними мне не так одиноко.

Святая Жанна ДАрк молитвенно сложила руки и устремила глаза в небо. Едет повозка вдоль Авентина. Кучер говорит по мобильному телефону. Лошадь какает на мостовую, кучер с совочком и метлой убирает помет. В японском суши-баре итальянцы кушают суши. В пиццерии японцы режут пиццу острым ножом.


Тоскана  нежность молочного заката. Сложенные зонтики на фоне неба. Любовь живет в моем сердце. Летят самолеты, маленькие и большие. Волны шуршат, маленькие и большие. Я сижу в хижине без крыши. Дети любят заходить сюда. На окраину. Сны выходят наружу как вечные странники. Ночью я жгу костер на самой кромке воды. Волны нежно касаются огня, он немного шипит, но не гаснет. Взаимодействие стихий, алхимия в действии.

Возвращаюсь той же дорогой, но не совсем. Все вены как реки впадают в тебя, Рим  вечный  мертвый город, все мои вены в тебе, любовь моя. Я ем хлеб, который стоит столько же сколько вино.

Мое сердце осталось в Неаполе. Навсегда, я стала грязью этих улиц, мусором этих дорог. Этими лицами, этим бельём. Этой неприкрытой жизнью. Этим обнаженным горячим счастьем.

Плаваю в озерах итальянской Швейцарии. В отдалении горы,  мохнатые зеленые животные. Опять двойник,  промелькнул и исчез словно тень. (Она была в ластах. Много курила и плавала). Что-то у кого-то в этой жизни неизменно: работа, секс, еда. Иногда алкоголь наркотики, рок-н-ролл. Иногда хлеб и вода. Иногда тишина. ТЧК. Заземленье.


ГЕНУЯ

На ступеньках, в тени, тихо, слившись с домами, не нарушая тишину райских улиц, сидели женщины со сломанными крыльями. Они ничего не ждут, в их глазах забытая боль. Ко мне пришел голубь без одного крыла, хромой, беспалый. Я кормила его плесневелым хлебом. Он глотал крупные куски сразу. А потом сидел тихо рядом, тяжело вздыхая и моргая круглыми своими глазами. Позабывший страх инвалид.


Все берега наполнены тобой. Когда спадет жара, увидимся, быть может. Я коротаю время, иногда слушаю птиц, наблюдаю за детьми, считаю волны, собираю камни. Сегодня начали падать звезды. Миру нужна конкретика, а конкретики нет. Есть волны, приходящие по полутонам. Только не знаю, вверх или вниз. Не могу освободиться от назойливых как мухи желаний: еда, питье, мысли о тебе.


Господи, здесь собралось несколько людей. И мы все attached to each other. Though, we are hidden. Lonely, unhappy. Lonely. Its like that. May be, speak like that.

Shit

Афинейские басни

Везет в корзинке нищий жизнь свою. Он вечный странник. Ему некуда идти.

И даже среди этой разрухи и явных признаков войны люди продолжают создавать для себя иллюзию беспечности и комфорта. И это пир во время чумы. Все это  пир во время чумы.

Афинское метро  пойдешь направо  Св. Антоний, налево  Св. Дмитрий. Выбирай. Где-то посередине  корпус кристи, брошенные дома, новый космос, 25% безработицы, горы мусора и бродячие коты. Докопаться до Византии, такие родные греки. Мы все «кланяемся Солнцу Правды» и «Тебе вемы с высоты востока»..

Проходя поздним вечером по улице Сократа, я наблюдала грязь. На меня из окон гостиницы «Мечта Икс» смотрело бледное, похожее на маску лицо старой куклы  уставшей продажной женщины. Освещенное полной Луной, неподвижное и ко всему равнодушное, оно олицетворяло восковую правду ночной жизни полуразрушенных Афин. Кто-то нарисовал черную маску на глазах Афины Паллады. Боги древнего Олимпа закрыли глаза. Люди спят и видят сны с широко закрытыми глазами.

Когда луна была молодой, Шива мун на грани дня, уходящего в ночь, на грани солнца, утопающего в море, ножа, пронзающего сердце ярким светом откровения, в это мгновение я сидела на берегу Эгейского моря, за спиной шумели бунтари, беспечные люди наблюдали закат. Греция олицетворяла собой обнажившуюся донельзя правду закатившейся Европы. Та, что породила Европейскую цивилизацию, приняла удар на себя. Нитью горя, деструкции и ада проходила в моей душе мысль, вызванная известием о смерти близкой подруги. Агия марина. Ее звали Марина, она умерла в Лос-Анджелесе. Так неожиданно. От алкоголизма. Отказала печень. Не успели сделать переливание крови Ее извечная тоска, морская марина, единственная избалованная дочь еврейской семьи. Дитя, не сумевшее справиться с ударами судьбы, родители, отвернувшиеся от ребенка, когда он перестал быть золотым и разрушил их мечты. Грецию объяла тишина  не слышно звуков музыки. Заснули музы, вино горчит, рушатся древние статуи, и бродит одетый с иголочки старик с легкой щетиной и пеленой застарелой грусти на высохших глазах.

Старуха сидит на скамейке детской площадки в окружении тюков и сумок  видно это все, что осталось от ее накоплений и нажитого имущества. Она  сухая, седая, смотрит вдаль на море или просто быть может смотрит в никуда,  смесь безучастности и анестезии, когда слишком много боли и душа включает терапию апатии

Сочетание запаха старого лампадного масла и копоти икон, с которых давно не вытирали пыль и которых давно не касалось тепло человеческих сердец, создает ощущение густой насыщенной старины. Заброшенный колумбарий. Мерзость запустения. Королевский дворец из Маугли стал достоянием диких обезьян и скрывает свою былую красоту под лианами и пальмами. Джунгли времени, поглотившие царские покои. Вот, кафе, за соседним столиком сидит худой горбун из Роттердама в очках, так аппетитно курит. Сумасшедшая молодая гречанка пытается выпустить из клетки птичку, а птичка не дается. Она боится свободы. Адаму и Еве было мало рая Им было его недостаточно.

Получается так, что я все время на своем пути вижу разбросанные зерна граната. Гранат  как подтверждение верности пути. «Се, Сатана сказал» разбрасывать вас как зерна граната.. Метеоры  метеоритный дождь. Горы дружат с небом. Колокольчики коз и коров звенят как колокола. Слова молитвы затихают под натиском заполненного до краев любовью Бога покоя и безмолвия.

Мой ближний

Расстановка сил в лагере  кто мой ближний? Действующие лица  буддистка из греческой ортодоксальной семьи  Элина, подбирает меня на машине, делает огромный крюк, чтобы подвезти меня поближе к автостанции; старый дед Ставрос  порно-вуду шаман, живущий в домике без электричества у самого синего моря, с собакой, примусом и апельсиновыми деревьями. В его маленьком домике на стенах вырезки из порно журналов, фото его бабушки в молитвенной позе, Иисус Христос с мерцающими разноцветными лампочками, несколько икон. Мы пьем кофе, он дарит мне апельсины, улыбку и надежду, что все будет хорошо, и дает в дорогу Фервекс, тк у меня температура. Пара влюбленных молодых  он  едет на учебу на Крит, они снимают комнату в Афинах где-то в Гази. Ее зовут Эмма. Эмма звонила маме  мама отказала помочь мне с билетом. Я ничего у них не просила. Они увидели, что я не могу купить билет, тк карточки не принимают, а снять такую небольшую сумму из банкомата невозможно. Он выгребает последние деньги, они покупают мне билет. Я хочу подарить им очки, но они отказываются. Мы тепло прощаемся. Есть еще скептики  сторонние наблюдатели и уходящие вдаль вершины гор, утопающие в закатной дымке. У меня в руках гранат, который я нашла на ступенях Храма Преображения, недалеко от автостанции, на Пелопоннесе.

Патры, паром в Венецию. Я голодная и совсем без денег. С высокой температурой. Спасают таблетки Ставроса. На корабле доедаю кем-то оставленный обед и тырю булочки из ресторана. Едем медленно и с большой задержкой. Утром, проходя мимо ресторана, где, как я думала я незаметно подъедала чей-то обед, мне машет рукой пухлый миловидный грек в очках, сын священника, Константин. Он наваливает мне огромную тарелку мяса и картошки, поит кофе, а на прощанье дает денег, мажет мне руки ромашковым кремом и снабжает в дорогу хлебом и водой. Византия  любящая мать, прощается со мной. Корабль причаливает. Мы в Венеции. Какой отец когда сын попросит у него хлеба подаст ему камень? В мешочке с хлебом с крошками вперемешку лежат камушки с берега Эгейского моря. Сын вместе с хлебом получил камни))).

С высот взирал на меня лев Святого Марка. На площади меня чуть не склевали с потрохами голуби. А через какое-то время когда молодое вино с бутербродами устаканились в желудке, меня опять настигли эти приступы жуткой диареи, которые начались еще с утра, а виной тому была скорее всего вода, которую я пила из под крана на корабле. Причем приступы начались ровно тогда, когда меня почти оставила инфлюэнция с температурой, соплями, кашлем и тд. Диаррея же началась, а инфлюэнция закончилась тогда, когда я натощак выпила капель мира с чудотворной иконы Св Бесср и чудотворцев Косьмы и Дамиана. Капли эти сразу же подействовали. И слава Богу конечно. Ну так вот, диарея настигла меня с рюкзаком на плечах в самом центре Венеции. Я перемещалась по красивейшему городу Европы короткими перебежками между туалетами, впопыхах успевая выхватывать из окружающей картины кусочки вечной красоты и гармонии, заметить милый магазинчик или кабачок, улочку, фонарь, аптеку и попытаться не забывать о Бродском))). ДА, мне конечно понадобилась аптека. После третьего забега в туалет, когда я чудом донесла содержимое своего кишечника до унитаза, я поняла, что без аптеки не обойтись Да, и жесткая диета просто необходима. В аптеке продавец, жеманный гомосексуалист безучастно выслушал мое «Проблем, СТРОНГ диарея!!!» и выдал иммодиум. «Две таблетки сразу. Потом по одной после каждого посещения ванны..»» Эта его деликатность действовала мне на нервы. Какая нафиг бафрум??? Меня несет как не знаю что, брандсбойт!!! Оч стронг диарея!!! Это поможет? Он кивнул, улыбнулся и еще раз повторил с тем же безучастным и жеманным видом: «После каждого посещения ванной комнаты.» Я вышла, сразу же приняла 2 таблетки, выдохнула и спокойно взглянула на прекрасный подсвеченный мост, я была рядом с Реальто. На меня с высоты взирал лев Святого Марка.

Назад Дальше