Но не удержался парень на предельном вираже гражданской жизни, перетянул ручку. Штопор.
Теперь только на фото можно с ним пообщаться.
Валерка Дворников, тоже, как и я, «младшой..». Тоже что-то стало не получаться с полетами, выпил малость, пошел ночью шариться по лагерю, часовой на вышке шмальнул по нему из автомата. В Валерку не попал, но весь лагерь, понятно, на уши поставил. Списали Валерку в Топчихе.
Но не удержался парень на предельном вираже гражданской жизни, перетянул ручку. Штопор.
Теперь только на фото можно с ним пообщаться.
Валерка Дворников, тоже, как и я, «младшой..». Тоже что-то стало не получаться с полетами, выпил малость, пошел ночью шариться по лагерю, часовой на вышке шмальнул по нему из автомата. В Валерку не попал, но весь лагерь, понятно, на уши поставил. Списали Валерку в Топчихе.
Первые наши прыжки с парашютом
Первые наши прыжки с парашютом на досаафовском аэродроме Барнаула.
Курсанты: Игорь Захаров, Сергей Рогозин, Борис Максименко.
Март. Еще лежит снег и холодно. Прыгнули, собрали купола в охапку, идем к машине. А один курсант стоит посреди поля и орет помогите!, помогите! Ладно бы лежал, тогда понятно сломал что-нибудь. А так Подбегаем и видим, что между телом и запаской у него перед носом торчит вертикально конец вмерзшего в землю лома! Рыли канаву по осени и забыли лом! И свернуть лом в сторону у него не получается и сняться вверх никак! Какие-то сантиметры и средневековая казнь на колу была бы обеспечена!
А курсант тот был Анциферов. Позже он, лежа в санчасти, пошел в самоволку, стал слазить по водосточной трубе из окна ночью, труба ушла вниз и он чуть не оставил свои яйца на держалках трубы. Списа-а-али, однако.
МММ
Вовка Михеев играл в ансамбле вместе с Раковым, Сосновичем и др. До полетов не дошел, списали раньше. Был он новосибирским, вместе приехали поступать. Году в 2000 с чем-то, еду в Н-ск, на посту ГАИ на «Вшивой горке» стоит майор Вовка, в милицейской форме, с автоматом через плечо. Поговорили немного. Он вроде неохотно так говорил, в общем, не обрадовался, да и желания дальше общаться не проявил.
Всем курсом скидывались мы из своей трехрублевой стипешки на аппаратуру под названием «БИГ 100» для ансамбля. Все наши однокурсники до сих пор помнят эту аферу, которая произошла задолго до МММ. В итоге ни БИГА, ни ФИГА.
Про чё-нибудь
Повезли нас на первые стрельбы из карабинов куда-то на берег Оби. Еще снег лежал. Едем на автобусе «ЛАЗе», обгоняем на трассе грузовик, везущий в кузове ящики с вином. Просто так, открыто!. А на этом автобусе сзади кондукторское кресло высоко стоит, вот кто-то из наших изловчился. Высунулся, сколько мог, в форточку, дотянулся до ящиков и давай бутылки выдергивать! Пока обгоняли, помню, что не одну бутылку изъяли. Только лафа не удалась. Водила, наверное, видел этот номер в зеркало, позже обогнал нас, и пришлось сдавать награбленное добро.
Еще по весне ездили убирать мусор в питомник им. Лисавенко, за город, на берег Оби. В радость было хоть куда-то вырваться на волю из надоевшей за зиму казарменной рутины. А тут весна, теплынь, запахи земли, цветов дурманящие. А после работы, в ожидание машины, спустились вездесущие и любопытные курсачи под крутой, обрывистый берег к реке. А там диких пионов цветущих целые заросли!
Напластали их охапками, а потом, по Барнаулу едучи назад в казармы, швыряли громадные, влажные, благоухающие букеты под ноги случайным девчонкам на тротуары. Те сначала испуганно ахали от неожиданности, а потом счастливо смеялись и приветливо махали нам руками.
Про Любов
Любили нас в Барнауле. Любили девчонки, и приходили с удовольствием к нам на танцы в училище.
Любили все жители, особенно, когда всё училище выходило единой колонной в город на какой нибудь праздник. Впереди развевалось знамя тяжелого бархата, за ним гремел и сиял начищенной медью труб духовой оркестр, а сзади колыхались четыре колонны серых шинелей, и звучала строевая песня, у каждого курса своя, фирменная. Жители стояли толпами вдоль улицы и таращились в окна, любуясь на нас.
«Стал в строй и не шевелис с-сь!!!»
(Суры от Суриса, избранное)
Про строевую песню надо сказать отдельно
Про строевую песню надо сказать отдельно. Как говорил наш выпускник, и мой комполка в Николаевке, полковник Бокач «скажу об этом несколько ниже и более отдельно!»
Песен у каждого курса было не по одной. Причем петь песню другого курса считалось неэтично, да она так красиво и не получалась, как у них. Почему-то!
Песни выбирались иногда, совершенно, казалось бы, нестроевые. Например, пели «Бородино», да еще на два голоса. Запевала
Песни выбирались иногда, совершенно, казалось бы, нестроевые. Например, пели «Бородино», да еще на два голоса. Запевала
Скажи-ка дядя, ве-е-дь недаром,
Москва спале.. а все подхватывают мощно и быстро
Москва спаленная пожаром!
Он Фра-а-нцу.. а все Французу отдана!
Он Фра-анцу.. а все Французу отдана!
И всё это под ритмическое сопровождение сапогами об асфальт с частотой 100110 шагов в минуту! И ведь получалось, и звучало красиво!
Песни пелись и применительно к случаю. То есть, на вечерней прогулке мы могли их все перепеть, а в УЛО шли пели одну песню, простенькую какую-нибудь, типа « Наш ротный старшина не знает ни хрена, а у меня все это впереди!», при прохождении по плацу другую, типа «Непобедимы мы, и легендарны мы».
Слова иногда сознательно перевирали. Была у нас такая песня «Тяжелая птица простор пробивала, и песню мотор напевал!». В ней были слова «а пальцы сжимали кольцо!», а мы пели «а пальцы сжимали яйцо!», после чего наш комвзвода Куценко, по прозвищу «Лимон», на ходу оборачивался и грозил строю кулаком.
Училище помогало городу бесплатной рабсилой
Училище помогало городу бесплатной рабсилой. Зимой мы ездили на крупный ж\д узел в Алтайку и чистили пути, стрелки от снега. Ездили и на мясокомбинат грузили огромные кучи гниющих костей в кузова грузовиков, и достраивали удлинение полосы в аэропорту Барнаула, трамбовали там грунт вручную. Довелось нам и родное училище украсить. На первом курсе как раз достраивали спортзал, и мы что-то там таскали, переносили землю, сажали вдоль спортзала деревья. Со стороны ул. Чкалова и мои березки сидят.
Про второй курс
Вернусь уже на второй курс. Учиться уже стало намного интереснее. Пошли предметы, непосредственно относящиеся к полетам: конструкция самолета и двигателя, ТРД, СВЖ, АО, РЭО. И даже аэродинамика превратилась в Динамику полёта.
Постоянно занимались в ангаре, на самолётах, да и в некоторых аудиториях стояли фрагменты самолета, двигателя и его оборудование. Уже все ощупывали подробно, сидели в кабинах, где незнакомо воняло герметиком. Впереди маняще виднелась цель ПОЛЕТЫ!
Теперь стали бояться уже, что до полетов могут не допустить, и старались освоить все предметы на «хорошо» и «отлично». Уже появились новые первокурсники, на которых, как и на нас в свое время, сгрузили большинство работ по уборке территории, наряды на кухню, караулы и т. д.
Осенью приехали с полетов четверокурсники, мы смотрели на них, как на богов, ведь они летали на тех стремительных «Яках 28», что мы только на фото видели да в ангаре изредка украдкой запрыгивали в кабину. Оказалось, что среди них есть и мои земляки Вадька Тихонов и Витя Суворов. Они сами нашли меня и стали негласно шефствовать: то на ужин к себе в столовую позовут, то схему полетов на полигон подарят. Они же рубали по летной норме и на столах у них было побогаче, а мы еще по курсантской. В выходные у них много народу уходило в увольнение, поэтому на столах жора много оставалось и сыр, и колбаса, и плюшки ватрушки. Кстати, когда мы уехали на полеты, то с нетерпением ждали дня первого полета, потому, что с этого дня нас тоже начинали кормить по летной пайке.
А как же красиво старшекурсники ходили строевым шагом по плацу! Мы завидовали им и, конечно, хотели быть такими же. Во-первых, хэбуха у них была вся вылинявшая добела на Славгородском, да Каменском солнце, сапоги смяты в страшную гармошку, фураги с висящими полями, как у белогвардейцев из фильма «Чапаев». Нам подобное просто не позволялось командирами (пока еще). И шаг они печатали медленно, с «оттяжечкой», и дистанцию между шеренгами держали поболе, чем мы. С каким-то особенным шиком и гордостью ходили. Или нам так казалось тогда?
На курсе, что перед нами выпустился, впереди строя всегда ходил худощавый старшина курса Спиридонов. Он-то и был олицетворением всего вышесказанного.
Потом Спиридон булькнул в Каршах в барханы на Яке. И не нашли.
Про начало профессии, которое надо помнить
Зимой второго курса привезли нас на Барнаульский аэродром, в находящиеся там тогда СВАРМ. Здесь уже стояли Л-29, приготовленные для газовки в рамках наземной подготовки. Прямо здесь нас построили, и из винегрета, называемого «рота», стали вызывать из строя и строить напротив «роты» маленькие коллективы под названием «экипажи». Со мной рядом встали Витя Паршкин, Вова Миль и Олег Зимин. Предстояло осознавать себя и окружающих в новых категориях: экипаж звено эскадрилья. Дальше движок гоняли по вызубренному графику запуска и опробования двигателя. И с непривычки, и от рева движка, глаза с трудом находили и нужные АЗСы и нужные цифры на приборах. Инструктор что-то кричит по СПУ из задней кабины, а ты сидишь, как баран, и с трудом ворочаешь мозгами.
Палясютные плизёцьки
(капитан Скутов, избранное)
Прапорщик был такой в службе ПДС училища Бартули. Он занимался с нами парашютной подготовкой. А был он спортсмен-парашютист и имел за своими плечами не одну тысячу прыжков. Прыгал свой 3-хтысячный, юбилейный прыжок, и, не открывая парашюта, почему-то встретился с земным шаром. Вот.
Я прыгать с тряпочкой не любил, за всё про всё имею тринадцать прыжков. От-давал свои прыжки желающим, например, Сереге Лосеву, он-то их любил.
Прыгали на 4-м курсе в Камне. После прыжков переодеваемся в казарме в «повсе-дневку», а у Макса от ключицы до паха идет багровая полоса шириной с ладонь. Борька Максименко решил выйти из дверей вертолета как спортсмен раскинув в стороны руки и ноги.
А каски на прыжки нам не давали. Прыгали и летом в зимних шапках. Чтобы не завязывать тесемки под подбородком, Борька закусил их зубами и вышел в небо. Его, естественно, начинает вращать голова ноги, голова ноги. Стропы выходят, когда он на-ходится ногами вверх и не сзади, со спины, а спереди, по животу, затем между ног. Купол наполняется, происходит резкий хлёст Борькиными ногами сверху вниз и его ботинки улетают в город Камень-на Оби Алтайского края. Туда же уходит и его шапка. В итоге он приземляется босой, офигевший и с тесемками от шапки в крепко сжатых зубах! Всё, что нажито непосильным трудом!