Однако в 18911892 гг. на русско-афганской границе произошли события, которые привели к определенной напряженности в русско-афганских отношениях. Первое событие вторжение русских военных на территорию Афганистана, когда поручик Тарновский в 1891 г. без разрешения царских властей перешел афганскую границу, занял небольшую афганскую крепость Калайнау и «заставил жителей присягнуть на русское подданство»[62]. Второе столкновение отряда русского полковника Ионова с афганским отрядом летом 1892 г на Памире[63], при котором весь отряд в 10 или 12 афганцев был перебит. По этому поводу эмир сетовал в своей «Автобиографии»: «Несмотря на эти незаконные действия России, английское правительство не сделало никаких действенных шагов». Сам же эмир, «связанный своими договорами, не мог непосредственно обращаться к России»[64]. Эти инциденты привели к тому, что афганский эмир, хотя в то время и существовала некоторая напряженность между эмиром и индийским правительством и вице-королем Индии, в ноябре 1893 г. принял английскую миссию сэра Генри Мортимера-Дюранда и заключил договор о разграничении между английскими владениями Индии и Афганистаном.
Абдуррахман-хан с глубокой горечью говорит в своей «Автобиографии» о том, что вице-короли Индии могли всегда легко развязать войну с его страной потому, что располагали полной свободой действий в отношении Афганистана. Английский парламент, выслушивая лишь одну сторону, имел одностороннее представление о событиях, поэтому и решения принимались в пользу вице-королей, а не афганского правительства, тем более что последнее не имело своего представителя в Лондоне и не могло осветить сношения с индо-британским правительством со своей стороны. Поэтому, сетует эмир, «я усердно стремился к тому, чтобы иметь возможность держать своего представителя при дворе вице-короля Индии, а также сноситься непосредственно с английским правительством в Лондоне»[65]. Решению этой проблемы Абдуррахман-хан придавал чрезвычайное значение, от ее исхода в значительной мере зависело улучшение международного положения Афганистана. В своей «Автобиографии» по этому вопросу он пишет: «. В настоящее время имеются достаточные основания чрезвычайной важности, согласно которым необходимо, как только представится возможность, чтобы мы имели своего посланника при Сент-Джермском дворе», он «уже несколько раз делал попытки, чтобы достигнуть успеха в этом отношении». Как считал эмир, «иметь своего постоянного представителя в Лондоне» было бы хорошо еще и потому, что «афганцы узнали бы Англию от своих же соотечественников», а это «ознакомило бы их с промышленностью, науками и цивилизацией Англии». Эмир с негодованием воспринимает навязанное англичанами положение: «Мне было бы крайне неприятно думать, что правительство афганское является лишь частью правительства Индии что я, эмир Афганистана, буду служить орудием и марионеткой в руках вице-короля Индии, чтобы танцевать по его усмотрению. Афганистан государство независимое, и нет никаких оснований, чтобы с ним обращались как с государством вассальным»[66].
Абдуррахман-хан с глубокой горечью говорит в своей «Автобиографии» о том, что вице-короли Индии могли всегда легко развязать войну с его страной потому, что располагали полной свободой действий в отношении Афганистана. Английский парламент, выслушивая лишь одну сторону, имел одностороннее представление о событиях, поэтому и решения принимались в пользу вице-королей, а не афганского правительства, тем более что последнее не имело своего представителя в Лондоне и не могло осветить сношения с индо-британским правительством со своей стороны. Поэтому, сетует эмир, «я усердно стремился к тому, чтобы иметь возможность держать своего представителя при дворе вице-короля Индии, а также сноситься непосредственно с английским правительством в Лондоне»[65]. Решению этой проблемы Абдуррахман-хан придавал чрезвычайное значение, от ее исхода в значительной мере зависело улучшение международного положения Афганистана. В своей «Автобиографии» по этому вопросу он пишет: «. В настоящее время имеются достаточные основания чрезвычайной важности, согласно которым необходимо, как только представится возможность, чтобы мы имели своего посланника при Сент-Джермском дворе», он «уже несколько раз делал попытки, чтобы достигнуть успеха в этом отношении». Как считал эмир, «иметь своего постоянного представителя в Лондоне» было бы хорошо еще и потому, что «афганцы узнали бы Англию от своих же соотечественников», а это «ознакомило бы их с промышленностью, науками и цивилизацией Англии». Эмир с негодованием воспринимает навязанное англичанами положение: «Мне было бы крайне неприятно думать, что правительство афганское является лишь частью правительства Индии что я, эмир Афганистана, буду служить орудием и марионеткой в руках вице-короля Индии, чтобы танцевать по его усмотрению. Афганистан государство независимое, и нет никаких оснований, чтобы с ним обращались как с государством вассальным»[66].
Приход к власти эмира Абдуррахман-хана открыл важный этап в новой истории Афганистана. Вынужденный принять условия Гандамакского договора, эмир тем не менее предпринял попытки расширить внешнеполитическую самостоятельность своего государства и вывести его из дипломатической и культурной изоляции, навязанной британскими властями[67].
Правительство Англии не раз приглашало Абдуррахман-хана посетить Лондон, но он под разными предлогами откладывал поездку. Такое приглашение он получил и весной 1894 г. Затем последовало официальное приглашение посетить Лондон, подписанное министром иностранных дел Великобритании Генри Фаулером 16 января 1895 г.
Абдуррахман-хан принял «нового британского агента на дурбаре в Бустан Сарай», и ему была преподнесена одна из высших наград Великобритании орден Кавалера Подвязки Бани Британской Империи. Эмир будто бы «проявил неподдельное удовольствие ввиду проявленной к нему высокой чести», как сообщалось в индийской прессе. В ней сообщалось также, что эмир выглядит гораздо лучше, чем это было некоторое время назад, но он «может лишь с трудом передвигаться»[68].
В России с большим интересом следили за поездкой первой официальной афганской миссии в Европу в 1895 г. Интерес России к этому событию вполне оправдан. Принимая во внимание, что по англо-русскому соглашению 1873 г. царское правительство признало Афганистан «вне сферы русского влияния», а по Гандамакскому договору 1879 г. Россия не имела с Кабулом непосредственных политических, культурных и иных связей, кроме торговых, осуществляемых через купцов из Средней Азии. При благоприятном ответе Лондона на просьбу афганского эмира, возможно, и русские власти рассчитывали, в какой-то мере, изменить русско-афганские отношения.
Многие газеты и журналы, издававшиеся в России и хранящиеся в архивах, также печатали материалы о первой официальной афганской миссии в Европу в 1895 г.[69] Достаточно подробно освещалась эта поездка на страницах старейшего органа русской прессы в Средней Азии газеты «Туркестанские ведомости», выходившей в Ташкенте с 1870 г. В январском номере этой газеты за 1895 г. сообщалось: «Член английского парламента Кэрзон, бывший недавно в Кабуле сказал, что эмир Абдуррахман-хан принял приглашение посетить Англию»[70]. «Санкт-Петербургские ведомости» также подтверждали, что «здоровье эмира Афганистана улучшается, и. поездка его в Лондон решена»[71]. На страницах русской прессы еще долго обсуждался вопрос о том, поедет ли эмир в Лондон, а если поедет, то его сын сардар Хабибуллахан «будет управлять [страной] в отсутствие отца»[72].
Более подробные сведения о поездке афганской миссии находим в статье «Поездка второго сына афганского эмира в Англию», опубликованной в «Туркестанских ведомостях». В статье говорится: «В прошлом году [1894] королева Виктория пригласила эмира Афганистана Абдуррахман-хана посетить Англию». Эмир медлил с ответом, а затем оказалось, что «здоровье не позволяет ему принять приглашение». Эмиру предложили отправить в это путешествие старшего сына Хабибулла-хана «ввиду того, что он ведает делами ханства». Однако Абдуррахман-хан «нашел невозможным отпустить его и заменил себя вторым сыном Насруллой»[73]. В статье также сообщалось, что «Насрулла-хан играет видную роль в управлении Афганистаном», по пути следования англичане будут оказывать ему почести «как царствующему индийскому принцу в Англию он направится из Бомбея, а возвратится домой сухим путем через Персию»[74].
Таким образом, по приглашению английского правительства Абдуррахман-хан намеревался лично отправиться в Англию и установить наконец прямые дипломатические контакты с правительством Великобритании, чтобы более не находиться в зависимости от вице-королей Индии. Однако ряд причин помешал ему осуществить это деловое путешествие. Главной причиной, не позволившей эмиру оставить страну без своего строгого контроля, была сложная обстановка в восточных и юго-восточных землях проживания афганских племен на афгано-индийской границе в Вазиристане[75] и в землях момандов[76].
Эти осложнения возникли в связи с начавшимся установлением границ между Индией и Афганистаном, проводившимся в этих местах после подписания англо-афганского соглашения в Кабуле 12 ноября 1893 г. между Абдуррахман-ханом и сэром Генри Мортимером Дюрандом, секретарем по иностранным делам администрации вице-короля Индии.
Кроме того, как указано в официальной истории Афганистана «Сирадж ат-таварих»[77], Абдуррахман-хан был болен (с. 1064). Эмир страдал подагрой.
В индийской англоязычной печати находим следующие сведения: «Прибывшие недавно в Пенджаб купцы из Афганистана утверждают, что эмир отказался принять приглашение английского правительства посетить Англию». Они сказали, что эмиру «посоветовали его хакимы [лекари], что климат Европы не будет полезным для его здоровья ввиду его болезни подагрой и болезни сердца». Они сообщили также, что «его советники боятся выступлений фанатиков и местных беспорядков в его отсутствие»[78].
Анализ английской, русской и индийской англоязычной прессы того времени показывает, что почти до конца марта 1895 г. англичане все еще не знали точно, поедет ли афганский эмир в Лондон[79]. В индийской англоязычной прессе, широко освещавшей эту поездку, в марте того же года сообщалось, что эмир Афганистана Абдуррахман-хан «утвердительно ответил на приглашение королевы Виктории посетить Лондон в этом году, если позволит здоровье»[80]. В английской прессе лишь в конце марта 1895 г. появилось сообщение, что шахзада Насрулла-хан посетит Англию вместо своего старшего брата Хабибулла-хана. «Его свита будет состоять из 120 человек, а на обратном пути он посетит Константинополь, и Его Высочество по-видимому, возвратится в Индию в начале августа»[81].