Тематику тотальной принудительной русификации коренного населения и сознания в беспрецедентных масштабах 8-мичасовой континентальной географии даже на уровне чисто социологического явления массовых феноменов трудно назвать актуальной для свободного мира, и там зачастую просто плохо понимают, о чем речь. Этот пресловутый «феномен» так торопится, что опрокидывается на всех поворотах. Мы ведь с самого начала не претендовали на многое, жизнь и в самом деле лишь эксперимент познающего, но чтό им одна жизнь они изуродовали и замучили насмерть у себя в концентрационных лагерях миллионы жизней.
Если только сказать, что они навязывают коренному населению в сто сорок культур русскую литературу и свой язык, чтобы держать их под контролем, то это было бы слишком просто. Потому что чтобы избавиться от того, что кто-то кому-то навязывает, сразу сделав жизнь прекрасной, достаточно одного желания и немножко здравого смысла. Здесь система, и она крайне ревниво относится к попыткам сделать ее достоянием остального мертвого прошлого. И тем не менее.
Понаблюдаем, как они интересно сделали. Для всех карт мира и всех его измерений кусок, который заняли, они крупными буквами, доступно и непринужденно обозначили: «Русская Федерация» («Russian Federation»). Разумеется, все континенты того же мира так же недвусмысленно, кратко и убедительно поставлены в известность, что проживать на том куске могут только и исключительно «Russians». Но как только они переходят на отношения внутренние, то же самое вдруг сразу становится «Российской Федерацией». Реальный оборот вы попросту нигде не найдете. Правда, хорошо?
Русская литература, как можно догадаться, в широком ассортименте и с утомительными подробностями трудится по сути лишь над одним сюжетом, настойчиво предлагая убедиться, насколько, поистине, весомо большую ценность собственно русские представляют в сравнении со всеми остальными расами, нациями, культурами и этническими группами. Теперь все усилия в данной области ими благополучно сведены к одному небольшому, сдержанно-содержательному тезису: «О русской цивилизации».
Как можно ожидать, трактаты на эту тему совсем скоро будут с негромким мужеством предваряться «Еще раз к вопросу о русской цивилизации», «Снова к вопросу о русской цивилизации» и т. д. Но о том, откуда ими эта «цивилизация» содрана, никто не найдет ни слова, что и составило тему известного политического анекдота. В качестве беспристрастных социологов мы также обратимся к нему своим взором. И не только к нему.
Система вынуждена подсовывать суррогаты. И когда только это происходит, значит, есть тема для внимательного взгляда специалиста и всего лишь одного детского вопроса. «Почему?»
Почему на деньгах на всех при наличии у вас в стране 140 этнических культур показана всегда лишь одна приоритетная; или почему при формальной представленности других религиозных конфессий на 9 часовых поясах той же географии на тех же банкнотах дана лишь одна, нетрудно догадаться, какая? Или как объяснить, что при наличии все тех же 140 этнических культур на той же географии в 9 часовых поясов в официальном названии страны представлена только одна? Или в силу чего 140 этнических культур упомянутой географии в русском правительстве представляет только одна? Понятно, что на протяжении очень долгого времени москвой делалось все, чтобы элементарные вопросы вроде этих нигде никем не произносились вслух.
Или по какой причине русское правительство и русская федерация широким движением сбывает на экспорт исторические национальные ресурсы коренного населения, нефть и газ, снимая проценты и торопливо набивая длинными нулями личные счета в банках Швеции, Швейцарии и Флориды, но все те ресурсы, нефть и газ обозначены для западного пользователя исключительно только как «русские» («Russia/Russian Federation» официальная регистрация Москвы в ООН.). Тот, кто сталкивался с этим хотя бы раз, уже знает, что происходит дальше. Они бегом проводят это по своей новой категории «разжигания межнациональной и межэтнической розни». Смысл вы уже поняли: от вас им нужно только одно: чтобы вы молчали.
Если какое-нибудь юное дарование где-нибудь в обычном классе задаст один разумный детский вопрос как объяснить, что представители тех же этнических культур у себя дома не просто должны обязаны загружать в анналы своего сознания русскую литературу, то скорее всего его родителей вызовут в школу. Более того, почему и свой сугубо этнический, имеющий древнюю историю национальный язык они также обязаны загружать туда же исключительно в русских буквах? А если его любопытство к этой области ампутировать не удастся, то его ожидает длительный спрятанный процесс, призванный научить как надо правильно думать с дилеммой на всю последующую жизнь, где с одной стороны будет лежать обычный эквивалент полной сытной тарелки, а с другой прозрачные намеки на возможные проблемы с получением от властей известного комплекта сертификатов и определением образования вообще.
Совершенно неверно было бы также категорично здесь заявить, что запрет на публикацию книг распространяется на любого автора коренного населения это не соответствовало бы действительности. Более того, в ретроспективе представлений современной литературы массовому наблюдателю Москва самым абсолютным, самым кровным образом заинтересована, чтобы время от времени на свет поставлялись безусловные серые свидетельства за таким авторством что, собственно, вот это и есть все, что способно произвести на свет то же коренное население вообще в попытке сказать, понять и сотворить, что даже под нежным, заботливым, любящим крылом приоритетной нации вот это для них и есть предел мыслительного напряжения, «закономерный потолок» расовой принадлежности и этнической культуры, что при всем желании здесь никто не найдет что-то ценное Стоит только однажды кому-то в этом усомниться, и ситуация может запросто выйти из-под контроля.
Как раз именно вот этот «серый фонд» вопрос жизненных интересов москвы и вопрос ее национальной безопасности.
В понимании режима данный аспект крайне важен по одной причине: тот же принцип касается не только современной литературы.
Спрятанное, скрытое, осторожное, но требовательное подчеркивание приоритетов всюду сохраняет один вид.
Несколько больший интерес для исследователя представляет вариант того же явления, коротко определяемый как запрет на обсуждение: когда ввиду тех или иных причин откровенный запрет на публикацию требует некоторого анального напряжения и предполагает смущенные улыбки очевидцев, невозмутимо вводится следующий этап защиты. То, что не представляетсявозможным опровергнуть обычным путем чистоплотных логических умозаключений, просто нельзя обсуждать. Всё. Эффект достигается тот же самый: не вполне удобный компонент вновь счастливым образом оказывается «несуществующим». И принимая во внимание то, что все же имеет случай «существовать», а именно в широком ассортименте навязанные установки, эффект благополучия, так сказать, принимает хронический характер. Именно по этому принципу работает любой искусственный психоз вокруг смены символики русских денежных единиц «на новые» и родственные тому мероприятия. Суетиться вокруг русских денег нужно заставить как можно больше «не тех» этнических групп но москва, прыская в кулачок, помнит одну единственную имеющую смысл вещь: что бы те ни делали, за какой бы результат горячо ни болели и какой бы результат на исходе ни получили, деньги все равно будут русскими. Кидая объедки «неприоритетным», они не пытаются быть предусмотрительными: они лишь действовуют на уровне рефлексов. Автор по этому поводу произнес одну фразу, и она стоит дословной цитаты. «Удивительно, какой дешевкой быть нужно, чтобы настолько дешево отдать то единственное, ради чего еще стоит жить свободу». Вообще, тема того, как действует механика режима, когда заканчивает свою работу один ржавый механизм телеги и затем без тени смущения вступает в силу другой, больше всего напоминает бесстыдные сказки С. Лема. Как хотите, тут уж невольно пробуешь свои силы в роли пилота Пиркса, со всеми вытекающими последствиями.
Автор всласть наиздевался над исполинскими комментариями все тех же пресловутых хомячков из числа «людей будущего» к одной из книг Лема, когда напряженным вниманием по тексту обнаруживается заключение с неоднозначным смыслом и потом тут же ниже торопливо дается «авторитетная сноска» как надо правильно думать, но весело было далеко не всем.
Неудивительно, что книгу автора было запрещено обсуждать, а его имя где-либо открыто упоминать.
Разумеется, думать надо в соответствии с их идеологией. И разумеется, в этом нет ничего нового или способного кого-то удивить; автор был лишь несколько озадачен, что идеология теперь их носила религиозно-сексуальный характер. Я не совсем уверен, насколько такие вещи вообще сочетаются, однако все обстоит именно так.
Проблема же была вот в чем, и в силу своей клинической природы она лежала далеко от области смешного. За всё той же торопливой сменой одной идеологии на идеологию другую стоял не просто страх попробовать однажды подняться на ноги и сделать хотя бы несколько неуверенных шагов на пути эволюции самому в конце концов, это их собственное дело, куда идти и каким способом передвигаться; но «не имея совсем ничего», они самым банальным образом зависят от естественных ресурсов, исторически локализованных в пределах географии ПН2 всех тех ста сорока этнических non-Russian культур девяти часовых поясов континента, и ту же самую идеологию навязывают им. Все они теперь в ее рамках называются «русскими», любое сомнение по этому поводу определяется «разжиганием межэтнической розни», а все их ресурсы называются «наше». Особенно болезненной всякая открытая дискуссия на эту тему оказалась для их президента, для которого вопрос величия его нации за чужой счет как раз и стал отправным элементом «новой» идеологии. Независимое мышление в буквальном смысле запрещено. Неподдающийся перевоспитанию элемент закономерно становится врагом русского народа без всяких кавычек.
Утверждение русского превосходства над всеми остальными этническими группами носит вынужденный характер: за ним не слышно сомнений. Собственно, как тема исследований данный характер вынужденности может быть весьма полезен для тонкого наблюдателя.
Процесс навязывания своей истории также ждет своего терпеливого исследователя, и здесь есть повод если не для разочарований, то по крайней мере для сдержанного недоумения. Полным молчанием обойдено, как проходил процесс захвата этнической географии русскими, сопротивление и восстания башкир и других этнических групп на оккупированных территориях («разрозненных террористических организаций, оказывающих сопротивление прогрессивным нововведениям, не имеющим серьезного влияния», по определению Москвы), массовые убийства, массовые сожжения, надругательства над девочками, акты принудительного крещения женщин и детей коренного населения и конверсия в русскую церковь, установка статуса русского языка как «единственно правильного и допустимого при обращении к русскому хозяину» и т. п.. О Сибирском Ханстве в их истории просто не найти ни одного слова.