Тогда я познакомилась с семьей Дяди Олежи. Его жена тетя Марина была актрисой и практически никогда не выходила из роли. Она играла в одном средненьком московском театре, актриса она была тоже средненькая, хотя сама считала себя чуть ли не гением. Однажды, лет десять назад она снималась в каком-то русском сериале про ментов, роль у нее была второстепенная и спустя пять серий ее героиню убивали. Она ждала следующей роли в кино, ходила на пробы, но брали ее только в рекламы без текста, да и то нечасто. Она мечтала о Голливуде и все время говорила, что это из-за Олега она не стала великой актрисой. Что ради него и дочери она практически «похоронила свой громаднейший, богом данный талант». Эта фраза звучала почти каждый день.
Она была на семь лет старше Олега, но возраст ее был величайшей тайной, и она сама говорила, что ей тридцать с хвостиком. По дому она расхаживала в красно-оранжевом пестром халате в турецких огурцах, на голове неизменный платок повязанный на восточный манер. Звали ее на самом деле Мария, а не Марина, но имя свое казалось ей, как она сама выражалась, простоволосым. «Маша с Уралмаша, фу, несолидно. А вот Марина совсем другое дело».
Она считала себя интеллигенцией, и не важно, что приехала она из глуши, а родители ее вообще редко выбирались в близлежащий город из деревни, а в Москве бывали два раза в жизни. Своей дочери она запрещала на людях называть ее мамой, а мне тетей, потому мы называли ее просто по имени.
Их дочь Наташа была моей первой подругой. Была она мне скорее приятельницей, нежели подругой, но с ней нас связали долгие годы жизни. Она была на полтора года младше меня. Наташка была самой обычной девочкой, она не была симпатичной, максимум миловидной.
У нее был большой мясистый нос, который бросался в глаза. По этому поводу ее часто дразнили мальчишки, и Наташка ревела в подушку. Когда Дядя Олежа замечал такое, то выяснял, кто посмел обидеть его «нежный цветочек», и потом с обидчиком проводил разъяснительную беседу.
Однажды я видела издалека такую беседу. Олег был как всегда спокоен, в такие моменты ему даже удавалось разговаривать на полтона тише. Я видела у Олега взгляд, которым он смотрел на собак, перед тем как их «усыпить», сейчас он смотрел им на Наташкиного обидчика и что-то тихо говорил ему. Обидчик побледнел и осунулся, потом кивнул головой и убежал со всех ног. Больше его никто не видел.
Наташа была высокая и худая, несуразная, и у нее совсем не было груди. По этому поводу она тоже комплексовала. Тетя Марина говорила, что недостатки внешности надо компенсировать хорошей одеждой и косметикой, и Наташка компенсировала. Она была настоящей модницей и красила губы и ресницы. Дядя Олежа был против этого, но тетя Марина театрально, захлебываясь словами и заламывая руки говорила что бедный ребенок несчастен и им надо прилагать все усилия для того чтобы сделать ее счастливой. И вообще, если он еще раз откроет рот на эту тему, то месяц спать будет на диване, а не в ее теплых объятиях. Олег заткнулся и спал в своей постели.
Наташа любила внимание, желательно положительное, и весь ее внешний вид притягивал к ней это самое внимание. У нее было много знакомых и приятелей, она была весьма общительной и коммуникабельной девочкой. А еще она много всего знала, потому что хорошо училась, за это отец поощрял ее рублем, и рубли эти она копила. Она говорила, что сама не знает, зачем копит, но нутром чует, что делать это надо.
Олег никогда не обращал внимания на номинал купюры, которую давал Наташе за пятерку в дневнике, он давал первую купюру, которая попадала ему в руку. В карманах его брюк и рубашек всегда были беспорядочно рассованы деньги. Часто Наташке доставалась пятитысячная купюра, тогда они только вошли в оборот и Олегу нравились эти новые красивые бумажки, поэтому он часто просто менял мелкие деньги на крупные пятитысячные, и они всегда были в недрах его карманов.
О том, чем нелегально занимается Дядя Олежа, его семья знала весьма поверхностно. Он никогда не смешивал «подработку» и семью. Они были в курсе, что Олег занимается чем-то незаконным, но чем именно не знали. Меньше знаешь, крепче спишь. И тетя Марина, и Наташа знали, что Олега может не быть несколько суток, и что если что-то плохое случится, им сообщит доверенное лицо.
В первый же день Дядя Олежа сказал мне, что о его занятии мне нельзя говорить с «его девочками». Я была бесконечно рада уже тому, что просто могу общаться со сверстницей, к тому же она не будет задавать лишних вопросов. Каждая из нас знала границы и за их пределы не выходила многие годы.
В первый же день Дядя Олежа сказал мне, что о его занятии мне нельзя говорить с «его девочками». Я была бесконечно рада уже тому, что просто могу общаться со сверстницей, к тому же она не будет задавать лишних вопросов. Каждая из нас знала границы и за их пределы не выходила многие годы.
В Серебряном бору у Олега была дача, а жили они в Москве, на Бауманской. Около двадцати лет назад Олег спас и буквально выходил одного очень богатого и весьма опасного дельца. Тот в качестве «спасибо» положил в карман Олега ключи от квартиры в сталинском доме. Квартира была шестикомнатной, так как была переделана и объединена из двух квартир. На лето же они выезжали на дачу. Отсюда Олег ездил на работу и по прочим делам, а его девочки жили тут все лето.
У Олега была небольшая, но очень и очень приличная парусная лодка, он гордо называл ее яхтой. На ней мы так же гордо рассекали просторы Строгинского залива, Бездонного озера, Химкинского и Клязьминского водохранилищ и Москвы-реки вообще. Это было замечательное время. Мне разрешали общаться с другими людьми, хоть и ограничивая темы для разговоров, у меня появилась подруга с которой мы купались, загорали и шатались по лесу. И вообще, мне очень понравилась их семья, и в ней мне было уютно и комфортно.
Гога возил меня в гараж к Олегу, там мы вели с ним долгие откровенные беседы. Олег рассказал мне столько, сколько за всю жизнь не рассказывала мама. Он все подтверждал с научной точки зрения, ссылаясь на книги которые заставлял меня читать.
Лето близилось к концу и меня надо было определять в школу. Я никогда не напоминала Гоге о его обещаниях, я привыкла к тому, что он их просто выполнял. Мы все были дома, к нам пришли Олег с Мариной. Все они были серьезные, но улыбались. Мы сидели за столом на веранде и все молчали. Я видела, что они хотят мне что-то сказать, но не решаются. Я хотела было спросить в чем дело, как Олег нарушил молчание.
Рита-Рита-Маргарита, хочешь жить с нами? выпалил он.
Все вместе? уточнила я.
Нет, только ты с нами, а мама с Вахтангом отдельно. Я устрою тебя в школу, будешь учиться с Наташкой в одном классе.
Хочу! радостно ответила я.
Тут такое дело, начал Гога, помнишь, мы с тобой говорили о законах и о том, что у тебя обязательно должен быть опекун?
Да. Так в этом подвох? А то вы все такие напряженные, хотя говорите хорошие новости.
Да, в этом. Чтобы законно все оформить мама должна будет на бумаге умереть, а ты остаться сиротой. Мы будем видеться, но гораздо реже, пару раз в месяц. А Дядя Олежа с тетей Мариной будут твоими официальными опекунами, на бумаге, почти родителями.
Я смотрела на Гогу в растерянности, мне давали шанс на нормальную жизнь, но я должна буду расстаться с Гогой.
Ты же этого хотела, дочунь?
Мама молча проглотила это, видно хотела красиво избавиться от меня, и не могла упустить такой возможности, устраивая скандалы.
Ты же хотела быть нормальной и доучиться в одной школе. Я обещал тебе.
Наташка всегда хотела сестренку, подключился Олег, а вы с ней сдружились, да и мы с Мариной к тебе уже привязались. У тебя будет семья и нормальная жизнь.
Снова повисла пауза. Я подумала о том, что это не так уж и плохо, и вообще лучше моей идеи жить одной в тайге. Тогда бы я вообще больше никогда не увидела Гогу, а так мы будем пусть редко, но видеться. С Наташей мне интересно, да и к родителям ее я тоже уже привязалась. К Олегу и подавно, он рассказывал мне важные вещи, и я воспринимала его как учителя.
Ты подумай, сказал Олег, только не тяни, потому что от твоего решения будет зависеть то, в какой школе ты будешь учиться, а времени осталось не так много.
Мне можно будет оставить свои имя и фамилию? спросила я.
Только их и можно будет оставить, ответил Олег, все документы, как и свидетельство о смерти Гали будут настоящими.
Хорошо. Я согласна.
Я посмотрела на маму, за все время она не проронила ни слова. Я никогда раньше не видела у нее такого взгляда, как будто отдавая меня в ней самой умирала какая-то часть.
Мам, ты чего? удивленно спросила я.
Ничего. Просто мы ценим только то, что теряем, спустя какое-то время добавила она. Пусть этим поступком хоть что-то я сделаю в этой жизни для тебя. Ради тебя и твоего благополучия.
3
С того момента как я переселилась к Дяде Олеже жизнь моя сильно изменилась. Она наконец-то стала нормальной. А еще в ней появилась женщина, которая обо мне заботится. Можно сказать, что тетя Марина заменила мне маму. Она разговаривала со мной о всяких женских вещах типа косметики, мальчиков и так далее. Наташа мать ко мне не ревновала, а относилась ко мне можно сказать покровительски. Ведь у меня не было взрослой женщины, которая говорила бы со мной о таких вещах, и ей было меня жалко. Она можно сказать с барского плеча одалживала мне маму.
3
С того момента как я переселилась к Дяде Олеже жизнь моя сильно изменилась. Она наконец-то стала нормальной. А еще в ней появилась женщина, которая обо мне заботится. Можно сказать, что тетя Марина заменила мне маму. Она разговаривала со мной о всяких женских вещах типа косметики, мальчиков и так далее. Наташа мать ко мне не ревновала, а относилась ко мне можно сказать покровительски. Ведь у меня не было взрослой женщины, которая говорила бы со мной о таких вещах, и ей было меня жалко. Она можно сказать с барского плеча одалживала мне маму.
Олег разговаривал со мной о сексе, о том как не залететь и не подцепить венерическую болезнь. Он запугал меня так, что я решила, что секса у меня никогда в жизни не будет, он смеялся надо мной.
Будет, Маргаритка, будет, куда ты денешься. Это только в теории так все страшно, а на практике очень даже приятно. Но до практики тебе еще очень рано! грозно добавлял он, тряся указательным пальцем перед моим лицом.
Да какая там практика, думала я, никто ко мне и пальцем не прикоснется. А вдруг будет так как с моей мамой? Тот рассказ о моем зачатии крепко засел у меня в голове. В ужасе я решила, что к спиртному тоже в жизни не притронусь.