Простор последнего полёта. Книга стихо-творений - Аркадий Макаров 3 стр.

Ложится в землю медленное солнце.
Ещё мгновенье, и уйдёт навек
Что смотришь так в померкшее оконце?
О чём молчишь, приезжий человек?

Ходит-бродит душа на воле.
Думы всякие  о родном
Как ужаленный, ветер в поле
Закружился  и пыль столбом.

В жизни каждого есть, наверное,
Невесёлая полоса.
Шёл по травам я через тернии.
Ветер к облаку поднялся.

«Вровень будь со мной, что ты маешься
От земли своей на вершок!»
Он просил меня в сотоварищи
Я в товарищи не пошёл.

Не подняться мне в синь бездонную
Над ветёлкою, над рекой 
У земли моей обездоленной
Притяжение велико.

Шофёр с потухшей папироской,
Небрит, нечёсан и уныл,
Сказал нам:
 Вот район Мордовский
И наш посёлок Мильгуны

Тянуло гарью от машины.
Тяжёл российский чернозём.
Мы урожай, (за нас решили)
Как есть, до зёрнышка возьмём.

Мне хорошо с таким народом 
Чубы крутые набекрень,
Сидят племянники заводов
И дети русских деревень.

Нам были рады. Избу дали.
В четыре комнаты простор.
Мы с окон доски отодрали
И разместились на постой.

Шумели юные собратья
И мне ль за это их корить?
Я вышел мыслями собраться
И на крылечке покурить.

Как грустно здесь в такую пору,
Где сердце радости не ждёт!
Одни лишь тучи лезут в гору,
С утра гружёные дождём.

Стоит, привадя птичью стаю,
Клён в придорожном киселе.
И глохнет улица пустая 
Нет молодёжи на селе.

Летят, летят по свету письма.
Сыночка в гости мать зовёт.
А за окном сухие листья
Осенний ветер в клочья рвёт.

О, колеи холодный глянец!
Я вспомнил молодость свою.
Я сын полей, как чужестранец,
В холодных сумерках стою.

На лавочке, сидя у дома,
Смотрю на забавы детей
Я думал, не будет излома
Здоровью и силе моей.

И ловкостью брал я и статью.
Себя и судьбу горячил.
Жёг пальцы расплавленной сталью, 
Огнём электродной свечи.

И ток, до предела врубая,
Я с жизнью налаживал связь.
Смотрели  звезда молодая
В рабочей ладони зажглась!

Мне почестей громких не надо.
В металле отлита строка.
Монтажная знает бригада
Надёжность сварного стыка.

Я думал, не будет износа,
Предела не будет, конца
Не надо о жизни вопросов!
Он знает. Спросите юнца.

На лавочке, сидя у дома,
Смотрю на забавы детей
Я думал, не будет излома
Здоровью и силе моей.

И ловкостью брал я и статью.
Себя и судьбу горячил.
Жёг пальцы расплавленной сталью, 
Огнём электродной свечи.

И ток, до предела врубая,
Я с жизнью налаживал связь.
Смотрели  звезда молодая
В рабочей ладони зажглась!

Мне почестей громких не надо.
В металле отлита строка.
Монтажная знает бригада
Надёжность сварного стыка.

Я думал, не будет износа,
Предела не будет, конца
Не надо о жизни вопросов!
Он знает. Спросите юнца.

Как пойдёт праздник по нашей улице!
Понаедут студенты.
Генералы,
Инженеры и слесаря
Там, где нынче под клёнами
Выпускницы до крови целуются,
Попадётся страничка
Позабытого мной букваря.

Там рассыпаны буквы
Огромные 
Чёрным по белому
И цветные картинки весёлые
Так хороши
Соберу я по буковкам
И попробую ртом неумелым,
А получится крик,
Заблудившейся в жизни души:
«А-у»!

Ау, моя молодость!
Замыслов смутное время.
Ах, неверной любви
Одинокая в сердце слеза
Ау! Безотцовщина!
Злое весёлое племя!
Только нету дороги,
Нету дороги назад.

За что ты мне врезалась в память?
Ну, детство. Ну, школьные дни
Сними ты с души моей камень!
Закройся! Лицо отверни!

Над каждой дорогою в мире
Есть место счастливой звезде.
Ступай ты, пожалуйста, мимо.
Года, как круги по воде.
Что я тебе, девочка, сделал?!
Обиды и зла не таи.
Ведь вон, сколько зим пролетело.
А ты всё босая стоишь!

Дорога уже не пылила
Вечерняя дума светла.
Последняя бабочка билась
В теснине двойного стекла.

Заметней вокруг перемены.
Вот лист закружился. И вот
Милее становятся стены
И сцены семейных хлопот.

Пусть юность давно позабылась.
Мне редкая проседь к лицу
А бабочка билась и билась,
Златую роняя пыльцу.

девочке из ресторана

В игру рисковую играешь
О чём тут можно толковать!
Не говори, что ты не знаешь,
Какой кукушке куковать.

Какой кукушке в день погожий
Над тем гнездовищем пустым
Кричать, кричать, судьбу итожа,
В осеннем шелесте листвы.

Любовь-каприз, любовь-минутка,
Тебя беда ударит влёт,
И рядом с юной незабудкой
Слеза кукушкина взойдёт.

То ль от облака тень серебриться,
То ли сад мой росой напоён
Что ты ищешь, полночная птица,
Свив гнездо в бедном сердце моём?

Свет везде! Не заслонишь руками:
Светит яблони белый налив,
Светит молодо месяц лукавый,
Ненароком звезду уронив.

Закатилась звезда, потухая,
Оборвав светозарную нить.
Ту звезду ищет птица ночная,
Чтобы в сердце моём поселить.

Полуночные думы отравой
Переполнили сердце и грудь.
Птица канула в горькие травы,
Где звезда мне означила путь.

И теперь, и сегодня, и прежде
Бьётся птица в порожней траве.
Сколько боли в последней надежде!
Сколько воли в помятом крыле!

Геннадию Сокрушаеву

Проживал здесь народец отпетый,
Заводской и фабричный народ
Городская окраина, где ты?
От железных ворот  поворот!

Мне встречаться с тобой расхотелось.
Что ж над памятью сердцем стенать?!
А, бывало, смеялось и пелось
В этих нищих барачных стенах.

Эти стены мне снятся и снятся,
Застят свет, громоздясь по ночам.
Неудачное место для счастья,
Но мы счастливы были и там.

Нипочём не уйти от погони
Тех годов, где твои и мои
Юность мчится в горящем вагоне,
И нельзя повернуть с колеи.

Наверно, вызван мой рассказ
Метаморфозами природы

В краю зимы и непогоды,
Я пересчитываю годы,
И удивляюсь каждый раз.

В рубашке тесной нараспах
С ватагой сверстников отпетых,
Девичьим взглядом обогретый,
И я ходил вначале лета
С улыбкой счастья на губах.

Какие песни я певал!
Нахрапом шёл по бездорожью,
И неземной объятый дрожью,
В груди высокой искру Божью
Я алкоголем заливал.

Какие песни я певал!
Теперь под эти песни плачу,
И запоздалую удачу,
Как от рубля пустую сдачу,
Рукой отчаянно ловлю.

Ещё я женщину люблю,
Как любит птица край обрыва,
Где от воздушного порыва
Она ложиться на крыло.

 Всё суета и ловля ветра! 
Сказал оттуда мне отец 
А птица, сын мой, для помёта
И мне открылся, наконец
Простор последнего полёта.

На лице азиатская мета,
И славянская грусть на лице.
Пламя белое знойного лета,
Божий храм в золотистом венце.

Погуляет душа на просторе!
Во все стороны синяя гладь
Далеко тебе, город, до моря,
А до поля  рукою подать.

Ты любовью мне сердце поранил.
Приворотным вином опоил
Тянут в небо подъёмные краны
Журавлиные шеи свои.

Птицы спрятали в дупла свирели,
И у лета на самом краю
По обычаям русским присели
Перед дальней дорогой на юг.

Я и сам в вайсенфельдских рассветах
О тебе тосковал неспроста
В гимнастёрке защитного цвета
Впереди пограничных застав.

Заиграет гармошка «Страданье»,
Запечалятся волны на Цне
Ах, какое у речки названье,
Словно твой поцелуй в полусне.

Пусть сквозит азиатская мета
На открытом славянском лице
Белый пламень усталого лета.
Белый храм в неприступном венце.

Осень поздняя в парках хлопочет,
С каждым днём, становясь, всё щедрей.
Просыпается город рабочий,
Протирая глаза площадей.

Облака над стальной телебашней
Наливаются соком зари
Ночь уходит по листьям опавшим,
Потушив за собой фонари.

Свет из тьмы бытиё сотворило,
И раздвинулся мир  будь здоров!
Мчит троллейбус, держась за перила
Бесконечных своих проводов.

А по городу, ждущему снега,
Люди шли в предвкушении дел.
Птицы дня окликали их с неба 
В хладном воздухе звук леденел.

Что я птицам прощальным отвечу?
Помашу  вот и весь интерес
Как по улице, людям навстречу
Пробежала улыбка небес.

След на болоте лосиный,
Неба высокая синь,
Солнечный трепет осины,
Бабьего лета теплынь.

Поздняя ласка и милость,
Радости чистый родник
Как же такое случилось,
После дождей затяжных?

Светом объят и покоем
Думаю думы свои.
Видится сквозь золотое
Тёмная зелень хвои.

В душу до самого донца
Чёрная смотрит вода
Лето пройдёт и вернётся, 
Не возвратятся года.

Тихо на солнышке греясь,
Я счастлив случайной строкой,
Всё, на удачу надеясь,
Словно мальчишка, какой.

Не сказать бы мне лишнее всуе,
Продираясь сквозь уличный шум
Город мой, я тебя нарисую.
Город мой, я тебя опишу.

Снег ползёт под ногами подталый.
Башни кранов ушли в небеса.
Там, где белые встали кварталы,
Я на стройках горбатился сам.

Только старый мне город роднее,
Он утеха для русской души.
Чья-то юность там новая зреет,
И опять на свиданье спешит.

Не имел я с подонками дело,
Хоть кричал, задыхаясь: «Ура!»
Моё бедное детское тело
Коммунальная грела дыра.

Я молюсь, хоть и это не ново:
«Сохрани, Боже мой, и спаси
Музучилище  гордость Тамбова,
Зоин памятник  гордость Руси».

Где театр изогнулся подковой,
Где есть Дом под чиновную рать,
Чёрный идол на камне суровом
Тщится Бога за бороду взять.

Там, где облак весёлый клубится,
Где Господь указует перстом,
Небеса перелётные птицы
Над соборным прошили крестом.

Каждый вечер сюда залетая,
С тех краёв, где неведомо зло,
Боборыкина тень золотая
Опускает на город крыло.

Плетни, заборы, переулки
Любовь и молодость при мне.
Велосипедные прогулки
Вдоль по деревне при луне.

И однокласснице не тесно
Между моих весёлых рук,
Той, что теперь уже профессор
Астрономических наук.

Она сидит на жёсткой раме.
Волос  лавина у лица.
И мне не слышно в этой драме
Про Козерога и Тельца.

Вот только  руки на руле.
И ткань тугая на бедре
И сердце прыгает в груди.
Вся жизнь смеётся впереди.

Ах, эти знаки Зодиака!
Я нажимаю на педаль.
И тень, как чёрная собака,
Бежит за нами по пятам.

Вечерами сентябрь соломенный
Через речку дощатый мост.
О, автобусы межрайонные,
Как печален ваш бывший лоск!

У дорог, знать, крутые горки.
У шофёров  крутые плечи.
Пахнут шины далёким городом
И асфальтом, и близкой встречей.

Вечерами сентябрь соломенный
Через речку дощатый мост.
О, автобусы межрайонные,
Как печален ваш бывший лоск!

У дорог, знать, крутые горки.
У шофёров  крутые плечи.
Пахнут шины далёким городом
И асфальтом, и близкой встречей.