«Как и его отец, Симеон был очень противоречивым человеком, пишет историк Н. С. Борисов. Жестокий и беспощадный как правитель, он смотрел на свою деятельность как на служение высшим интересам и потому надеялся на оправдание на Страшном суде. Князь верил в то, что московское домостроительство угодно самой Богородице» (Н. С. Борисов. Сергий Радонежский).
Князь Симеон Гордый продолжил политику укрепления и возвышения Москвы, расширив территорию Московского княжества. В его правление Московская земля отдохнула от войн. Пять раз за свою жизнь князь ходил в Орду и всегда возвращался оттуда пожалованный ханом. И в его княжение не было слышно о татарских набегах и насилиях. Удельные князья повиновались Симеону, считали судьей в разрешении споров.
Несмотря на удачливость в государственных делах, в семейной жизни Симеон Гордый хлебнул много горя все его дети умирали в раннем возрасте. Сам великий князь скончался в возрасте 36 лет от чумы, перед смертью приняв постриг с именем инока Созонта. Он был похоронен в Архангельском соборе Московского Кремля.
Святой брат преподобного СергияКто же был духовником великого князя Симеона этого сильного, умного, незаурядного человека? Кому гордый князь исповедовал прегрешения, открывал свои мысли и чаяния?
Это был человек также необыкновенный, много потрудившийся в своей жизни и для Бога, и для зарождающегося Российского единого государства, хотя личность этого духовного мужа и сокрыта в тени другого великого святого. Это преподобный Стефан Московский, старший брат преподобного Сергия Радонежского игумена земли Русской. Известно о нем крайне мало, и жития этого святого не существует, хотя инок Стефан стоял вместе с братом у истоков Троицкой обители, был духовником великого князя Симеона, другом и единомышленником митрополита всея Руси Алексия, настоятелем столичного Богоявленского монастыря.
Стефан родился около 1310 года, он был старшим сыном в благочестивой семье ростовских бояр. «Он лучше, чем младшие братья, знал жизнь в достатке боярского дома: хорошие одежды, дядька-воспитатель, собственный конь (ходить пешком по городу боярскому сыну не положено), упражнения с оружием для будущего воина, естественное честолюбие юного боярича. Но с годами достаток скудел, никло боярское достоинство, таяли надежды на почетную службу ростовскому князю.
Боярскому сыну оставалось лишь одно поприще, на котором можно было достичь высот: книжное учение. Ростов являлся одной из духовных столиц Северо-Восточной Руси, сохранившей многое из домонгольской поры. При архиерейском дворе в стенах монастыря Григория Богослова находилось учрежденное за век до того училище, своеобразная духовная академия того времени. Из его стен позднее выйдут такие высокообразованные подвижники, как писатель Епифаний Премудрый (автор жития Сергия Радонежского) и Стефан Пермский. Монастырь и училище имели богатую библиотеку, здешняя братия славилась церковным пением на греческом. Возможно, именно здесь Стефан обучился этому языку, а также богословским премудростям, что позволило ему позже войти в круг высшего московского духовенства» (Н.Иртенина. Стефан, брат Сергия).
Боярскому сыну оставалось лишь одно поприще, на котором можно было достичь высот: книжное учение. Ростов являлся одной из духовных столиц Северо-Восточной Руси, сохранившей многое из домонгольской поры. При архиерейском дворе в стенах монастыря Григория Богослова находилось учрежденное за век до того училище, своеобразная духовная академия того времени. Из его стен позднее выйдут такие высокообразованные подвижники, как писатель Епифаний Премудрый (автор жития Сергия Радонежского) и Стефан Пермский. Монастырь и училище имели богатую библиотеку, здешняя братия славилась церковным пением на греческом. Возможно, именно здесь Стефан обучился этому языку, а также богословским премудростям, что позволило ему позже войти в круг высшего московского духовенства» (Н.Иртенина. Стефан, брат Сергия).
Около 1328 года обедневшая семья преподобного Стефана переселилась из Ростова в Радонеж. Незадолго до смерти его родители, Кирилл и Мария, приняли схиму в Покровском Хотьковом монастыре, неподалеку от Радонежа древнейшей подмосковной обители, которая состояла тогда из мужской и женской частей. Здесь же постригся в монахи и сам Стефан. Его жена Анна рано умерла, оставив ему двоих сыновей Климента и Иоанна, и эта смерть стала поворотным событием в жизни Стефана он решил отречься от всего мирского.
После смерти родителей к нему в обитель пришел младший брат Варфоломей, которому в будущем суждено было стать великим святым Сергием Радонежским, и призвал к невиданному в те времена на Руси духовному подвигу пустынножительству. Стефан согласился, ушел из монастыря, и братья поселились в десяти верстах от Радонежа, в глухом лесу на горе Маковец у речки Кончуры.
«Они исходили много лесов и, наконец, пришли в одно пустынное место в чаще леса, где был источник воды. Братья обошли то место и полюбили его, ибо Бог направлял их. Помолившись, они начали своими руками рубить лес и на своих плечах приносили бревна на выбранное место. Сначала братья сделали себе хижину для ночлега, с чуланом, и устроили над ней крышу, потом построили келию, огородили место для небольшой церковки и срубили ее. Когда была завершена постройка церкви и пришло время освящать ее, блаженный юноша сказал Стефану: Поскольку ты мой старший брат по рождению и по плоти, но более по духу, мне следует слушаться тебя, как отца. Сейчас мне не с кем советоваться обо всем, кроме тебя. Усердно молю тебя ответить на мой вопрос: вот, церковь уже поставлена и закончена, пришло время освящать ее; скажи мне, в день какого святого будет престольный праздник нашей церкви, во имя какого святого освящать ее?» (Преподобный Епифаний Премудрый. Житие преподобного Сергия).
Именно Стефан предложил, отвечая на вопрос брата, освятить новый храм во имя Пресвятой Троицы ему обязана своим наименованием будущая великая Троице-Сергиева лавра. Так в 1337 году было заложено основание знаменитой впоследствии обители.
Именно Стефан предложил освятить новый храм во имя Пресвятой Троицы ему обязана своим наименованием будущая великая Троице-Сергиева лавра
И все же строгая уединенная жизнь в диком лесу оказалась слишком суровой даже для привыкшего к лишениям монаха. Преподобный Епифаний, жизнеописатель Сергия Радонежского, подробно раскрывает перед читателями все трудности пустынной жизни:
«Стефан, построив и освятив церковь, еще некоторое время прожил в пустыне с братом и увидел, что пустынная жизнь трудна, прискорбна, сурова: во всем нужда, во всем лишения, неоткуда взять ни еды, ни питья, ни чего-либо другого нужного для жизни. К тому месту не было ни дорог, ни привоза ниоткуда, вокруг этой пустыни поблизости не было ни сел, ни домов, ни людей, живущих в них; не вела туда никакая тропа людская, и не было ни прохожих, ни посетителей, но вокруг со всех сторон стоял лес безлюдная чаща и глушь. Глядя на нее и тяготясь своей жизнью, Стефан оставил пустыню и родного брата, преподобного пустыннолюбца и пустынножителя, и ушел оттуда в Москву».
Но, возможно, как отмечает доктор исторических наук Н. С. Борисов, в этом заключалась лишь часть правды главным же было то, что Стефан искал возможности учить, находясь среди людей.
«Отшельническое житие на Маковце было для него не конечной целью, а лишь ступенью на пути укрепления духа. После Маковца он пришел в Москву не как безвестный монах из мирского Хотьковского монастыря, а как отшельник, закаливший дух в борьбе с демонами пустыни. Таков был путь самого Иисуса: после сорокадневного искушения дьяволом в пустыне он вернулся к людям в силе духа (Лк. 4:14). <> Судьба Варфоломея постоянно переплеталась с судьбой его брата Стефана. Каждый из них без участия другого едва ли стал бы тем, кем он стал. Столь разные по характеру, они дополняли друг друга, как Петр и Павел. Оба они ощущали в себе нечто апостольское. <> Уход Стефана с Маковца Варфоломей отнюдь не воспринял как предательство или же просто малодушие. Вероятно, он успокоил себя простым объяснением: Стефан последовал своему призванию, о котором доподлинно знает один лишь Господь» (Н. С. Борисов. Сергий Радонежский).
«Отшельническое житие на Маковце было для него не конечной целью, а лишь ступенью на пути укрепления духа. После Маковца он пришел в Москву не как безвестный монах из мирского Хотьковского монастыря, а как отшельник, закаливший дух в борьбе с демонами пустыни. Таков был путь самого Иисуса: после сорокадневного искушения дьяволом в пустыне он вернулся к людям в силе духа (Лк. 4:14). <> Судьба Варфоломея постоянно переплеталась с судьбой его брата Стефана. Каждый из них без участия другого едва ли стал бы тем, кем он стал. Столь разные по характеру, они дополняли друг друга, как Петр и Павел. Оба они ощущали в себе нечто апостольское. <> Уход Стефана с Маковца Варфоломей отнюдь не воспринял как предательство или же просто малодушие. Вероятно, он успокоил себя простым объяснением: Стефан последовал своему призванию, о котором доподлинно знает один лишь Господь» (Н. С. Борисов. Сергий Радонежский).
«Придя в город, продолжает преподобный Епифаний, Стефан поселился в монастыре Святого Богоявления, где нашел себе келию, и жил там, весьма преуспевая в добродетели: он был трудолюбив, проводил в своей келии суровую, постническую жизнь, не пил пива и носил скромную одежду. В то время в Богоявленском монастыре жил митрополит Алексий, который еще не был поставлен в митрополита, но с честью проходил путь иноческой жизни. Они со Стефаном жили общей духовной жизнью и в церкви оба пели на клиросе, стоя рядом
Когда великий князь Симеон узнал о Стефане и его добродетельной жизни, он повелел митрополиту Феогносту поставить Стефана в пресвитеры облечь в священнический сан, а потом велел поручить ему игуменство в том монастыре и взял его себе духовным отцом; так же поступили Василий, тысяцкий; Феодор, брат его, и другие знатнейшие бояре, один за другим» (Преподобный Епифаний Премудрый. Житие преподобного Сергия).
Так благочестивый, богато одаренный Господом инок стал духовным отцом великого князя, на плечах которого лежало тяжкое бремя государственной власти.
Духовник великого князя«В средневековой Руси, пишет Н. С. Борисов, каждый человек должен был иметь духовного отца священника, которому он исповедовался, который назначал епитимию ту или иную форму покаяния за открытые на исповеди грехи. Только после исповеди и отпущения грехов верующий допускался к причастию.
Далеко не каждый священник мог исполнять обязанности духовника. Для этого требовалось особое разрешение епископа. Считалось, что лучшие духовники иеромонахи. Они ближе к Богу, их молитва о духовном сыне более доходчива. Монахи лучше, чем бельцы, умели хранить тайну исповеди» (Н. С. Борисов. Сергий Радонежский).
Служение великокняжеского духовника было делом почетным, но и очень тяжелым. Став духовником такого человека, как Симеон Гордый, Стефан оказался в самом центре драматических событий 40-х годов XIV века. «Он видел, по словам Н. С. Борисова, скрытую для других постоянную борьбу между совестью и политическим расчетом, происходившую в сознании его духовного сына».