Мы ссоримся вечно как малые дети,
В родном огороде не кушаем всласть.
Как выбрали Вас, так мы все на диете.
По-прежнему тля Вы, но все-таки власть».
У тли от волненья забилось сердечко:
«Пора в отношениях что-то менять.
На тёплое, вроде, избрали местечко,
Но как бы случайно не съели меня,
И дальше коровке. Порадовать нечем.
Не всем приготовлен нектар из цветов.
А травку щипать вас научит кузнечик.
Он опытом с вами делиться готов».
У божьих коровок с травою желудок,
А раньше зелёною тлёй был набит.
Зачем огород им? Ушли бы оттуда.
Ведь листья и стебли вкусны лишь на вид.
На дне
Глава насекомых свалился в канаву.
Со дна его вряд ли услышать могли,
Кричи хоть налево, кричи хоть направо,
О помощи крики «И-и», «И-и-и».
«Как всё же здесь тихо и нету ворчащих!
Как будто со мною тут все заодно.
Спускаться, наверное, надо почаще
Мне в эту канаву на самое дно.
Здесь ядов и вирусов нету, похоже,
А, значит, проблема с лечением с плеч.
В падении навзничь энергию тоже,
Сложившись калачиком, можно сберечь.
А если подумать, то прямо и косно
Своей леденящей насквозь темнотой
Канава такая почти микрокосмос.
Не зря я проникся глобальной мечтой.
Быть может, пока мне подумывать рано,
Но может в канаве эффект быть двойной
В ней ближе ведь к нефти и ближе к урану.
И станет канава как дом мне родной.
А в этой глубокой и сумрачной яме
Не нужен букашкам их яркий наряд.
Пусть рыжими будут они муравьями.
Безжалостно крылья сорву всем подряд.
Давно бы на дно опуститься мне надо.
Концепции здесь воплощу без труда.
Как здорово, что надышался я яда
И с листика камнем свалился сюда.
Мне выползти к вечеру наверх хотя бы.
На дне посижу я и сил подкоплю».
В сторонке сидела огромная жаба,
Желая отведать зелёную тлю.
У лужи
На дне
Глава насекомых свалился в канаву.
Со дна его вряд ли услышать могли,
Кричи хоть налево, кричи хоть направо,
О помощи крики «И-и», «И-и-и».
«Как всё же здесь тихо и нету ворчащих!
Как будто со мною тут все заодно.
Спускаться, наверное, надо почаще
Мне в эту канаву на самое дно.
Здесь ядов и вирусов нету, похоже,
А, значит, проблема с лечением с плеч.
В падении навзничь энергию тоже,
Сложившись калачиком, можно сберечь.
А если подумать, то прямо и косно
Своей леденящей насквозь темнотой
Канава такая почти микрокосмос.
Не зря я проникся глобальной мечтой.
Быть может, пока мне подумывать рано,
Но может в канаве эффект быть двойной
В ней ближе ведь к нефти и ближе к урану.
И станет канава как дом мне родной.
А в этой глубокой и сумрачной яме
Не нужен букашкам их яркий наряд.
Пусть рыжими будут они муравьями.
Безжалостно крылья сорву всем подряд.
Давно бы на дно опуститься мне надо.
Концепции здесь воплощу без труда.
Как здорово, что надышался я яда
И с листика камнем свалился сюда.
Мне выползти к вечеру наверх хотя бы.
На дне посижу я и сил подкоплю».
В сторонке сидела огромная жаба,
Желая отведать зелёную тлю.
У лужи
Букашки на грядках накушались яда.
Им нечем дышать и на крылышках зуд.
Воды б им напиться. И к счастью их рядом
Есть лужа. К той луже букашки ползут.
До лужи ползти им осталось немного.
Спасение рядом, но окриком «Стоп!»,
Все лапки подняв, преградил им дорогу
К спасительной луже рассерженный клоп:
«Теперь вы не будете пить на халяву.
За каждую каплю заплатите все».
«Нам только б желудки промыть от отравы,
И мы уберёмся по первой росе».
«У вас каждый день то понос, то отрава,
То мыться вам надо, то хочется пить.
Быть может, вчера ещё были вы правы,
Сегодня за воду придётся платить.
На воду из лужи не действуют льготы.
И будь ты хоть трижды на лапки хромой,
Бесплатную воду хлебай из болота,
И всё, что желается, там же умой».
К полудню на солнышке высохла лужа.
Букашки вокруг бездыханно лежат.
Глава насекомых за грядками тужит,
В глубокой канаве ползя не спеша.
Вперёд, к помидорам!
На божью коровку в ехидном злорадстве,
Внимание всех привлекая к себе,
Ворчал надоедливый жук колорадский,
Полоски ровняя на рыжем горбе:
«Смотрите, букашки, на эту корову.
Опять призывает лететь в небеса.
Для нас её лозунги вовсе не новы.
В глаза ей наплюй, скажет: «Божья роса».
Клопы, тараканы, козявки и мошки,
Корове пора перекрыть кислород.
Ей алые крылья замкнём на застёжки,
А молнией прочно закроем ей рот.
В зелёной ботве мы и так на свободе.
Зачем за коровой лететь в облака?
Глава насекомых жуёт в огороде,
Неплохо жируем и мы с ним пока».
У божьей коровки задёргалось рыло,
Без мыла намылилась пена у рта:
«Давно вам дорогу к свободе открыла!
У вас в огороде свобода не та!
Смелее меняйте на крыльях окраску!
Букашкам другие цвета ни к чему!
Вам жизнь обещаю такую как в сказке!
Совету внимайте скорей моему!
По этим картофельным стёжкам-дорожкам
С подачи Главы насекомых руки,
Себя по глаза застегнув на застёжки,
Пускай колорадские ходят жуки».
Закончились скоро недолгие споры.
Букашки мечтают, затылки скребя,
Как сядут на алые все помидоры
И соком томатным наполнят себя.
Наоборот
Туда, где букашек знакомые лица,
Где буйно с весны расцвела конопля,
Громадной идеей ползла поделиться
Глава насекомых зелёная тля:
«Мы были последние годы не правы.
Не слушали зря, что ворчат старики.
Смотрите, какие здесь буйные травы.
Хоть их мы едим, но растут вопреки.
Но всё же оставим, что было, в покое,
Забудем уловки, забудем корысть.
Пусть всё и не плохо, но время другое.
Не сверху, а снизу траву будем грызть».
А дальше такого пустила «туману»,
Что станут вкусней и обильней поля.
Своей правотой с конопляным дурманом
До слез убедила зелёная тля.
Запрыгали с листьев букашки на землю
Пути к изобилию нету верней.
Главы насекомых идею приемля,
Жевать принялись коноплю от корней.
В мечтах о вшивой жизни
В мечтах о вшивой жизни
По листику бродит Глава насекомых,
На замов своих постоянно ворча:
«Дождёмся мы с вами однажды облома.
На наше местечко летит саранча.
Не может быть в этом вопросе двух мнений.
Отпор не дадим ненасытной братве,
Физических много тогда изменений
Увидим от них в огородной ботве.
И так в огороде становится тесно.
А гости нежданные хуже, чем яд.
Такие нам жанра законы известны
Затопчут уж точно, а то и съедят.
Я весь огород разобью на районы,
Где место рождения сочной травы.
Ползите туда, ну, а там уж заслоны
От внешних врагов обеспечите вы.
Не трогайте Господа нашего всуе.
Мои поручения это закон.
С проверкой ко всем как Глава приползу я.
Поставлена жизнь огорода на кон».
Благих поручений тяжёлую ношу
Нёс каждый Главой озадаченный зам.
А тля горевала: «И что же не вошь я?
Вот жить бы, по чьим-то ползя волосам».
Ода берёзе
Сидит майский жук на весенней берёзе,
Жужжа пробегающим вверх муравьям:
«Как можно тут жить в постоянной угрозе?
На этом стволе столько кочек и ям!
Здесь белого меньше, чем чёрных изъянов.
И кто ж это дерево белым нарёк?
Кора не кора, будто рваная рана.
Куда ни ползи, всё на нём поперёк.
Здесь столько гнилья попадается глазу,
Но вынужден жить рядом с тлёй и блохой.
Я не возлюбил это дерево сразу.
Здесь пищи не вдоволь и воздух плохой.
Смотрите, как сильно качаются ветки.
Согнулись под ношей зелёной горбом.
На этом создании я будто в клетке
И чьим-то себя ощущаю рабом.
Живу как изгой в положении адском
И чувствую полным себя чужаком.
А я ведь знаком и с жуком колорадским,
С собратом навозником тоже знаком.
Спасибо Главе насекомых, заметил
И он у берёзы огромный изъян.
Свободно жужжу про изъяны я эти.
Не скажет ни кто, что я плут и смутьян.
Хоть здесь я родился, живётся мне туго.
Берёза всегда приносила лишь вред».
Усердно ползут муравьи друг за другом,
Не слушая чей-то назойливый бред.
Манифест
Уж многие птицы на юг улетали,
И божья коровка его уж не ест,
Главе насекомых с листа прочитали
Букашки какой-то дурной манифест.
Главе насекомых и так уж не сладко,
Погода печалит и тянет ко сну.
Найти б потеплее местечко на грядках
И там просидеть, ожидая весну:
«Себе не найду от тревоги я места.
И кто ж это умный в букашках такой?
То ль хвалит меня, то ль грозит манифестом?
Теперь от него мне ни сон, ни покой.
На грядках закон выживания строгий
Не скушаешь ты, так тебя уплетут.
К весне не остаться б лежать у дороги.
На место моё кто-то метится тут.
Быть может, мне власть-то свою поумерить?
Букашек направлю к запретным плодам.
Пусть дальше Главе продолжают все верить,
А я им за это чего-нибудь дам.
Пусть только протянут передние лапки,
Желательно вверх и желательно за.
Опять соберу голосов их охапки,
И стихнет тогда манифеста гроза.
Пора нацепить мне по ярче окраску.
Ну, что ж я сливаюсь всем телом с травой?
Начальникам лёгкую сделаю встряску,
Ведь их поучать мне уже не впервой.
Название грядок пора поменять нам.
Хотя бы по букве убрать от конца.
Без буквы последней и так всем понятно,
Где грядка фасоли, а где огурца.
И так полегоньку, и так постепенно
Букашки забудут про свой манифест.
Что попусту брызгать слюною и пеной?
Ведь можно пуститься в посулы и лесть.
Кого из букашек ни взять, всё вредитель.
Под корень жуют в огородной тиши.
Но раз по закону здесь я предводитель,
Поклоны при встрече отдай, не греши.
Букашки должны быть довольны и рады.
Я их процветания только хочу.
Ведь править могу я и клумбой, и садом,
А надо, возглавить могу и бахчу.
Оставить бы как манифест без огласки,
А писаря взять за него на крючок?»
Зелёная тля замолчала и, глазки
Закрыв, повалилась на круглый бочок.
В анабиозе
Насекомых на морозе
Держит жизнь в анабиозе,
Но в преддверии тепла
Тля немного ожила:
«Лишь полезет в грядках травка,
Я внесу одну поправку,
Чтоб кто рослый и кто мал
Тлёй меня не называл.
Ишь ты, взяли тоже моду
Бред нести по огороду,
Что им тля как в горле кость,
И не нужен я как вождь.
Чтобы властью быть над ними,
Поменяю срочно имя.
Мне б сменить его давно,
Да и рост свой заодно.
При дневном и лунном свете,
Может, я не тот и в цвете?
Цвет сменю и на покой.
Знать бы только на какой?
Изменюсь, но без огласки
Пусть никто не видит маски.
Поменяю облик свой,
Но в душе останусь тлёй».
Тля, приняв для спячки позу,
Поддалась анабиозу,
И её опять понёс
В никуда анабиоз.
В упор
В анабиозе
Насекомых на морозе
Держит жизнь в анабиозе,
Но в преддверии тепла
Тля немного ожила:
«Лишь полезет в грядках травка,
Я внесу одну поправку,
Чтоб кто рослый и кто мал
Тлёй меня не называл.
Ишь ты, взяли тоже моду
Бред нести по огороду,
Что им тля как в горле кость,
И не нужен я как вождь.
Чтобы властью быть над ними,
Поменяю срочно имя.
Мне б сменить его давно,
Да и рост свой заодно.