Когда она бросила мне в лицо, что любит его, я испытал острую боль, будто пуля прошла сквозь меня. Я даже не мог вспомнить, было ли мне когда-нибудь так больно?
Но я был согласен испытывать эту боль вечно, лишь бы она не испытала то, что испытала через неделю после этого. Антон с ледяным взглядом, обнимающий очередную Мне было плевать на него, на его чувства, но я дорого бы отдал, чтобы оградить ее ото всего этого.
Это убило ее. Она пыталась справиться с этим, но я видел Я буквально кожей ощутил, все, что она чувствовала. И, да, Боже, прости, я был рад, что она больше не нужна ему, что это чудовище наконец-то выпустило ее из своих когтей. Я ликовал не больше минуты, пока не увидел глаза Сизова, в которых прочел смертельный приговор ей. Теперь он мог спокойно убрать и ее и ее отца. Может быть, я не прав, что маловероятно, поэтому не перестраховаться я не мог.
Решение пришло мгновенно.
Останься, я сказал ей это так, чтобы она поняла, что это не просто моя прихоть.
Я больше не играю в эти игры, ее безжизненный голос в ответ.
Останься, прошу тебя
И она осталась, возможно, потому что поняла, что я хотел ей сказать.
Да, она поняла, а я разрывался от боли и отчаянья, глядя на нее. Она мучила себя, ловя каждый взгляд Антона, смотрела, не отрываясь, на то, как он обнимал и целовал другую. Моя бедная мужественная девочка! Я не смог бы наблюдать, будь я на ее месте. Но она все выносила. Для чего? Что она хотела понять, увидеть? Я заслонял ее от ее же горя как мог, я сдерживал ее ярость, я пытался приглушить боль. Я надеялся, что хоть как-то смогу помочь ей.
Господи, почему ты так жесток к ней? Ведь даже я смог понять и простить ей ее поступок. Я больше не держал на нее зла, я не понимал даже почему ее ложь о том, что я похож на ее погибшего парня, довела меня тогда до безумия, до ненависти, возможно уже тогда я безумно ревновал ее ко всему, даже к призраку. Понял слишком поздно. Тогда я четко дал ей понять, кто она и как я ее ненавижу. Она не стала искать доказательств моих слов, и я потерял ее.
Теперь, уж не знаю за какие такие заслуги, мне, возможно, давался еще один шанс. Я не хочу больше ее терять. Мне даже стало вдруг все равно, видит ли она во мне другого. Да, даже если так, то, что я сделаю на этот раз? Все стерто, все забыто: он, я для нее есть только Антон. Этот мрачный монстр, наводящий ужас даже на видавших все парней. Я много слышал историй о нем, и все они были разнообразны, но одинаковы в одном жестокость, не знающая границ. Я знал о нем такое, что навсегда бы отвратило ее от него. Но молчал. Я даже не мог представить, как она была с ним, да и не пытался. Один раз я совершил такую ошибку представил ее в его объятьях я разгромил все, что мне попалось под руку, чуть не покалечил Вику, за что себя никогда не прощу.
Все поверили в наш фарс. Лена как могла, улыбалась мне, и призывно тянулась. Все поверили. Все, кроме Сизова. Но он не тронет ее теперь точно. Я не позволю, даже если за это мне придется расплатиться не только своей жизнью Господи, что я делаю? Но иначе я просто не могу.
Я увлек ее вглубь сада, а эта девчонка попыталась соблазнить меня. Назло ему. Дурочка, маленькая, глупенькая, но любимая
Я столько раз представлял, как привожу ее в свой дом, и вот она здесь. Спит, как ангел. Мой персональный ангел. Она начала разговаривать во сне, выкрикивала его имя, умоляла отпустить ее или лучше убить. После этих слов она проснулась, а я на мгновенье потерял дар речи. Что это? Она опять врет мне, что любит его? Или врет себе? Что он с ней сделал? Она так и не призналась мне. Да и честно, я не уверен, что выдержу правду.
Я задумался и не заметил, как эта чертова пробка рассосалась, и путь был свободен. Легко вздохнув вечернюю прохладу, я мчался на всех порах к ней. Послать к черту этого Сизова и увести ее куда-нибудь, а не заставлять ее общаться с ним. Но мне нужно было уехать. Прошел целый день, как я ее оставил. Завернув на знакомую дорогу, я приготовился к встрече с ней. Наконец-то нет Антона, нет ничего, и даже если она не любит меня, то никто не может мне запретить надеяться на это.
Встречать меня вышел Сизов.
Где она? я волновался за нее, оставляя ее здесь в этом логове.
В доме, я направился туда, но голос Сизова заставил меня остановиться, буквально замереть соляным столбом Антон оставил ей бумаги для развода, она уже их подписала.
Я бегом поднялся по лестнице. Гнусная мразь! Не мог подождать пока она придет в себя, решил добить ее окончательно.
Она сидела в гостиной на диване, совсем по-детски, поджав под себя ноги, и смотрела в одну точку.
Милая, мне очень жаль сказал я ей как можно более мягким голосом, пытаясь усмирить собственную ярость.
Правда жаль? сквозь отчаянье вырывалась ярость.
Правда, только его я теперь не пожалею.
Милая, мне очень жаль сказал я ей как можно более мягким голосом, пытаясь усмирить собственную ярость.
Правда жаль? сквозь отчаянье вырывалась ярость.
Правда, только его я теперь не пожалею.
Она вздрогнула и посмотрела на меня своими чистыми как у ребенка глазами. Я всегда пасовал перед этим взглядом, только она умела так смотреть.
Не надо. Не трогай его, пожалуйста.
Я сел с ней рядом и обнял, она, будто ждала этого, прижавшись ко мне всем телом, Лена откинула голову назад и, печально улыбнувшись, сказала:
Спасибо, что ты рядом, рядом не смотря на все плохое, что я тебе сделала.
Я смотрел на нее, не отрываясь, с надеждой, с любовью, которую уже не мог скрывать. Да и зачем?
Сделала Я поступил хуже, буквально швырнув ее в объятья другого. Она думала, что она монстр и чудовище и виновата во всех смертных грехах, она винила себя, я это видел. На самом деле она не знала, что она самый добрый и отзывчивый человек в мире. Плохого я повидал много Особенно там
Я вспоминал Чечню уже не так часто, как раньше, но воспоминания до сих пор были яркими и причиняли ноющую боль. Я не знал, чем можно ее заглушить алкоголь не помогал, я быстро отказался от этой идеи, наркоту я в принципе не уважал, слишком много таких как я превратились, благодаря ей, в нелюдей, зверей
На дорогах Ингушетии мы встречали много российских патрулей, как только мы пересекли границу Чечни, капитан- майор Сивушев сразу предупредил, что здесь наших очень мало. Вооруженных людей полно, но это исключительно чеченцы.
Полный хаос в эшелоне власти. По-другому это назвать было просто невозможно. В Мескер Юрт местные власти еле подавили бунт среди мирных жителей, грозивший перейти в восстание Мирных? Ха! Они требовали наказание для двух наших солдат, которые, по их словам, расстреляли чеченскую семью из 5 человек, проводя местную зачистку
В эту ночь она спала тихо, не разговаривая. Я не спал, я не мог спать, хотя и пытался. Меня тянуло к ней, и дело даже не физическом притяжении, я желал ее видеть, слышать, ощущать каждой клеточкой своего тела. Она словно околдовала меня. И если раньше до того, как ей начала грозить опасность я не обращал внимание на постоянно ноющее сердце, с годами научившись отключатся от этой боли, то теперь, когда не было смысла больше притворяться, мои чувства к ней разгорелись с новой силой.
В эту ночь, как и в предыдущую, я смотрел на нее, смотрел, боясь даже на один миг оставить, потратить время на ненужный сон. Как я мог ее оставить тогда? Сейчас я не понимал этого, я осуждал сам себя, но уже не переиграешь. Чувство, которое возникло у меня к ней с первого взгляда, со временем стало только сильней.
Она проснулась рано около семи часов, я закрыл глаза и притворился спящим. Не хочу, чтобы она знала, что я не спал. Она крадучись пробралась на кухню, я улыбнулся. Я уже хотел встать и пойти к ней, как услышал, как она кому-то звонит.
Алло, Влад сказала она приглушенным голосом, Да это я. Ты можешь мне объяснить, что происходит? Я не понимаю. За что он так со мной? Передай ему, я подписала бумаги о разводе.
В следующую минуту я услышал, как она тихонько всхлипывала. Мне стало больно. Я лишний раз убедился, что я не нужен ей и уже дикая мысль влезла мне в голову. Выгнать, прогнать, чтобы не видеть ее любви к нему, чтобы не было так больно Ну а потом я увидел перед собой картину, как наяву: ехидная улыбка Сизова, пистолет в его руке, и Лена смертельно бледная со стеклянными глазами От этой мысли мне стало еще хуже. Вот таким она меня и увидела с перекошенным лицом и лютой ненавистью в глазах. Она вздрогнула и отступила назад.
Ян Я что-то не так Боже, ты слышал мой разговор? последние слова она простонала и начала покусывать нижнюю губу.
Да, слышал, мой голос не был моим. Боже, я же наверняка пугаю ее своим видом! Но я не смог ей ничего сказать, пытаясь справиться с нахлынувшими видениями.
Она стояла и смотрела на меня испуганными глазами. Я наконец-то смог справиться со своими эмоциями и, глубоко вздохнув, попытался улыбнуться ей. Видно вышло у меня это скверно, потому что она испугалась еще больше.
Ян, не смотри на меня так, пожалуйста, пробормотала она.
Я вовсе не на тебя злюсь.
Сизов? проявила она сообразительность.
На этот раз я даже не пытался, справится с эмоциями, и недобро улыбнулся.
На этот раз я даже не пытался, справится с эмоциями, и недобро улыбнулся.
Ян, почему ты на него работаешь? решительно спросила она, но тут же смутилась, То есть я хотела сказать Ты ведь, мягко говоря, недолюбливаешь его. Зачем?
Что я мог ответить ей? Сказать правду я просто не имел права.
Не все так просто, Лена, чуть ли не выкрикнул я.
Извини, я совсем забыла, что у вас просто так не уходят, с горечью произнесла она.
Я обнял ее, я даже не мог дать гарантии кто сейчас в этом больше нуждался я или она.
Не бойся, слышишь? Ничего не бойся рядом со мной. С тобой ничего не случиться.
А с Кириллом? спросила она, чуть ли не плача.
И с ним тоже.
Ты наверно не хочешь защищать его ребенка, это было утверждение.
Это твой ребенок. Не имеет значение кто его отец.
Так уж не имеет? усмехнувшись, спросила она.
Я покачал головой и еще сильнее прижал ее к себе. Разве это важно, если любишь женщину?
Я хочу забрать Кирку.
Нет, ты подвергнешь его опасности, только редкие телефонные разговоры и то не долго.
Она тихо заплакала у меня на плече.
Прошла неделя, все окончательно уверовали в наши отношения, даже слышались такие разговоры, будто мы были любовниками еще со дня ее свадьбы с Антоном. Пришла бумага, подтверждающая, что теперь она свободна. Я должен был радоваться, но не был рад, смотря, как она плачет над этой бумажкой. Мы много разговаривали, хотя она не хотела, я просто не давал ей уйти в себя и мучиться одной. Сизов больше ее не беспокоил, это меня радовало. Но я знал, что, если сейчас я отпущу ее, на нее просто накинутся, как голодные собаки на кость и уничтожат, как ненужный носитель информации. То, что теперь она не нужна Синице отнюдь не спасало ей жизнь. Я бы даже сказал наоборот освобождало путь к дальнейшим действиям.