Ее самую, рай-дугу, мечтательно проговорил Саваоф, подняв глаза вверх. Небу украсил звездой голубой. Я, Сеня, бывает, выйду ночью на улицу, сяду сюда на лавочку и смотрю во-он туда. Около трубы над крышей там крест Петров. А трехсветильник еще есть у престола господня, ковшик божий. Вот и сижу я, любуюсь звездами.
Сеня проницательно, выщупывая душу его, глянул на Саваофа.
Ты, дед, в бога по правде верующий или так трепешься?
По правде, Сеня. Верь мне, как священнику.
Священники брешут, как и ты.
Старик взъершился.
Не бей-тя их по лбу, а себя бей-тя. Они свидетели, они принимают крест божий. И ничего не боятся. Знаешь, что были такие нестриженцы? Они тюрьмы прошли за веру, жизень отдали.
А почему различия стриженцы и нестриженцы?
А почемуй-то правая и левая сторона есть? Владимир Иванович Вернадский серьезно пытался разобраться в этом в классическом своем труде «Научная мысль как планетное явление», ибо правые есть закрученности материи и левые и симметрия и асимметрия признак живого или мервого.Психозойская же эра истории Земли (Чарлз Шухерт)потрясает переменами, когда «вместо поверхностных, пластовых вод, почв и источников, создаются новые культурные воды».И не их ли явит космолюдинству планеты нашей биокомпьютерное будущее, какое так или иначе стремительно вырисовывается перед человечеством? Так и в вере?
Когда ты кончишь голову мне морочить с богом своим?
Ни-когда! С Богом росстанно не живут, милок. Вмиг вспыхнул в сознании моем эпизод этот. Конец января. По всей России ударили аномальные морозы. По шутке язвительного Коффбоя в Твиттере, «лишь в Якутске легкий морозец» (что им якутам минус 50? Семечки) Ноги мои в аккурат с нового года уже прихватило, будто замерзли они, стали отстегиваться. Прибегнул к помощи массажиста Саши Шелудкова, занимавшегося в моем литобъединении «Факел». Лежу на диване в своем рабочем кабинете, а он железистыми своими лапами дерет мои конечности, вливая в них целебную энергию. Предпоследний сеанс. Пошел второй час его. Лекарёк мой, наконец, встряхнул свои руки и сказал с веселинкой:
Все на сегодня, Александр Петрович! Готовься потихоньку к пробежкам
Я включил телевизор, в ожидании «Вестей» поймал Шансон ТВ. Импозантный бард со смолью концертно ухоженной бороды, вероятно, бывший зек, запел:
Пойду я с Господом по лесу,
По зонам, лагерям
Чуткий к слову воспитанник мой вперил слабовидящие свои глаза через толстые линзы очков, уши донесли до него смысл песни, и Саша взвился:
С Богом в тюрягу, во как! А где он был, миляга, когда преступал закон и, может, кого-нибудь убивал? Сейчас лишь покаяние одно впору.
А бард изливал со сцены про Христа распятого и поход с ним в обнимку Не один певун этот после черных дел выходит на сцену жизни с Господом и умильно его прославляет Картинка типичная. Хоть в легионы ангелов верстай криминальное воинство их
Саваоф глянул на Сеню нахальным, как тому показалось, взглядом, и он встречь такому ответу деда спросил:
А почему отрекаются отцы духовные от престола?
Старик долго думал, кряхтел и чесал затылок.
Сердце не перерабатывает, и неверие происходит.
Сеня начал приосаниваться.
Чего, чего это не перерабатывает сердце? Информации, поступающей с неба? Да-да-да, она вам жить не дает, век такой, что и в церквах ЭВМ ставить надо.
Саваоф теряться стал от этого трехбуквия ЭВМ и всего пассажа Сени. М-да, это не трехсветильник со звездой голубой.
На лице Сени вспыхнул победный огонь: положил он старика на лопатки, прижал его так прижал.
Саваоф теряться стал от этого трехбуквия ЭВМ и всего пассажа Сени. М-да, это не трехсветильник со звездой голубой.
На лице Сени вспыхнул победный огонь: положил он старика на лопатки, прижал его так прижал.
Но для верняка в победе Сеня задал еще один вопрос:
Что дает вера?
Жизень оно, конечно, не продлишь, рассудительно заговорил Саваоф. Харчей с неба бог не кинет. Нет тут пустыни с сухариками. Что в огороде, в полюшке, то и в магазине.
Поток красноречия Саваофа стал иссякать.
Так-то, дед, заявил с победной миной на лице Сеня, и сказать нечего. Не разводи в другой раз антимонии до высших экстазов. А свербит попробуй сухари в печи сушить. Это здорово интересно. Мне, знаешь, твои тили-тили печенки пропилили.
Схватки с дедом-Саваофом на церковные темы случались у Сени не раз, и эта оказалась как бы венечной, будто на ринге встретился с ним молодой бедолага-сосед. И выиграл он бой. Не прошли даром ранешние тренировки. Подумал я тут чисто Авторски о другом Сене, тренере по боксу из спортивного клуба «Лайнес», к занятиям в котором пристрастился я на семьдесят пятом году жизни. Не новичком стал в зале бокса. Колошматил «груши», представляя в такие моменты лица жлобов, с которыми здорово измытарился, издавая свои книги. Так вот, тренируя своих питомцев, Сеня подсказывал походя мне: «Нарабатывайте кулаки, товарищ писатель, это очень полезно. Да бейте от подбородка с закруткой. Почему от подбородка? Всегда сможете отбить прямой удар в открытую челюсть». Я соглашался с тренером, размышляя о неистощимом коварстве жлобья всякого
Ладно, вострый ты на язык, Сеня, примирительно проговорил Саваоф. Но с поражением он не смирился.
А Иссарионыча ты знаешь? вскинулся Саваоф. Не-ет, не знаешь.
И Саваоф с удовлетворением оттопырил губу.
То то ж. Он войну вынес Такие трудности. Двести грамм хлеба и кружка воды несоленой счастьем были тогда, милый Сеня. Барду гнилую возили скоту со спиртзавода, высасывали из нее сочек, тем и питались. Чем скот, тем и люди. Такая жизень была.
Ты, дед, в колхозе тогда работал или как? учтиво, но затаенно меж тем спросил его Сеня: интересно было ему узнать, правду ли говорили старухи в Таловке, что был в свои годы Саваоф крепким единоличником, и может быть, и кулаком даже. Мироедом они его не называли, правда, но подчеркивали, что богато жил, ходил в лаковых сапогах, на сельскохозяйственных выставках в уезде премии не раз получал за образцовое земледелие. Жеребец Винзор у Саваофа будто бы на всю Россию славился. Заржет он, как лев, бывало, на разъезде в пяти километрах слышно. Что «Авдотья моя» у Глеба Успенского, «горло у нея здоровое: как начала входить во вкус, горло-то драть на пять верст слышно» Золотую медаль в Новопокровске вручили за него хозяину и семь рублей. «Ох, и конь был, ох, и конишше, говорила, покачивая головой, одна древняя, поросшая мхом старуха. По всей России щетыре таких жеребца и нащитывалось. Красавец Винзор был, как паровоз идет, бывало, по улице. Щерт огненный, а не конь, ух, и силен был сатанюка!»
В этой части биографии Саваофа у Сени сомнений не возникало. Верил он в георгиевские кресты его, а в то, что был генералом нет, ни в какую. Саваоф и генерал нет, нет и нет. Рассказывали старухи, что люто ругался с Советской властью он за церкви, когда рушили их, что раскулачивали его, на Соловки ссылали и никогда в колхозе он не рабатывал, а шабашил на разных сезонных работах и мильен денег у него на книжке теперь и не истратит он их до смерти.
Саваоф потеребил раздумчиво крючковатый своей нос и ответил на вопрос собеседника кратко:
Сам себе я был колхоз, Сеня.
И это была истинная правда. Одним колхозом со всевышним жил Саваоф, обделяя себя празднично-возвышенной радостью коллективного труда. Ему казалось, что жил для людей он, ради них нес свой крест. И чем больше страсть овладевала им, тем более яростной становилась его слепота.
Фразы одной, чтобы исчерпать тему, не хватило Саваофу, однако, и он продолжил:
Так заколотилось сердце у меня, когда церкви, храмы божии разрушать стали. А кому церква не мать, тому бог не отец. Вот и встал я непоколебимо за веру Христову, скандалил с богоненавистниками яростно, как Аввакум. Помнить: я скала, окруженная водой (Галина Вишневская).Биниалится призыв великой певицы со сказанным об апостоле Петре Христом, который нарек его «скалой» или «камнем», то есть Кифой. И пришлось побывать поэтому за горами хребетскими.
Жил в душе Саваофа с детства и другой, мирской бог, он не имел телесного лика, а был разлит в природе и сьединял Саваофа с нею. Это было то, о чем говорят в народе: «Человек рождается на труд». «Богу молись, а сам трудись», «Даровое на ветер, а трудовое в сок да в корень». Но председатель артели веры Всевышний пересилил гражданского бога, когда сошлись они биниально на жердочках мостка жизни Саваофа, и, живя среди людей, он как бы и не жил с ними, свой среди чужих, чужой среди своих.
В сознании Сени осела мысль Саваофа о храмах. «А сейчас их берегут, спохватились, что не ладно делали», подумал он мимолетно, потому что сильно интересовало его сейчас другое: работал ли Саваоф в колхозе все-таки или нет? Этого пока Сеня не понял.
Ты коллективизацию прекрасно помнишь? хитро спросил он старика.
Все-все, как тебя сейчас, с задором ответил ему Саваоф. Зрачочки твои с булавочную головку булькнул даже дедок: кхе-хе-хе На масленицу было у нас раскулачивание. Начали с Нехаевых, они колеса тележные работали.
Как брат мой в Острогожске, ввернул свое Сеня, работает колеса велосипедные всему району.
Не мог не подумать он, конечно, о других братьях, о маме.
Ну, да, транспортные мастера Нехаевы, подтвердил Саваоф. Как твой брательник не знаю, а Нехаевы мастера-а-а были! И приказ поступил: кулацких детей отправлять вместе с отцами. А пурга страшная была, ветер с ног сбивал, светопреставление настоящее, земля с небом перемешались. И за шкирку выбросили сперва самого Нехаева. Дети, мелюзга, ухватились за шубейку его, ползут следом, тащатся как хвост. Вот мать родна, крестовая, не вру. Бабы завыли так жутко волосы дыбом встают, пацанва кричит, стонет. За подобные именно зверства сибирские партийцыприговорили Сталина заочно к расстрелу.Факт это доподлинный. Обнародовал его в новой книге товарищ мой писатель Максим Осколков. «Знакомство с этой реальной историей удивляет и потрясает», написал он. Случилось это, когда большевики Талицкого района Тюменского округа проводили партийную конференцию, связанную с первыми итогами коллективизации и обсуждением статьи товарища Сталина «Головокружение от успехов», в которой он громил зарвавшихся коллективизаторов.Какие зверства нужно было творить, чтобы в условиях тоталитарного режима власти люди решились на такое! Тут ядро мощной драмы, какую можно бы написать. По смыслу это похлеще Тамбовского восстания. Гнуснейшее это преступление Ленина и его партии стравить две части народа, как стравливали на арене Колизея людей и зверей. Как реплика в сторону: ныне, в ХХ1 веке, по сценарию из Вашингтона раздувают пожар вражды между славянами у границ России, и народ стреляет в народ, братья в братьев, устраивая зверства, каких не знали при Гитлере Основной мотив выступающих участников: «Мы выполняли решение ЦК и все делали в соответствии с указаниями Генерального секретаря партии. Нас убеждали действовать напористо и решительно, говорили: «Не бойтесь перегнуть палку, мы вас прикроем», а теперь нас сделали козлами отпущения». И коммунисты были правы. Возмущение среди руководящих сельских партийцев было всеобщим. Что же касается товарища Сталина, то это был его коронный прием: отступить при неудаче, свалив собственные просчеты на «козлов», а потом снова идти в атаку, «закручивая гайки» до предела За это в Зауралье и приговорили вождя к расстрелу» И приговор такой был более чем справедлив. Поколение дедушек наших не даст усомниться в этом. Николай Михайлович Любимов (19121992), в частности создатель классических русских переводов Рабле, Сервантеса, Боккаччо, Пруста, Мольера и Шиллера. Испил он чашу полную, когда «темный туман окутал умы» в стране Советов: к 30 годам он уже знал тюрьму, ссылку, бесприютность, скитальчество, постоянное опасение снова привлечь внимание НКВД Так вот