Наверное, хотела убедиться, что я не бродяжничаю где-нибудь, а действительно сдаю экзамены в техникум. Формально её взволновало, что я взял с собой только 17 рублей и, по её расчетам, эти деньги давно должны быть израсходованы на питание, а значит, сын не сдает экзамены, а промышляет воровством. Она догадывалась материнским чувством, а может быть, и точно знала, находя в сарае просмоленную креозотом старую фуфайку, что мы с моим закадычным другом Иваном Лучкиным в летнее время поздними вечерами воровали старые шпалы, а на вырученные деньги покупали спиртное. В нетрезвом виде в летнее время она видела меня часто. И всегда говорила, что я своей непутевой головой стучусь в дверь тюремной камеры. Вот она и приехала в Котовск в полной тревоге за мою судьбу. Индустриальный техникум в Котовске был единственным учебным заведением, и она быстро нашла его. К этому времени моя личность была уже известна в студенческом общежитии, и она легко меня отыскала.
Мать так переживала за меня, что заметно осунулась и постарела. До сих пор не могу простить себе этого черствого молчания. Представляю, какие ужасы рисовала мать в своем воображении, не имея три недели никакой весточки от сына, который находился всего в двух часах езды от деревенского дома. Обняв мать, я её успокоил тем, что все предыдущие вступительные экзамены сдал успешно на отличные оценки. Абсолютно готов к последнему экзамену и практически являюсь без пяти минут студентом техникума. Я тут же снял её тревогу по поводу отсутствия денег. Показал три или четыре рубля, которые оставались в моем резерве. Как мог спокойнее объяснил, что городскую столовую практически не посещал, так как со мной щедро делились домашними продуктами мои новые тамбовские и местные друзья из числа поступающих вместе со мной в техникум.
Мать на глазах помолодела от моих слов, и её лицо засветилось покоем и счастьем. Тем более что все присутствующие в комнате кандидаты в будущие студены подтвердили мои слова и расхваливали мое дружелюбие и отзывчивость. Когда мы вышли на улицу, то ещё долго и медленно шли к местному автовокзалу и делились взаимными новостями. Пригородный поезд ходил редко, а автобусы до Тамбова ходили довольно часто. Когда мы пришли на автовокзал, мать всунула мне в руку двадцать или тридцать рублей денег на питание. Я не отказался. Да мать и лично убедилась в моей экономичности и сдержанности в расходах семейных денег. Её очень обрадовало, что у меня теперь другое окружение, а значит, и деньги я не использую на пьянки и развлечения, а только на питание и жилье. Мы купили билет на автобус, а ещё через некоторое время скромно простились, и мать села в автобус.
Уехала она счастливой и окрыленной. По-моему, мама радовалась моим успехам больше, чем я сам. Так оно и было на самом деле и не только в тот раз, но и в течение всей своей жизни, до самой смерти. Когда же со мною случилось несчастье, о котором я расскажу чуть позже, то опять мама была огорчена, расстроена и убита горем в тысячу раз больше меня. Таково свойство истинной материнской любви. До детей же часто эта правда о материнской любви доходит поздно, когда мать уже умерла и ничего исправить невозможно. Лишь остается просить у неё посмертного прощения за все свои сыновние обиды и огорчения. Вспоминая то далекое лето 1960 года, я действительно могу отметить, что в новой обстановке я не только не потерялся, а приобрел всеобщий авторитет и уважение и чувствовал себя абсолютно комфортно и уютно, как «рыба в воде».
Так получилось, что не я искал дружбы с новыми городскими сверстниками-студентами, а сами они оказывали мне всяческое уважение. Автоматически, без каких-либо усилий с моей стороны, я сам собой стал одним из лидеров в своей группе первого курса химиков-технологов по взрывчатым веществам. Отмечу одно существенное для молодых лет обстоятельство. В своей деревенской школе и даже среди своих деревенских друзей и сверстников, бросивших школу, я не удосужился получить никакой уличной клички, что для нашей деревни было большой редкостью. Были, например, в моих друзьях Иван-«Гнездо», Коля-Никула, Леша-«Десячок», Толик-«Дудок» и так далее. Ни я, ни Иван Лучкин таких кличек не имели, мы оставались под своими именами. А вот в техникуме не то при поступлении, не то чуть позже мне присвоили весьма почетную кличку «Никсон».
Кличка дана в честь Ричарда Никсона, который в 1960 году был вице-президентом США, но имел огромный политический авторитет, так что в последующем, с 1969 по 1974 год, стал 37-м президентом США. Все мы знаем, что клички случайными не бывают. Они учитывают не только внешнее сходство, но и часто носят сакральный смысл подсознательного уровня. После зачисления на первый курс нам, иногородним студентам, предложили освободить общежитие и снять жилье в частном секторе. Общежитие техникума имело мало мест. Во время вступительных экзаменов, когда студенты разъезжались на каникулы, его использовали для абитуриентов, а во время учебного процесса в нем жили лишь иногородние студенты выпускного курса, да и то не все, а только самые лучшие и самые нуждающиеся. Я даже не полностью уверен, что такое общежитие было в реальности. Вполне возможно, что это плод моей фантазии.
Предполагаю, что и никакого стационарного студенческого общежития при техникуме не было вовсе, а просто на период вступительных экзаменов расставляли койки и тумбочки в некоторых лекционных аудиториях и организовывали временное общежитие для иногородних.
Когда же набор студентов заканчивался, то всем иногородним приходилось снимать жилье у жителей города Котовска. По крайней мере, абсолютно всем моим иногородним сокурсникам, независимо от результатов вступительных экзаменов, после зачисления в студенты первого курса предложили освободить помещение техникума и подыскать себе жилье у местных жителей. Земляк по школе Володя Кириллов был так впечатлен моим авторитетом, что тут же предложил мне не искать жилье в городе, а поселиться с ним уже в обжитой им комнате частного дома. Он уже поговорил с хозяином и хозяйкой дома. Они не возражали.
Частный сектор располагался на отшибе от городских кварталов, внутри массива из соснового леса. Идти от этого жилья до техникума можно было только пешком. Дорога занимала не менее получаса времени. Но пожилая хозяйка соглашалась за 10 рублей в месяц не только предоставлять жилье, но и кормить после возвращения с занятий горячим обедом. В городе жилье было дороже, да и горячий обед имел немаловажное значение. Я посетил с Володей его тихий «уголок», познакомился с хозяйкой и хозяином. Во время беседы возникла обоюдная симпатия, и я поселился вместе с Володей в небольшой отдельной комнате, где имелись два стула и были поставлены две кровати, а между ними располагался широкий стол, за которым можно было, как за школьной партой, и мне, и Володе одновременно готовить самостоятельные занятия. С первого же курса мы изучали основы высшей математики и капитально изучали химические науки. У нас было три или четыре отдельных предмета по химии. Мы изучали общую химию, а отдельно органическую, неорганическую и, кажется, коллоидную химию.
Все это мне было интересно до крайности. Я слушал и записывал лекции. Материал полностью осваивал прямо во время лекции и без всякого напряжения получал по всем химическим предметам отличные оценки. Я серьезно решил закончить техникум и стать грамотным химиком-технологом по взрывчатым веществам, а потом продолжить образование в институте или университете по специальности химика. Я бы, несомненно, с отличием закончил техникум, если бы все три года обучения прожил с Володей Кирилловым в тихой комнате на окраине Котовска. Но, видимо, судьбу не обманешь. Вместо химика мне был предначертан путь жизненных испытаний и разочарований, который сделал из меня не химика-технолога, а офицера Военно-Морского Флота СССР, профессионала по радиоэлектронике, автоматике и вычислительной технике.
Немалую роль в изменении моей судьбы сыграла моя кличка «Никсон» и высокий авторитет среди городских студентов-однокурсников. С Володей Кирилловым мы жили дружно, но никаких взаимных интересов вне стен техникума и вне учебы не имели. Он не поддался веяниям времени и моде молодежи на узкие брюки, ношение обуви на толстой микропоре и на высокие взбитые «коки» молодежных причесок. Володя оставался самим собой скромным добропорядочным деревенским парнем, и главной его целью была учеба. Молодежная мода его не интересовала. Приверженцев этой моды называли «стилягами», и к ним настороженно относились администрация и комсомольский комитет техникума. Само собой разумеется, что все мои новые тамбовские и иногородние друзья оказались стилягами. Они имели проигрыватель с записями западной музыки и после занятий приглашали меня на свои «посиделки» послушать музыку и расслабиться в дружеских беседах, иногда с легкой выпивкой. В отличие от Володи, который занимался по предметам и в личное время, мне вполне хватало подготовки во время лекций в стенах техникума.
Свободное время является тяжелым испытанием для любого молодого человека. Тем более что я с детства всегда «тусовался» с деревенской компанией и привык к общению. Видимо, по этим причинам я всё чаще стал после горячего обеда у хлебосольной хозяйки нашей съемной комнаты уходить в город и развлекаться с моими новыми иногородними друзьями и сокурсниками. Володя этому только радовался, потому что я не мешал ему и не отвлекал от учебы и занятий. Конечно, вскоре я купил на семейные деньги модный темно-зеленый костюм и туфли на толстой подошве. Брюки я перешил по моде, а мои черные волосы с помощью бриллиантина (такой крем для укладки волос) легко укладывались в шикарный «кок». Другими словами, по одежде и принадлежности к группе стиляг я тоже стал стилягой, хотя танцевать их крутые танцы не умел и не захотел учиться. Да и к западной музыке я относился весьма равнодушно.
С детства воспитанный на деревенской музыке и мелодиях русской гармошки и сам самоучкой освоивший гармошку, я никак не мог понять того восторга и обожания, которые испытывали городские ребята перед западной музыкой. А вот некоторых моих новых друзей эта музыка вводила просто в чувственно-музыкальный экстаз. Один из них так даже языком и особым пением изображал звук саксофона, стук барабана и работу других музыкальных инструментов. Просто был фанатом, готовым слушать и дублировать западную музыку много часов кряду. Он и имел кличку одного из западных певцов, но я по своему равнодушию к западной музыке даже не запомнил ни его имени, ни его клички. Но его пение и его кривляния меня не раздражали, а забавляли. Вообще-то, видимо, он был музыкально одаренным молодым человеком.