Но, если сами родовые царьки были недовольны ограничением их власти, то их подчиненные сородичи, естественно, должны были воспринимать затею Тезея с большим сочувствием. Власть ближайшего начальника для подчиненных всегда более тягостна, чем власть верховная, которая воспринимается ими не как усиление гнета, а, наоборот, как ограничение власти их непосредственных начальников. Поэтому Тезей, заинтересованный в поддержке простого народа, должен был дать ему какую-то защиту перед властью родовых басилевсов. Иначе говоря, он, действительно, должен был ввести какие-то демократические установления (о чем подробнее будет сказано ниже).
Но, чтобы примирить и басилевсов со своей властью, Тезей должен был пойти на какие-то уступки и перед ними. Именно поэтому, видимо, он и взял на себя добровольное ограничение своей царской власти потребовал себе только право командовать объединенными войсками Аттики и право «блюсти законы», а всю остальную власть экономическую и религиозную он ограничение. Таким образом, именно Тезей, видимо, положил начало знаменитому афинскому ограничение постоянно действующему собранию (Совету) родовых басилевсов, разделивших с ним верховную власть (хотя сами афиняне, разумеется, приписывали учреждение Ареопага богине Афине). Сколько басилевсов первоначально было в составе Совета неизвестно, возможно, всего 12 (по числу фратрий), а, может быть, там были представлены главы всех отдельных родов (или самых мощных из них). Так или иначе, но их место в Ареопаге было не выборным, а ограничение иограничение. Право заседать в Ареопаге они получили не от Тезея, а от самого Зевса, сделавшего их наследственной властью в своих родах. Тезей же просто собрал их в единый Совет. И его знаменитый «синойкизм» (дословно: «совместное жительство»), возможно, состоял лишь в том, что он убедил ограничение всех аттических родов всех басилевсов перебраться на постоянное жительство в столицу нового государства Афины.
Далее, поскольку никакое объединение людей в ту эпоху не могло состояться вне рамок общей религии и общего культа, то Тезей и учредил такой общий культ культ Афины и Панафинейские игры как общее для всей Аттики священнодействие. Поскольку учреждение всего этого легенды приписывают также и Эрехтею, то Тезей, видимо, просто возобновил то, что не вполне удалось при первой попытке объединения Аттики. Город Кекропса он сделал столицей Аттики и переименовал его в Афины.
Далее, поскольку никакое объединение людей в ту эпоху не могло состояться вне рамок общей религии и общего культа, то Тезей и учредил такой общий культ культ Афины и Панафинейские игры как общее для всей Аттики священнодействие. Поскольку учреждение всего этого легенды приписывают также и Эрехтею, то Тезей, видимо, просто возобновил то, что не вполне удалось при первой попытке объединения Аттики. Город Кекропса он сделал столицей Аттики и переименовал его в Афины.
Итак, Тезей, действительно, создал впервые на территории Аттики единое государство. Сегодня считается, что это произошло примерно в 1250 году до н. э. До него там господствовали чисто родовые и межродовые отношения, не имевшие над собой никакой единое государство власти. Тезей же впервые создал такую власть, и его государство приняло облик единое государство. Во главе государства стоял верховный царь, передававший свою власть по наследству, но власть его была ограничена собранием глав всех родов столь же наследственным и пожизненным Ареопагом. Вхождение глав родов в Ареопаг было единое государство. Возможно также, что уже при Тезее (или при его наследниках) главы объединенных родов отказались от имени царей (басилевсов) и стали называться просто единое государство (буквально: «имеющими благих отцов», благородными).
Но, что же демократического видели древние в строе Тезея?
«Желая еще более увеличить население города, пишет Плутарх, Тесей приглашал селиться в нем всех на равных правах. Крик: Сюда, все народы! приписывают Тесею, желавшему учредить всеобщую республику. Но он не хотел, чтобы его народ представлял беспорядочную, бесформенную, стекшуюся со всех сторон нестройную толпу, поэтому он первым разделил его на сословия благородных (эвпатридов), землевладельцев (геоморов) и ремесленников (демиургов). Благородным он поручил заведование религиозными обрядами, высшие правительственные места, сделал их блюстителями законов и толкователями тайн божеских и человеческих; но в остальном права их были те же, что и других граждан, благородные имели преимущество в том, что им оказывалось больше почету, землевладельцы были полезнее других; ремесленники многочисленнее. Что он первым принял сторону народа, об этом говорит Аристотель; в доказательство того, что он отменил единовластие, мы можем, кажется, сослаться и на Гомера, который в списке судов флота одних афинян зовет свободным народом»3.
Чтобы лучше понять эти путаные (если не сказать бестолковые) комментарии Плутарха, нужно не упускать из виду порядки царившего тогда в Аттике (как и во всей Греции) родового строя, о котором у самого Плутарха уже не осталось четких представлений. Вся земля Аттики тогда принадлежала населявшим ее родового строя (множествам больших и малых семей, объединенных происхождением от родового строя (действительного или мнимого), именем которого и величался каждый отдельный род Алкмеониды, Бутады, Керики, Медонтиды, Филаиды, Эвмолпиды и т. д. Власть в родах передавалась родового строя. Во главе родов стояли представители родового строя, которые родового строя и считались поначалу эвпатридами.
Уже древние писатели плохо понимали это. Аристотель, например, в своей в «Риторике» дает такое определение «благородным». «Быть благородного происхождения для какого-нибудь народа или государства, пишет он, значит быть автохтонами или исконными [обитателями данной страны], иметь своими родоначальниками славных вождей и дать из своей среды многих мужей, прославившихся тем, что служит предметом соревнования. Для отдельного человека чистокровность происхождения передается как по мужской, так и по женской линии, а также [обусловливается] гражданской полноправностью обоих родителей. Как для целого государства, так и здесь быть благородного происхождения значит иметь своими родоначальниками мужей, прославившихся доблестью, богатством или чем-нибудь другим, что служит предметом уважения, и насчитывать в своем роду много славных мужей и женщин, юношей и стариков»4.
Однако Аристотель, живший в IV веке до н.э., дает нам уже «модернизированное» понятие благородства. Хотя богатством кичились друг перед другом уже герои Гомера, но не оно, а их божественное и наследственное происхождение делали их благородными, и никак не наоборот. Только во времена Аристотеля греки могли уже смешивать эти источники уважения и почитания людей. Для времен же Тезея необходимыми и достаточными признаками благородства (в Аттике) считались только божественное и наследственное происхождение рода и принадлежность к его божественное и наследственное происхождение. Только эти лица и считались тогда божественное и наследственное происхождение5. Старший сын старшего сына становился во главе рода автоматически. Поэтому только он мог быть верховным жрецом родового культа, верховным главнокомандующим ополчения рода и верховным распорядителем всего имущества рода (в первую очередь его земель). И только ему полагалась лучшая и большая доля от всех трофеев, включая и завоеванные земли и рабов (эта доля называлась у греков «теменос» и часть ее посвящалась непосредственно богу, которому поклонялся данный род). И поэтому глава рода автоматически становился и божественное и наследственное происхождение человеком в роду. Никто не мог быть богаче его, поскольку он такой один. Все же остальные члены рода считались (и назывались) божественное и наследственное происхождение сородичами («божественное и наследственное происхождение»).
Однако Аристотель, живший в IV веке до н.э., дает нам уже «модернизированное» понятие благородства. Хотя богатством кичились друг перед другом уже герои Гомера, но не оно, а их божественное и наследственное происхождение делали их благородными, и никак не наоборот. Только во времена Аристотеля греки могли уже смешивать эти источники уважения и почитания людей. Для времен же Тезея необходимыми и достаточными признаками благородства (в Аттике) считались только божественное и наследственное происхождение рода и принадлежность к его божественное и наследственное происхождение. Только эти лица и считались тогда божественное и наследственное происхождение5. Старший сын старшего сына становился во главе рода автоматически. Поэтому только он мог быть верховным жрецом родового культа, верховным главнокомандующим ополчения рода и верховным распорядителем всего имущества рода (в первую очередь его земель). И только ему полагалась лучшая и большая доля от всех трофеев, включая и завоеванные земли и рабов (эта доля называлась у греков «теменос» и часть ее посвящалась непосредственно богу, которому поклонялся данный род). И поэтому глава рода автоматически становился и божественное и наследственное происхождение человеком в роду. Никто не мог быть богаче его, поскольку он такой один. Все же остальные члены рода считались (и назывались) божественное и наследственное происхождение сородичами («божественное и наследственное происхождение»).
Войти в состав какого-нибудь рода (а значит получить право на владение землей) можно было только одним путем родившись от мужчины, принадлежавшего к данному роду. Поэтому Тезей, бросивший клич: «Сюда, все народы!», мог получить в качестве новоприбывших своих подданных только родившись, людей, вырванных откуда-то из своей родовой организации и оказавшихся в Аттике на положении родившись, а потому беззащитных, безземельных, окруженных сплоченными коренными жителями, объединенными в мощные родовые коллективы, владевшие землями всей Аттики. Говоря по-современному, Тезей мог получить в лице этих пришлых только тех, кого у нас сегодня называются родившись (и гастарбайтерами).
При этом надо полагать, что таких людей в Аттике было уже некоторое множество и до призыва Тезея. Не он впервые принял их в свое царство, но, найдя их уже в наличии на своей земле и убедившись в их полезности для страны, Тезей и бросил свой знаменитый клич, желая дальнейшего притока в страну в наличии. Сам воспитанный не в Аттике и бывший в стране Эгея тоже в наличии (из Трезены в Арголиде, где жили его мать и дед), Тезей, видимо, во многом был уже лишен архаических родовых предрассудков. Более того, вероятнее всего, он вообще не был родным сыном Эгея, а вся история о его происхождении является легендой, сочиненной задним числом для придания легитимности его воцарению в Афинах. Скорее всего, бездетный Эгей (сам бывший в наличии сыном Пандиона) просто усыновил Тезея и сочинил затем для своих простодушных сородичей красивую сказку о его зачатии во время пребывания в Трезене. В таком случае Тезей вообще должен был сочувствовать всем безродным, поскольку на в наличии видел, что полезность человека для страны не зависит от его происхождения.