Ты о чем?
Не притворяйся! Она тебя соблазняла. И так откровенно-вульгарно.
Это ее проблемы.
Он высвобождает руку для поворота.
Вы мужики так слабы. Стоит вам подмигнуть и все: вы готовы.
Я тебе дал повод так думать?
А что же ей Пажа шептал? Аж эта селедка поплыла!
Что цирк уехал, а клоуны остались! огрызнулся Сережа,
Так я и поверила!
Слушай, ты не с той ноги встала? У тебя месячные? Я по тебе скучал, а ты мне концерты устраиваешь!..
Наташа смотрит на наплывающие репейники Фонарей и пытается подавить ревность. Так. Легкая хандра.
Сейчас приедем и будем лечить твою хандру. Уколы ставить. Его ладонь опять на её колене. Слепящий взгляд раздевает.
Смотри на дорогу, доктор!..
Трехкомнатную квартиру Сережа купил два месяца назад. Вся обстановка двуспальная румынская кровать, палас на полу, два кресла, японские телевизор и видак на подставке уместились в просторном зале. Если не считать кухонного стола, газовой плиты, холодильника да штор, в квартире больше ничего нет.
Не включая света, он, прямо в прихожей, прижимает девушку к стене.
Пусти, любитель танцующих селедок! пытается отбиваться девушка, слегка запуская коготки в его бока.
Моя кошка! Моя кошка с когтями!..
Раскатал губу: твоя!..
Опустившись на колени, он закатывает до самого пупа ее платье и пытается спустить трусики. Наташа отталкивает его и бежит в зал, Сережа настигает ее и валит на кровать распинает поперек на белых простынях.
Ой! вскрикивает Наташа, Пусти! он сделал больно ее головастику.
Что «ой»? глаза у Серёжи пьяные.
Носорог! Наташа давит в себе ярость самки, защищающей своего детёныша. Ее кулаки упираются в мускулистую грудь. Пусти, я сказала! На Лариску свою будешь так запрыгивать!
На секунду Сережа замирает над ней. Потом чертыхается и садится на край кровати спиной к ней. Тебя пре-ет сегодня!
Какие мы обидчивые!
Согнув ногу в колене, она большим пальцем чертит его спину, пытаясь сгладить внезапную вспышку. Какие мы нежные и тонкие, господа крутые ребята! она ногами обвивает торс любовника и пытается повалить на бок. Сережа недвижим как скала. Подумаешь! Наташа размыкает кольцо, усаживается позади него, обнимает колени и кладёт на них подбородок. Нечего было шептаться в кабаке! Сказал бы ясно и просто: Лариска, сучка, пошла вон!..
Сережа поворачивается. Тебя заклинило на этой Лариске! Ты сегодня настоящая стерва! Только не пойму: почему?
Да? Наташа отрывает подбородок от коленей, наклоняет голову и надменно прищуривается. Ну, если я стерва, так какого фига, спрашивается, ты таскаешь меня сюда? Какого фига трахаешь и повизгиваешь от удовольствия? Нашел бы не стерву!.. Вон они в кабаке милые и нежные спектакли тебе бесплатные устраивают!..
Она соскальзывает с кровати. Сережа ловит ее за талию, пытается усадить на колени.
Пошел ты! отбивается Наташа. Мудак!
Успокойся, кошка бешеная!
Он, все-таки, усаживает ее на колени,
Пусти! Мне больно! тщетно пытается она вырываться.
И не подумаю!
Пусти! Наташа начинает всхлипывать от бессилия.
Наташа!
Иди вон! это уже сквозь слезы.
Наташа, ну хорош! он укладывает плачущую подругу на постель, сам лежится рядом и сжимает вздрагивающие плечи. Все! Ну, все! Что за придурь из тебя сегодня прет не понимаю?
Сам дурак! сквозь слезы огрызается девушка. Просто я Просто у нас
Что «у нас»?
Ничего.
Говори.
Потом.
Выплакавшись, она судорожно вздыхает, уголком простыни промокает глаза.
Так что?
Наташа поворачивается к Сереже, утыкается в его грудь.
Ну?
Ничего.
Ты хотела что-то сказать?
Отстань! она неожиданно сильно вжимается в него всем телом, Потом.
Сереже становится не до вопросов.
Когда он вошел в нее, ей показалось, что головастик недовольно шевельнулся. Давай на боку
Потом Сережа пил пиво из банки. Она, отказалась.
Я в тебя кончил. Ты ничего не сказала, я подумал: можно.
Молчок. Сережа поставил банку рядом с кроватью, нащупал пульт
дистанционки.
Теперь можно, сказала она, Теперь до-олго можно!
Сережа замер с нацеленной рукой. То есть? Что за намеки?
Я беременна, Сережа!
Радости на его лице не обнаружилось.
Но ты же предохранялась?
Предохранялась.
Так что?
Как ты испугался!
Брось! он отвернулся к окну. Все это неожиданно. Не к месту и не ко времени.
А с кем «к месту» и «ко времени»? Может с Лариской?
Опять про это!
Да, я про это!.. Предохранялась!.. Может, ты с презервативом не умеешь обращаться! Может в нем дыра была! Может я в сроках ошиблась, когда без резинки была! И мало ли что еще! Я женщина, а не автомат! В общем, все: я беременна, брюхата, с пузом!..
Но срок же небольшой
Шесть недель. И что?
Тогда все поправимо.
Что поправимо?
Что аборт!
Нет.
Почему?
Ни за что!
Да, почему?
Потому что это первая беременность!
Ну, и что?
Да, пошел ты!.. Она отвернулась, потом села. Потому что это первая беременность! А я хочу иметь детей! А не таскаться всю жизнь по курортам, да сохранениям, как мамина сестра!..
Ты же хочешь стать певицей! Настоящей фирменной! А тут ребенок! Хана всем планам!..
Ох, как ты заговорил! А как высмеял меня, не помнишь уже? Когда я имела глупость поделиться с тобой своими планами. «Тараканы кабацкой певички!»
Наташа сидела на краю кровати в позе андерсоновской русалочки.
Вспомнил!.. Мои планы ее изменились. Просто я перестала говорить о них с тобой. Ребенок все усложнит не отрицаю, но он не помеха
Сережа встал с кровати, положил пульт на телевизор и из пачки, лежавшей там же, извлек сигарету традиционно единственную за день. Он курил и глядел в просвет полураздвинутых штор. Стройная фигура, которой не грозили никакие беременности, четким абрисом темнела на фоне окна, в небе, прямо над его головой, мерцала одинокая звезда.
Все равно не ко времени! сказал он упрямо.
А любишь ли ты меня, Серёженька? сказала Наташа и затаилась,
загадав на эту звезду.
Любишь не любишь! Это все слова! Я с тобой никогда не говорил об этом, но у меня есть вполне определенные материальные цели. И я хочу их достигнуть И достигну! А сейчас я нищий. Я не готов к семейной жизни. Я ее не хочу.
Звезда над его головой погасла.
Вот видишь как все ясно. А я не готова делать аборты из-за твоей неготовности к семейной жизни и из-за твоей, так называемой нищеты. Она почувствовала влекущую пустота краха и стала рубить канаты. Ты сегодня слово одно умное говорил резюме. Так каково оно твое резюме?
Аборт! сказал он резко, словно пролаял, и повернулся, ища пепельницу. Вспомнив где, пошел на кухню.
Когда вернулся, девушка сидела на кровати и натягивала трусики.
Наташа, давай без демонстраций! До утра еще далеко. Он стоял над ней с хрустальной пепельницей трусил туда сигарету.
О чем ты, Сережа? Перепихнуться на прощание? Для этого Ларисы! Только Ларисы!..
Натягивая через голову платье, она приказывала себе «Только не реветь!..»
В прихожей стала подкрашивать губы.
Я отвезу, он вошел в прихожую в брюках, заправляя рубаху.
Не стоит трудов, пупсик. На такси я пока зарабатываю.
Ты подумай на досуге. Подумай. Не горячись.
Единственное о чем я буду думать, это о том, как я тебя презираю, пупсик!..
Серёжа поиграл желваками, побарабанил пальцами о стенку. Актриса ты! сказал в уже закрывавшуюся дверь,
А как же!..
Голова и сердце были пусты.
Она брела вдоль длинно загибавшейся девятиэтажки до ближайшей арки, за которой шумел ночной проспект.
На обочине девушка стояла минут пять, не шевелясь, ужавшись плечами, и смотрела на себя как бы со стороны и с полным равнодушием слушала своего двойника, в голове которого крутилось хрустальное колесико с бесконечным рефреном: «Все кончено! Все кончено!».
Кто? сказали из-за двери плаксиво.
Я. Открой.
Щелкнул замок.
С ума сошла! Два часа ночи!
Ты ключ из замка не вынула.
А-а, точно.
Заспанная Маринка, в длинной белой майке, поплелась в свою комнату досматривать черно-белые, как рояльная клавиатура, сны.
Прошлым летом они вместе поступали на фортепианное отделение Института искусств. Наташа недобрала баллов и подалась на заочку на дирижерско-хоровое отделение. Фанатка-Маринка поступила и теперь, ежевечерне, до десяти-одиннадцати, трахается с Шопенами-Шуманами, зарабатывая остеохондроз и неврастению. В спальне Наташа переоделась в халат, легла лицом к стене и уставилась в ковер на стене, думая о бальзаме, которым можно было бы залить болящую пустоту. Геометрический узор расплылся и обрел очертания тела, распростёртого на дороге. Девушка перевернулась на живот и уткнулась в подушку, пытаясь подавить отчаяние.
Нет такого бальзама!
Ее спина стала вздрагивать.
Лежа на животе, она рыдала; в голос и бормотала между захлебами. Козлы! Мудаки! Гондоны! Сволочи! Твари! Падлы! Уроды! Блядюги!..
Марина, прилетевшая из смежной комнаты на звуки беды, сидела рядом, со стаканом воды наготове, гладила голову подруги и приговаривала, дожидаясь конца истерики. Так их, Наташа, так!.. Члены им всем повырывать!..
Она проснулась от жажды.
На востоке, между фиолетовыми облакам и горизонтом, оранжевела щель рассвета. Было так тихо, что она слышала ток крови в висках.
Когда проснулась во второй раз, Маринка уже ушла.
Не было хлеба. Магазин напротив. Она переходила улицу и чувствовала вращение земли. В сероватой мгле висел кровавый помидор солнца.
Сережа сидел в холодильнике, плавал в кастрюле с рассольником, бегал по краю ванной, прятался в столе, среди вилок-ложек.
Кое-как поев безвкусной пищи, она включила скрипичные концерты Баха и, закрыв глаза, унеслась в печально-сладкую высоту.
В ресторан пришла оцепенелая, сонливая.
Что-то ты сегодня в миноре, сказал Юрчише.
Пела механически, как шарманка, а голос был тусклым, слабым.
После работы опять рыдала заполняла пустоты. Следующим вечером, перед работой, в дверь позвонили. То был Сережа. Наташа в квартиру его не пустила.
Что, надумала? спросил он. Есть хороший врач.
Уходи, сказала Наташа. Ты мне не нужен.
Вечером он заявился в ресторан, сидел с Лариской; склонившись, что-то шептал ей на ухо. Они смеялись.
«Ну, нет! Она не позволит себя топтать!».
Прервав пение, она спрыгнула со сцены и подошла к столу, где сидели эти. Влепив тарелку с салатом в Ларискину морду, она, как ни в чем не бывало, вернулась на сцену, и кивком приказала ошарашенным музыкантам начать песню с начала.
Больше Наташа не плакала.