Есть несколько точек зрения на «литературную фильму» (как писали столетие назад): экранизация как «переделка» литературного произведения и приспособление его к экрану; экранизация как самостоятельный вид художественного творчества, связанный с литературным первоисточником произвольно; экранизация как художественная интерпретация литературного произведения, перевод его на экранный язык с помощью изобразительно-звуковых образов. Декларируемые экранизаторами точки зрения не имеют, однако, четких критериев, содержательно размыты и допускают множество толкований. Доказать создателям фильма-экранизации, где он творчески честно следует своему литературному первоисточнику, где он примитивно эксплуатирует литературный материал, а где грубо искажает его, бывает не так просто: существует пресловутое режиссерское «я так вижу», за которым может скрываться все что угодно.
Так или иначе, экранизации ставят вопросы, которые при обсуждении их качества выходят на первый план: литературное произведение и адекватность его переложения на язык кино; взаимодействие искусств и универсальные технологические законы; литературная основа кинематографа; природа и характеристика сценарного текста; сходство и различие сценарного текста и литературного первоисточника; сценарная адаптация и оригинальный сценарий; переводимые и непереводимые на язык кинематографа элементы литературного повествования; медийные различия между литературой и кинематографом; проблемы верности оригиналу и правомерность интерпретаций; двойное авторство экранизаций и их цитатность; «фанатское» чтение как «идеальное» восприятие экранизации.
Судить об обретениях и потерях экранизаций ни в коем случае нельзя, полагаясь только на теоретические формулы и принципы. Художественный фильм-экранизация, созданный всего лишь «по мотивам» или даже по созвучию с мотивами литературного первоисточника, может оказаться шедевром кинематографа. А картина, декларирующая свое буквальное, маниакально «точное» следование первооснове, напротив, в результате может получиться беспомощной поделкой, компрометирующей само право на экранизацию. Все решает сам фильм, о котором, впрочем, тоже может быть (и всегда бывает) множество суждений даже и авторитетных критиков.
Кинематограф, как и литература, как и театр, как и все искусство, не подчиняются единому директивному суждению, и никакое даже свободное суждение не может претендовать на исключительный статус. На этом, в частности, основана свобода и независимость искусства: от мнений как зрителей-дилетантов, так и критиков-профессионалов. В огромном лабиринте мнений и оценок всегда найдется укромный уголок, где может чувствовать себя вполне комфортно любое новшество, несовершенство и даже любое уродство.
Особо подчеркну категорический императив: литературоцентрический подход ничего общего не имеет с опаснейшими современными тенденциями (их не зря называют новым средневековьем) разбирать произведения визуального или любого другого искусства, связанного со словом, в инстанциях административных, полицейских, судейских; рассматривать произведения искусства с точки зрения правонарушений и уголовных статей. Тот факт, что в обществе существуют разные, даже полярные мнения на один и тот же фильм, один и тот же спектакль, одну и ту же книгу, естественен, нормален. Но требовать расправы над теми, кто не вписывается в твои координаты, а живет в своих, ненормально и чревато большими бедами.
В заключение приведу ответы на вопрос журнала «Сеанс» (1920, 2004, декабрь)30, обращенный к современным российским режиссерам и киноведам о мотивах обращения (или необращения) к экранизациям классической литературы.
Никита Михалков (задолго до «Солнечного удара»): «Кризис сюжетов, дефицит идей, желание облокотиться на добротный литературный материал. Объяснимо и извинительно. Такую конъюнктуру можно лишь приветствовать. Но это к вопросу о стимулах и намерениях. Я понимаю тех, кто говорит о покушении с негодными средствами. Мы ведь можем сколь угодно восхищаться английскими экранизациями, но это потому, что Теккерей или Джейн Остин для нас материал далековатый и чужеватый. То ли дело Достоевский Федор Михайлович. Тут нам вынь да положь конгениальность, а также соответствие нашим собственным представлениям, как оно дóлжно. И я не свободен от подобных предрассудков»
Владимир Валуцкий: «Многие режиссеры, как бы они ни расписывали в интервью свои трудности, считают в душе экранизацию классики легкой и приятной задачей. С чем трудно не согласиться. Русская классика сильна характерами персонажей, она и кинематографична в длинном сериале почти ничего не надо экранизировать, все экранизировано автором. И особенно классика не испортишь запас прочности велик».
Алексей Учитель: «Мне предлагали снять сериал по Братьям Карамазовым. Но ведь найти адекватную форму для Карамазовых очень сложно. Клянусь, я не представляю, как можно снять Доктора Живаго в телесериальном варианте. А когда стало известно, что запущена в производство Анна Каренина Нет, иной раз лучше держаться в стороне. Хотя можно лишь позавидовать бесстрашию режиссеров, которые берутся за подобные вещи».
Алексей Учитель: «Мне предлагали снять сериал по Братьям Карамазовым. Но ведь найти адекватную форму для Карамазовых очень сложно. Клянусь, я не представляю, как можно снять Доктора Живаго в телесериальном варианте. А когда стало известно, что запущена в производство Анна Каренина Нет, иной раз лучше держаться в стороне. Хотя можно лишь позавидовать бесстрашию режиссеров, которые берутся за подобные вещи».
Александр Рогожкин: «То, что классику начинают экранизировать в виде сериалов, может быть, и к лучшему. Идиот в экранной версии появиться бы не мог. Не столько потому, что он слишком длинный, сколько потому, что это другие правила игры. Не поедая же попкорн смотреть на страсти князя Мышкина. А так, в телеформате, может, кто и роман прочтет. Хотя, скорее, наоборот: сочинения будут писать прямо по сериалу».
Илья Ценципер: «Можно, конечно, начать заламывать руки. Когда ты берешься за переложение Достоевского: хоть в кино, хоть на телевидении, хоть в комиксах, то результат твоей работы неминуемо покоробит очень и очень многих. Но если действие происходит в далеком прошлом, если там никто не скачет на лошади, и при этом сериал смотрят миллионы людей, то я бы назвал такое явление позитивным. Более того это самый большой комплимент телевизионному искусству, какой только может быть».
Александр Лесневский: «Часть современной конъюнктуры, и ничего искусственного в этом нет. Я, правда, думаю, что классику необязательно переводить на телеязык, по крайней мере сейчас: есть ведь замечательные фильмы советских годов. Мы, скорее, должны заниматься поиском современных тем и героев, формулировать нынешнее состояние общества, пытаться нащупать то трудноуловимое, что сегодня объединяет нас и делает нацией. По-моему, наша главная задача то, что называют самоидентификацией. А волочиться за классическими сюжетами и пытаться на них выезжать это вчерашний день телекино».
Анатолий Максимов: «Классику прежде не экранизировали по причине простой и вульгарной денег не было. Это ведь надо всех переодеть и героев, и второй план, и массовку еще, не приведи боже. А интерьеры, а мебель, а кондиционеры на окнах закрашивать Но сейчас появилась такая возможность. Не то чтобы на уровне BBC, но все-таки Благодатная во всех отношениях территория. Богатейший резерв сюжетов, героев. Артистам работать одно удовольствие. А многочисленность аудитории тоже не удивительна, ведь те же Толстой и Достоевский в прошлом веке издавались огромными тиражами».
Игорь Манцов: «Часть общей конъюнктуры, конечно. Я предсказывал подобный поворот еще в середине 90-х, когда стало понятно, что новорусское барство нуждается в культурной легитимизации. Я удивлен, что процесс тотальной экранизации столь задержался. Ну, это обычное рассейское разгильдяйство».
Валерий Тодоровский: «Есть такой голливудский анекдот. Продюсера спрашивают: Что вы сейчас снимаете?. Он отвечает: Снимаем то, что имело успех в прошлом году. И это нормально. Никому не приходило в голову экранизировать Толстого или Достоевского, но стоило выйти Идиоту и все тут же захотели повторить его успех. Было ощущение, что люди ломанулись в библиотеки, порасхватали с полок толстые книжки и бросились их экранизировать. Провалы и разочарования здесь неизбежны, потому что классику нельзя поставить на конвейер. У меня был проект Бесы, который я очень хотел делать и сейчас хочу. Но это настолько штучная и страшная история, что ее нельзя снимать среди еще десяти экранизаций. Я понял, что окажусь в потоке фильмов, где ходят люди в сюртуках, цилиндрах, с бакенбардами Так уж у нас в стране устроено: то густо, то пусто. А на лучшем в мире английском телевидении Диккенса или Голсуорси экранизируют раз в пятнадцать лет, потому любая экранизация становится событием. Чтобы все английские каналы за один год экранизировали все романы английской литературы этого просто невозможно себе представить».
Рубен Дишдишян: Проект «Доктор Живаго» мы стали разрабатывать раньше, чем был закончен «Идиот». Так что никакой связи тут нет. Мы просто считаем роман Пастернака одним из лучших произведений в нашей литературе. Вот и захотели, чтобы он был максимально подробно переведен на киноязык. И чтобы он дошел до сердец зрителей, причем именно на русском языке. Без Омара Шарифа в косоворотке».
Заметим: никто из десяти кинодеятелей разного возраста, с разным опытом, послужным списком и творческим багажом, не высказался на территории серьезного киноведческого издания в том духе, что экранизация классики нужна им как повод, для самовыражения и самоутверждения. Это обнадеживает, хотя за годы, минувшие после этой анкеты, многое изменилось и требует осмысления.
«Азбука» литературы и «ноты» ее экранных трансформаций
Исследователи экранных искусств подсчитали: подавляющая часть экранизаций (социологи кино называют цифру в 99%) самых мощных авторов-классиков это фильмы, снятые по мотивам книг, это переделки, лишь напоминающие книги (взяты отдельные элементы сюжета, задействованы лишь некоторые персонажи, начало и конец изменены, суть картины весьма далека от литературного первоисточника).