Тогда, в сентябре 82-го в Шатиле, жизнь ему спасли, как это ни удивительно, ненавистные израильтяне. Уже в сумерках в лагере появились солдаты генерала Ярона из 96-ой мотопехотной дивизии ЦАХАЛ. Им удалось остановить бойню, встав между фалангистами, пришедшими мстить за убитого президента Жмайеля, оставшимися в живых бойцами ООП и их союзниками из Пакистана и Алжира. Христианин прострелил ему плечо, но добить не успел двое израильтян появились на пороге. Уцелевших палестинцев согнали в два барака и выставили охрану. Шакиба наскоро перевязали и с остальными ранеными отправили на крытых грузовиках в Бейрут. Развезли по разным госпиталям, поэтому особо не охраняли. Через три дня, поняв, что рана не опасная, он даже не сбежал, а просто не вернулся после перевязки в палату ушел в город.
Возвращаться в Шатилу, превратившуюся в лагерь для интернированных палестинцев, не имело смысла. Больничная куртка и армейские штаны привлекали внимание прохожих. Жители Бейрута одевались традиционно по-европейски, и даже война не заставила их отказаться от начищенной обуви и модельных причесок. Стараясь не попадаться военным патрулям, отправился на ближайший базар. Народ там был одет попроще и, как на любом базаре любой страны, можно было узнать новости, недорого поесть и найти пристанище. Так и получилось почти сразу его остановили знакомые офицеры, сбежавшие из Сабры. Привели в огромный подвал на окраине, превращенный в казарму-укрытие. Там уже собралось около сотни оказавшихся вне закона бойцов ООП. Долго подбирали гражданскую одежду из большого тюка. Все ходовые размеры разобрали пришлось довольствоваться тренировочным костюмом с неизвестными иероглифами на груди. Таких «спортсменов» в подвале оказалось еще двое высокий худой парнишка из Рамаллы по имени Адиль и коренастый Жамал из Бейт-Хануна. Места для сна им тоже выделили в одном углу три матраса на полу, так как нары и деревянные топчаны к их появлению были уже заняты. Вместе ели рис и мясо с лепешек, сидя вдоль стены на полу, вместе жадно слушали новости об уходе израильтян из Ливана, вместе по ночам ходили на заработки в порт. Их привыкли видеть втроем и называли общим именем Спортсмены.
Закончилась летняя жара. В подвале стало сыро. Появились китайские термосы с горячим чаем и две металлические печки. Дрова стоили дорого, поэтому топить начинали только вечером, а днем грелись на солнце. По городу старались лишний раз не передвигаться отсиживались во дворе, а ворота, чтобы не привлекать внимания израильтян и фалангистов, завалили всяким хламом. Спортсмены, работавшие по ночам в порту, утром ложились спать в сыром помещении, стащив на себя соседские одеяла. Просыпались к обеду, чтобы не пропустить раздачу. Не спеша ели, потом Адиль включал транзистор. Начинали с сирийских станций слушали бодрые репортажи о решительной международной поддержке политики Хафеза Асада и трусливом поведении израильтян. Шакиб при этом вспоминал страшные июньские дни, когда Израиль в ходе операции «Мир Галилее» ввел войска в Ливан, за два дня уничтожив сирийские ракетные установки в долине Бекаа и десятки сирийских МИГов. Воздушная битва развернулась прямо над Бейрутом. Бойцы ООП могли только наблюдать, бессильно сжимая кулаки, как в море падают подбитые истребители с черно-красными флажками на фюзеляжах. Проклятые сионисты умудрились не потерять в этом сражении ни одного самолета. А на следующий день в город вошли израильские танки
* * *
Санаторий имени Челюскинцев впечатлял своей основательностью. Исчезающая вдали высокая кованая ограда на каменном фундаменте и будка проходной с турникетом сразу давали понять здесь вам не пансионат выходного дня и не пионерлагерь от птицефабрики. Строгий вахтер в «сталинском» кителе и с красной повязкой на рукаве долго и придирчиво рассматривал Аллину путевку, стараясь заметить малейшие признаки подделки. Не обнаружив криминала, спросил, пристально глядя в глаза:
Соколовская? Алла кивнула. Санаторно-курортная карта есть?
Карту в суматохе сборов она оформить не успела и испуганно замотала головой. Вахтер, величаво взмахнув рукой, успокоил:
Здесь врачей пройдешь. Сейчас в главный корпус иди, к дежурной. Скажи Шалва Георгиевич прислал.
Вахтер нажал на педаль под столом, и турникет, скрипя, пропустил Аллу на территорию.
Ярко освещенная желтыми фонарями аллея начиналась с какой-то монументальной скульптуры. Причудливая тень от огромной пальмы не позволяла разобрать подробности и очертаниями напоминала Лаокоона с сыновьями в тяжелый момент борьбы с земноводными. Подойдя поближе, Алла прочитала надпись на аккуратной табличке: «Пограничник Карацупа и его собака Индус в засаде». Видимо, здесь новоприбывший курортник должен был окончательно убедиться, что строгая форма этого серьезного учреждения полностью соответствует внутреннему распорядку. «Эти глаза напротив пусть пробегут года» донеслось, видимо, с танцплощадки. «Всюду жизнь», успокоилась Алла и весело зашагала к виднеющемуся в глубине аллеи монументальному крыльцу.
В карантин тебя положу, сердито сказала пожилая армянка в белом халате. Свободных коек сейчас нет.
Как в карантин? испугалась Алла. Там же заразные лежат!
Никто там не лежит. Швабры там лежат. И ведра лежат. Завтра тебе место найдем.
Алла, стесняясь и оглядываясь на дверь, достала из сумки коробку конфет «Белочка». Ее в последний момент заставила взять мама: «В медучреждения без сладкого не ходят. Сразу дай понять, что ты не сирота с вокзала!»
А сегодня место найти можно?
Густые седые усы медсестры растянулись в довольной улыбке:
Сегодня нельзя, но завтра хорошую койку поищем.
За белой дверью со стеклянной табличкой «Карантин» действительно ровными рядами стояли швабры, а вдоль стены вытянулся узкий коленкоровый топчанчик с возвышением для головы.
Белье держи, армянка вручила ей стопку простыней, завтра с собой на новое место захватишь.
А помыться с дороги где? робко спросила Алла.
Зубы в коридоре почистишь. Там, в конце раковина есть.
А все остальное?
Вон море рядом, махнула рукой медсестра в сторону темного окна, иди и мой все остальное, сколько хочешь.
«Youre My Heart, Youre My Soul», донеслось с далекой танцплощадки.
Хорошая койка нашлась на втором этаже нового корпуса скучной бетонной коробки, к которой вела длинная кипарисовая аллея. Нужная дверь оказалась открытой настежь. Немного потоптавшись на пороге, Алла заглянула внутрь. На кровати сидела девица в футболке и, закусив губу, сосредоточенно наносила яркий лак на ноготь большого пальца ноги.
Здравствуйте, тихим голосом, стараясь не напугать неожиданным появлением, произнесла Алла, я ваша новая соседка.
У-у-м.. не отрывая напряженного взгляда от кисточки с лаком, кивнула девица.
Меня Аллой зовут.
Соседка, закончив мазок, подняла накрашенные глаза:
Слава Богу!
Вам имя мое понравилось?
Да нет, рассмеялась девица. То есть имя тоже хорошее. Просто тут до тебя старая мымра из Москвы жила. Вчера уехала. Достала меня своими нотациями: «Сарафан неприличный. Поздно не гуляй..» Спать ложилась в десять вечера и дверь запирала. Поверишь я в комнату на второй этаж через балкон залезала. Думала, мне опять какую-нибудь старую вешалку подселят.
Я поздно ложусь, заверила Алла. А вас как зовут?
Жанна, протянула свободную левую ладонь соседка. Я из Минска. А ты?
Алла пожала протянутую руку:
Я из Ленинграда.
Ленинград мечтательно потянула девица, город дождей и мостов. Была я там в еще в школе на экскурсии. Потом ухажер был ленинградец. На практику к нам приезжал. Гуляли с ним целое лето, к бабке моей в деревню ездили, но уехал и в гости не позвал. Да и черт с ним здесь персонажи поинтереснее попадаются.
Соседка, закончив мазок, подняла накрашенные глаза:
Слава Богу!
Вам имя мое понравилось?
Да нет, рассмеялась девица. То есть имя тоже хорошее. Просто тут до тебя старая мымра из Москвы жила. Вчера уехала. Достала меня своими нотациями: «Сарафан неприличный. Поздно не гуляй..» Спать ложилась в десять вечера и дверь запирала. Поверишь я в комнату на второй этаж через балкон залезала. Думала, мне опять какую-нибудь старую вешалку подселят.
Я поздно ложусь, заверила Алла. А вас как зовут?
Жанна, протянула свободную левую ладонь соседка. Я из Минска. А ты?
Алла пожала протянутую руку:
Я из Ленинграда.
Ленинград мечтательно потянула девица, город дождей и мостов. Была я там в еще в школе на экскурсии. Потом ухажер был ленинградец. На практику к нам приезжал. Гуляли с ним целое лето, к бабке моей в деревню ездили, но уехал и в гости не позвал. Да и черт с ним здесь персонажи поинтереснее попадаются.
Алла улыбнулась слова «деревню» и «поинтереснее» у Жаны прозвучали как «дяревню» и «поинтяреснее».
Чего смеешься? по-своему истолковала Аллину улыбку соседка. Тут студенты-иностранцы отдыхают. Арабы, латиноамериканцы на любой вкус. Если кого привести захочешь только скажи, я на берегу посплю. Ну, и наоборот, когда мне понадобится.
Как это на берегу? удивилась Алла. На камушках?
«На камушках», передразнила Жанна. Здесь процедура такая есть «сон у моря». Для этого на пляже веранда построена. С кроватями. Только записаться заранее надо. Ладно, хватит болтать на пляж пора.
Соседка встала с кровати и, растопырив пальцы ног, чтобы не смазать свежий лак, на пятках пошла к балконной двери. По дороге стянула через голову футболку и бросила ее на стул.
Ты куда, без верха-то?! только и успела охнуть Алла.
Жанна крутанулась на пятках, синхронно колыхнув острыми сосками:
Да никто наверх-то не смотрит. Кого тут стесняться ветеранов? Иностранцы все в старом корпусе живут.
Так еще и дверь открыта
Я ее специально не закрываю жарко без вентилятора. Если бы не бабка из Москвы, я бы и ночью с открытой дверью спала. Натягивай купальник айда на пляж!
Жанна все также на пятках, потряхивая грудью, зашагала на балкон и принялась снимать с натянутой веревки пляжное полотенце и купальник. Немного помявшись, Алла все-таки прикрыла дверь в коридор.
Пляж оказался довольно просторным места хватало всем, и перешагивать через плотно уложенные тела в поисках свободного клочка гальки необходимости не было. Последний раз Алла была на море еще школьницей. Мама по настоянию родни повезла ребенка в Евпаторию. Ужасно обидно было, несмотря на каникулы, вставать в семь утра, чтобы успеть занять место на пляже. Здесь же люди лежали на почтительном расстоянии друг от друга, вольготно расставив вокруг себя сумки и тапочки. Группа молодых парней восточного вида, поглядывая на обтянутые купальниками женские тела, перебрасывалась волейбольным мячом, периодически отбивая его в сторону особенно понравившихся форм.