Желтый платок твой разубран цветами
Сонный то маковый цвет.
Смотришь большими, как небо, глазами
Бедному страннику вслед.
Дашь ли запреты забыть вековые
Вечному путнику мне?
Страстно твердить твое имя, Мария
Здесь, на чужой стороне?
Маковский Сергей Константинович
САД КОРСИНИ
Уж были сумерки, когда привратник
впустил меня в пустынный сад Корсини,
темнели призрачные кущи пиний
и пахли ароматней.
Куда-то в гору повела аллея:
всё лавр, дубы, магнолии, каштаны.
На перекрестках смолкшие фонтаны,
обломки мавзолея.
Крапивой грустно поросли боскеты,
заброшенные клумбы одичали,
по-прежнему одни ручьи журчали
журчаньем вечной Леты.
Как в царстве мертвых, я бродил по саду,
с площадок лестницы монументальной
безлюдию аллей внимал печально
и шуму водопада.
И всё казалось мне таким знакомым
гигантских пальм стволы с корой косматой,
и в заросли увечный мрамор статуй,
и с тиной водоемы
Вейдле Владимир Васильевич
БЕРЕГ ИСКИИ
Ни о ком, ни о чем. Синева, синева, синева.
Ветерок умиленный и синее, синее море.
Выплывают слова, в синеву уплывают слова,
Ускользают слова, исчезая в лазурном узоре.
В эту синюю мглу уплывать, улетать, улететь,
В этом синем сияньи серебряной струйкой растаять,
Бормотать, умолкать, улетать, улететь, умереть,
В те слова, в те крыла всей душою бескрылой врастая
Возвращается ветер на круги свои, а она
В синеокую даль неподвижной стрелою несется,
В глубину, в вышину, до бездонного синего дна
Ни к кому, никуда, ни к тебе, ни к себе не вернется.
Городницкий Александр Моисеевич
ВЕНЕЦИЯ
Не ступить уже, видно, на старости лет
На омытый солёной волной парапет
У собора Сан-Марко.
Не услышать ночной баркароллы слова,
Не увидеть над книгой сидящего льва,
Разве только на марках.
Этот город, что кажется явленным сном,
Постоянно нам грезился в мире лесном.
Ах, снегурочки, бросьте,
К неизвестным морям убегает ручей,
Нету слаще на свете медовых речей
Веденецкого гостя.
Бесполезно с далёких мальчишеских пор
Продолжать этот ставший бессмысленным спор,
Если крыть уже нечем.
Ленинградской голодной поры детвора,
Мы привыкли в каналы глядеться с утра,
А теперь уже вечер.
Полистай календарь и взгляни на число,
Азиатским бурьяном быльё поросло,
И состарились мифы.
Ты куда уносила нас Волга-река?
Не в варяги и греки плывём мы века,
А в татары и скифы.
Но под осень, заблудших ловя в невода,
Заполняет каналы морская вода,
Вынуждая к попойке,
И мечтою наивной пугая юнцов,
Всё дрожат отражения странных дворцов
На Фонтанке и Мойке.
ВЕНЕЦИЯ
Венеция это вода и стекло,
Изгиб голубых изолиний,
И время, которое не утекло,
Поскольку осталось в заливе,
У скал Сен-Микеле, близ мраморных плит
Великих убийц и убитых,
Где надписи русские вечность хранит
Среди ландгобардского быта,
Которые раз затесавшись сюда,
Не могут с лагуной расстаться.
Венеция это стекло и вода,
Сплетённые в медленном танце,
На люстре, в палаццо, над круглым столом
Последней из патрицианок,
Что стала сама веницейским стеклом,
Сойдя с полотна Тициана.
В нечаянный этот вступив карнавал,
Над узким ущельем канала,
Ты всех позабудешь, кого волновал,
И все, что тебя волновало.
И радостно думать, что гибель близка,
Под небом пунцовой окраски,
Где тускло мерцает свинцовый оскал
Печальной ромбической маски.
ПОМПЕЯ
Зарево гудит под облаками.
Город задыхается в дыму.
Человек закрыл лицо руками,
Погибая в собственном дому.
Набирает силу, свирепея,
Огненная красная река.
Исчезает грешная Помпея,
Чтобы сохраниться на века.
В жидкость обращающийся камень
Плавится. Молиться? Но кому?
Человек закрыл лицо руками,
Погибая в собственном дому.
Тем же, кто войдет в иную веру,
Пользуясь расположеньем звезд,
Им переживать ещё холеру,
Войны, Хиросиму, холокост.
Перед предстоящими веками,
На планете, устремлённой в ад,
Человек закрыл лицо руками
Два тысячелетия назад.
Латвия
Латвия
Вознесенский Андрей Андреевич
ОСЕНЬ В СИГУЛДЕ
Свисаю с вагонной площадки,
прощайте,
прощай мое лето,
пора мне,
на даче стучат топорами,
мой дом забивают дощатый,
прощайте,
леса мои сбросили кроны,
пусты они и грустны,
как ящик с аккордеона,
а музыку унесли,
мы люди,
мы тоже порожни,
уходим мы,
так уж положено,
из стен,
матерей
и из женщин,
и этот порядок извечен,
прощай, моя мама,
у окон
ты станешь прозрачно, как кокон,
наверно, умаялась за день,
присядем,
друзья и враги, бывайте,
гуд бай,
из меня сейчас
со свистом вы выбегайте,
и я ухожу из вас,
о родина, попрощаемся,
буду звезда, ветла,
не плачу, не попрошайка,
спасибо, жизнь, что была,
на стрельбищах
в 10 баллов
я пробовал выбить 100,
спасибо, что ошибался,
но трижды спасибо, что
в прозрачные мои лопатки
входило прозренье, как
в резиновую перчатку
красный мужской кулак,
«Андрей Вознесенский» будет,
побыть бы не словом, не бульдиком,
еще на щеке твоей душной
«Андрюшкой»,
спасибо, что в рощах осенних
ты встретилась, что-то спросила
и пса волокла за ошейник,
а он упирался,
спасибо,
я ожил, спасибо за осень,
что ты мне меня объяснила,
хозяйка будила нас в восемь,
а в праздники сипло басила
пластинка блатного пошиба,
спасибо,
но вот ты уходишь, уходишь,
как поезд отходит, уходишь
из пор моих полых уходишь,
мы врозь друг из друга уходим,
чем нам этот дом неугоден?
Ты рядом и где-то далеко,
почти что у Владивостока,
я знаю, что мы повторимся
в друзья и подругах, в травинках,
нас этот заменит и тот
«природа боится пустот»,
спасибо за сдутые кроны,
на смену придут миллионы,
за ваши законы спасибо,
но женщина мчится по склонам,
как огненный лист за вагоном
Спасите!
Литва
Брюсов Валерий Яковлевич
В ВИЛЬНО
Опять я бродяга бездомный,
И груди так вольно дышать.
Куда ты, мой дух неуемный,
К каким изумленьям опять?
Но он, он лишь хочет стремиться
Вперед, до последней поры,
И сердцу так сладостно биться
При виде с Замковой Горы.
У ног «стародавняя Вильна»,
Сеть улиц, строений и крыш,
И Вилия ропщет бессильно,
Смущая спокойную тишь.
Но дальше, за кругом холмистым,
Там буйствует шумно война,
И, кажется, в воздухе чистом
Победная песня слышна.
Внизу же, где липки так зыбко
Дрожат под наитием дня,
Лик Пушкина, с мудрой улыбкой,
Опять поглядит на меня.
Самойлов Давид Абрамович
ДВОРИК МИЦКЕВИЧА
Здесь жил Мицкевич. Как молитва.
Звучит пленительное: Litwo,
Ojczyzno moja. Словно море
Накатывается: О, Litwo,
Ojczyzno moja.
Квадратный дворик. Монолитно,
Как шаг в забое,
Звучит звенящее: О, Litwo,
Ojczyzno moja!
И как любовь, как укоризна,
Как признак боли,
Звучит печальное: Ojczyzno,
Ojczyzno moja.
Мицкевич из того окошка
Глядел на дворик,
Поэт, он выглядел роскошно,
Но взгляд был горек.
Он слышал зарожденье ритма.
Еще глухое,
Еще далекое: О, Litwo,
Ojczyzno moja!
Бальмонт Константин Дмитриевич
ЗАРЯ
Королева Каралуни,
Над полянами Литвы,
Плачет в месяце Июне,
Плачет с ней листок травы.
А в пределах Норги Фрея,
Плачет, глянув на утес,
И болотная лилея
След хранит златистых слез.
И по всем-то странам разно
Плачет нежная Заря,
То жемчужно, то алмазно,
То в сияньях янтаря.
То на быстром Светлогривом,
Приносящем день, коне,
Пролетит она по нивам,
И дрожит слеза в огне.
А порою эта грива
Вся от инея бела,
Поглядишь и как красиво,
Вон, роса везде легла.
Отчего же это плачет
При начале дня Заря?
Конь ее зачем так скачет?
Это все ужели зря?
Я не знаю. Полагаю,
Тут ничем нельзя помочь.
Ибо Ад привержен к Раю,
И за Днем приходит Ночь.
Норвегия
Сельвинский Илья Львович
НОРВЕЖСКАЯ МЕЛОДИЯ
1
Я с тоской,
Как с траурным котом,
День-деньской
Гляжу на старый дом,
До зари
В стакан гремит струя,
(О, Мария,
Милая моя)
2
Корабли сереют
Сквозь туман,
Моря блик
Сведет меня с ума.
Стой! Замри,
Скрипичная змея!
(О, Мария,
Милая моя)
3
Разве снесть
В глазах бессонных соль?
Разве есть
Еще такая боль?
О миры
Скрежещется ноябрь!
(О, Мария,
Милая моя)
4
Кончен грог.
Молочницы скрипят.
Скрипку в гроб,
Как девочку, скрипач.
Звонари
Уходят на маяк.
(О, Мария,
Милая моя)
5
День как год,
Как черный наговор.
Я да кот,
И больше никого,
Примири
Хоть с гибелью меня,
О, Мария,
Бальмонт Константин Дмитриевич
ГОРНЫЙ КОРОЛЬ
Скандинавская песня
H. IBSEN. GILDET PAA SOLHAUG2.
Горный король на далеком пути.
Скучно в чужой стороне.
Деву-красавицу хочет найти.
Ты не вернешься ко мне.
Видит усадьбу на мшистой горе.
Скучно в чужой стороне.
Кирстен-малютка стоит на дворе.
Ты не вернешься ко мне.
Он называет невестой ее.
Скучно в чужой стороне.
Деве дарит ожерелье свое.
Ты не вернешься ко мне.
Дал он ей кольца и за руку взял.
Скучно в чужой стороне.
Кирстен-малютку в свой замок умчал.
Ты не вернешься ко мне.
Годы проходят, пять лет пронеслось.
Скучно в чужой стороне.
Много бедняжке поплакать пришлось.
Ты не вернешься ко мне.
Девять и десять умчалося лет.
Скучно в чужой стороне.
Кирстен забыла про солнечный свет.
Ты не вернешься ко мне.
Где-то веселье, цветы и весна.
Скучно в чужой стороне.
Кирстен во мраке тоскует одна.
Ты не вернешься ко мне.
У ФЬОРДА
Хмуро северное небо,
Скорбны плачущие тучи,
С темных скал на воды фьорда
Мрачно смотрит лес могучий.
Безотрадно здесь мерцанье
Безглагольной глубины,
Неприветны вздохи ветра
Между ветками сосны.
Прочь душа отсюда рвется,
Жаждет воли и простора,
Жаждет луга, трав душистых,
Их зеленого убора.
И встревоженной мечтою
Слышишь в ропоте волны
Колокольчик русской тройки
В царстве степи и луны.
Польша
Норвегия
Сельвинский Илья Львович
НОРВЕЖСКАЯ МЕЛОДИЯ
1
Я с тоской,
Как с траурным котом,
День-деньской
Гляжу на старый дом,
До зари
В стакан гремит струя,
(О, Мария,
Милая моя)
2
Корабли сереют
Сквозь туман,
Моря блик
Сведет меня с ума.
Стой! Замри,
Скрипичная змея!
(О, Мария,
Милая моя)
3
Разве снесть
В глазах бессонных соль?
Разве есть
Еще такая боль?
О миры
Скрежещется ноябрь!
(О, Мария,
Милая моя)
4
Кончен грог.
Молочницы скрипят.
Скрипку в гроб,
Как девочку, скрипач.
Звонари
Уходят на маяк.
(О, Мария,
Милая моя)
5
День как год,
Как черный наговор.
Я да кот,
И больше никого,
Примири
Хоть с гибелью меня,
О, Мария,
Бальмонт Константин Дмитриевич
ГОРНЫЙ КОРОЛЬ
Скандинавская песня
H. IBSEN. GILDET PAA SOLHAUG2.
Горный король на далеком пути.
Скучно в чужой стороне.
Деву-красавицу хочет найти.
Ты не вернешься ко мне.
Видит усадьбу на мшистой горе.
Скучно в чужой стороне.
Кирстен-малютка стоит на дворе.
Ты не вернешься ко мне.
Он называет невестой ее.
Скучно в чужой стороне.
Деве дарит ожерелье свое.
Ты не вернешься ко мне.
Дал он ей кольца и за руку взял.
Скучно в чужой стороне.
Кирстен-малютку в свой замок умчал.
Ты не вернешься ко мне.
Годы проходят, пять лет пронеслось.
Скучно в чужой стороне.
Много бедняжке поплакать пришлось.
Ты не вернешься ко мне.
Девять и десять умчалося лет.
Скучно в чужой стороне.
Кирстен забыла про солнечный свет.
Ты не вернешься ко мне.