В случае исследования и сравнения русского и немецкого языков необходимо помнить о том, что они принадлежат к индоевропейской языковой семье. Однако в этом случае нельзя с полной уверенностью говорить о генетической соотнесенности из-за того, что носители языков обитали на отдаленной друг от друга территории и в разной языковой среде. В этом случае мы имеем дело скорее с языковым союзом.
Тем интереснее становятся сходства, обнаруживаемые на уровне языковой сегментации и принципов номинации при сравнении лексического материала некоторых немецких (диалекты Средней Франконии) и русских диалектов (говоры Ярославской области), не являющиеся результатом заимствований или проникновений.
Тем интереснее становятся сходства, обнаруживаемые на уровне языковой сегментации и принципов номинации при сравнении лексического материала некоторых немецких (диалекты Средней Франконии) и русских диалектов (говоры Ярославской области), не являющиеся результатом заимствований или проникновений.
Критерии лексического проникновения известны. Это:
1) фонетическая субституция (совпадение определенных свойств лексемы инфильтранта при изменении некоторых из них на базе законов заимствующего языка вследствие взаимодействия определенных языковых систем), определяемая взаимодействием фонологических систем контактирующих языков;
2) семантическая субституция, определяемая взаимодействием семантических микросистем контактирующих языков;
3) словообразовательная инновация (включая семантическое словообразование) в предполагаемом языке-источнике;
4) географическая смежность языков. Последний критерий является главным при отборе случаев, подлежащих проверке [Мартынов 1983: 7].
Лексический материал, используемый для обозначения людей по особенностям общения, в меньшей степени подвержен проникновениям, т.к. процент заимствований такой лексики при контактах и коммуникации двух носителей генетически неродственных диалектов невысок. С другой стороны, подобные обозначения характерны для обеих групп говоров.
Известно, что познавательно-классифицирующая деятельность человека, и в том числе элементарное восприятие единичного предмета, не есть пассивный, «зеркально-мертвенный» акт. «Уже любое восприятие, представление, пишут физиологи, несет в себе явственные черты избирательной «заинтересованности», характерной для живых систем, отражающих действительность в процессе адаптивного поведения [Петрушанский 1967: 31]. Эта избирательная заинтересованность заключается в преимущественном выделении одних объектов (или одних свойств, признаков, качеств предметов) по сравнению с другими» [Панфилов 1975: 8]. Так, эмоции и оценки становятся одной из форм отражения действительности.
Следует обратить внимание на то, что при обозначении людей в ярославских диалектах преобладает отрицательная оценка качеств, проявляемых языковой личностью в коммуникативном акте, такие наименования составляют 77 % из общего количества номинаций, нейтральных обозначений всего 5 %. Ниже приведены некоторые примеры наименования людей в ярославских диалектах и диалектах Средней Франконии [Ярославский областной словарь 19811990; Wörterbuch von Mittelfranken 2001]:
болтливый (говоруша, громотуха, длинноязыкий, додон, дудора, дудука, егоза, забая, зазнай, калякало, лалыка, ляча);
грубый (браниха, выворотень, гагарма, долгозубый, едоха, езоп, лядок, съедущий; соответствующий ряд в диалектах Средней Франконии grantig, blutsnarret, donnerschlächtig, hartnarrig, kreuznaret, nissig, pudelnarret, beißig);
лживый (вихлястый, враля, завируха, заливака, заливоха, залыга, калика, калыган, лицемерник).
бойкий на язык (ветляный, выдирало, гагарма, долгоязышный, красноязыкий, круговой, литвяный, лясник, при обозначении женщин звездена, колотовка, вертячка, взмутня, лебезда, лицедейка, лопотушка);
ворчливый (воркун, грыжа, грызло, зудило, истоурка, клохтунья, обозначение ворчливой женщины дрызгуша, каркуша, соответствующий ряд в диалектах Средней Франконии unselig, muffelet, munkisch);
вспыльчивый (всполох, дрязга, здорный, здряшной, крикуша, лютой, лязга);
тот, кто говорит тихо и застенчиво (дикуша, гуня, вожеватый);
льстец (егоза, лабзырья, лебеза).
Как видно, лишь небольшое количество сем с подобными значениями совпадает в обеих группах диалектов. В говорах Средней Франконии больше нейтральных обозначений (48 %) или обозначений с положительной коннотацией (спокойный, вежливый).
Небольшое количество наименований посвящено обозначению людей по особенностям речи:
человек, который плохо говорит (гумозник, дудука, жвака, каракоша, ладило, лалака);
ребенок, который плохо говорит вякун.
Были выявлены семы, общие для обоих диалектов. Например, в ярославских говорах грубый человек долгозубый, в диалектах Средней Франконии beissig.
Ворчун: клохтунья munkisch.
Задира: вожеватый zornig.
Тот, кто говорит тихо, неотчетливо: гуня stät.
Ворчун: клохтунья munkisch.
Задира: вожеватый zornig.
Тот, кто говорит тихо, неотчетливо: гуня stät.
Ребенок, который плохо говорит: вякун Quackerer.
Тот, кто часто жалуется: гнида knautschig.
В структуре семантического поля характерны некоторые системные отношения. Так, например, в ярославских говорах обозначение приветливого (ласкословный) противопоставляется обозначению грубого человека (браниха), бойкий на язык (выдирало) молчаливому человеку (бутуз).
Известно, что предметом обозначения номинативных знаков являются в том числе объекты внеязыковой действительности. Последние можно считать относящимися к квалификативным сферам познавательной деятельности человека. Здесь можно выделить следующие подгруппы обозначений людей:
1) эмоционально-чувственное восприятие и квалификация, в основе которых лежит непосредственное переживание, например, бранные существительные при обозначении людей (гнида всегда недовольный человек, тот, кто часто жалуется), субъективно-оценочные прилагательные (лютой, grantig, дрязга);
2) рационально-оценочная квалификация, в основе которой лежит интеллектуальная оценка (сюда относится большое количество обозначений людей в диалектах Средней Франконии);
3) чувственно-образное восприятие и квалификация, в основе которой лежит «скрытое» (интеллектуальное и чувственное) сравнение (beißig, едоха, гагарма).
В ономасиологических и топономастических работах, предметом анализа которых являются закономерности называния в различных группах лексики, сложилось понятие типа мотивировочных признаков в плане их содержания, выделяемого в тематической группе слов и характеризующего отдельные стороны выражаемого этой группой класса предметов. За этим понятием закрепился термин принцип (иногда: способ, мотив, разряд) номинации.
В результате исследования было отмечено несколько примеров сходства мотивации номинации в обоих говорах, в основном касающихся обозначения людей по особенностям общения:
Beißig (beißen кусать) едоха, съедущий (злой, язвительный);
Здесь же: beißig долгозубый (грубый человек);
Donnerschlächtig (Donner гром, schlagen бить) всполох (вспыльчивый);
Quackerer (quackeln болтать вздор) вякун (ребенок, который плохо говорит);
Zornig (Zorn ярость) лютой (язвительный человек);
Muffel (muffeln ворчать) бутуз (где бутуз обозначает также ворчливого человека) человек необщительный, молчаливый.
Grantig (ворчливый) браниха, дрязга (язвительный человек). В данном случае происходит перенос наименования: дрязга обозначает также ворчливого, брюзгливого человека.
На основе данного лексического материала были выявлены некоторые другие семантические явления, например, многозначность.
Так, гагарма обозначает не только бойкого на язык, но и злого человека. Встречается перенос наименования с животного на человека: гагарма любая птица, издающая громкие звуки, а также бойкий на язык человек, клохтунья курица, а также ворчун.
Как показывает анализ собранного материала, и на уровне языковой сегментации, и на уровне принципов номинации можно выделить как сходства, так и различия. Различие в процессе номинации сводится в основном к различию языковой сегментации и принципов номинации (семантическая мотивация номинации). Выявленные совпадения мотивации номинации базируются прежде всего на человеческом факторе (совпадения оценочных квалификаций и мыслительных процессов) и только во вторую очередь зависят от непосредственного взаимодействия языков.
Белецкий А.А. Лексикология и теория языкознания (Ономастика). Киев, 1972.
Булыгина Т.В. Особенности структурной организации языка как системы и методы ее исследования. М., 1991.
Гак В.Г. К типологии лингвистических номинаций. Языковая номинация. Общие вопросы. М., 1977.
Жирмунский В.М. История немецкого языка. М., 1978.
Колшанский Г.В. Соотношение субъективных и объективных факторов в языке. М., 1975.
Мартынов В.В. Славяно-германское лексическое взаимодействие. М.: Наука, 1983.
Мартынов В.В. Язык в пространстве и времени. М.: Наука, 1983.
Мартынов В.В. Язык в пространстве и времени. М.: Наука, 1983.
Маслова-Лашанская С.С. О процессе наименования // Скандинавский сборник. Вып. XVIII. Таллин, 1973.
Панфилов В.З. Язык, мышление, культура // Вопросы языкознания. 1975. 1.
Петрушанский С.А. Диалектика рефлекторных процессов. М., 1967.
Серебренников Б.А. К проблеме сущности языка // Общее языкознание. Формы существования, функции, история языка. М., 1970. С. 993.
Телия В.Н. Вторичная номинация и ее виды // Языковая номинация. Виды наименований. М., 1977.
Телия В.Н. Номинация // Энциклопедический лингвистический словарь. М., 1990. С. 336337. Уфимцева А.А. Лексическое значение. Принцип семиологического описания лексики. М., 1986.
Уфимцева А.А. Слово в лексико-семантическом системе языка. М., 1968.
Ярославский областной словарь: В 10 т. Ярославль: Изд-во Ярославского государственного педагогического университета им. К.Д. Ушинского, 19811990.
Wőrterbuch von Mittelfranken. Kőnigshausen & Neumann, 2001.
К вопросу о феминизации названий профессий во французском и русском языках
В последнее время возрос интерес исследователей к изменениям в языке, связанным с эволюцией общественного и профессионального статуса современной женщины. Причем эти изменения исследуются не только лингвистами, но и учеными в области социологии, политологии и философии, занимающимися вопросами гендера и гендерной политики государств, неотъемлемой частью которой является политика языковая. Так, сторонники феминистской критики языка утверждают, что неравномерная представленность в языке лиц женского и мужского пола (с явным преобладанием последних) ведет к искажению осознания роли, которую играют женщины в обществе, и формирует тем самым неверное представление о доминирующем положении одного пола над другим. Особенно это касается профессиональной, научной и политической сфер.