Ведь русский русского убил. Што ж дали будет? Его, видно, мучили какие-то серьезные размышления.
Он тоже убил русского.
Урядник согласно кивнул:
Оба горячие глупые, а кровь одна русская. Шо еще станется! Разреши забрать Тишку, попросил он. Согласно старому казачьему обычаю тело убитого принадлежит врагу. Если убитого не смогли свои забрать в ходе боя, то его надо или выкупить, или мирно договориться о передаче тела. Пусть ребята не стреляют. Отвезу хоть то, что осталось, сеструхе. Отдашь Тишку? капли слез выкатились из глаз и спрятались в усах. Кто знал, что так получится?
Забирай, коротко ответил Сергей.
Урядник повернулся в своим и замахал рукой, из-за холма вышли четверо и пошли к убитому казаку. Потом урядник повернулся к Сергею и внимательно посмотрел на него:
Но тебя, солдат, я еще встречу пожалеешь, шо меня узнал.
Он говорил об этом, как о само собой разумеющемся, не пытаясь немедленно свести счеты. В войне всему свое время. А сегодня время мести не наступило.
Может и встретимся, согласился Сергей. Только не угрожай, таких, как ты, я много видел через прицел пулемета.
Вижу. Опытен дюже хорошо стреляешь. А шо мне дома говорить? слеза снова скатилась по лицу и, не дождавшись ответа урядник сказал: Ну, прощевай, до встречи спасибо, шо отдал Тишку без спору.
Казаки несли тело за бугор, урядник шел следом по дороге, ссутулившись, и Сергей ощутил к нему жалость не сберег он мальца. И, чтобы скрыть эту слабость, распорядился:
Хлопцы, ищите подводу, отвезем Федоренко.
Нахимский, узнав о смерти Федоренко, выругал Сергея, что не сберег красногвардейца, и сказал:
Какой революционер был! В огонь, в воду без раздумий. А как ненавидел буржуев! Таких немного но революция не бывает без жертв.
Потом на фронтах гражданской войны пришлось Сергею убивать и русских, но сомнения его тогда уже не мучили. И всегда болезненным воспоминанием стоял перед его глазами этот бой, точнее небольшая стычка, где он впервые убил русского. От назойливой памяти некуда деться, и вспоминался плачущий урядник, который с болью, идущей откуда-то изнутри, говорил: «Ведь русского убили шо я сеструхе скажу».
Но с урядником они больше не встречались по крайней мере, с глазу на глаз.
8
Крапивников держал склад и магазин по продаже зерна и муки на Ярмарочной площади. На стене склада, выше входной двери, находилась вывеска, на зеленом фоне которой желтой краской было выведено «Хлеб-Зерно». Из пяти контор по закупкам и продаже хлеба, расположенных в Луганске, Крапивников был не самым крупным дельцом. Ему было далеко до Гросмана, который имел прямые связи с Москвой и Петроградом, но он вполне конкурировал с Браиловским, Хаимовым, Радзиковским. За годы войны оборот хлебов упал, но доходы возросли. Хлеб стал дороже, залоговые цены на его покупку и реализацию выросли, и это давало постоянно возрастающую прибыль. В последние годы Крапивников проводил операции по продаже хлеба в промышленных, потребительских губерниях центральной России, где своего хлеба не хватало, и это приносило ему хорошие деньги. Но месяц назад, после октября, торговая деятельность резко сократилась. Дальние связи оказались нарушенными, да и Луганский совет переписал имеющийся хлеб, что внесло растерянность в ряды хлеботорговцев. Но Крапивников пришел к выводу, что торговлю не следует сворачивать, грядет голод, а это значит, что барыши будут не просто хорошими, а великолепными. Как действовать, Крапивников уже продумал, но следовало соблюдать осторожность не ровен час, нарвешься на неприятности, а новая власть не шутит, в этом он убедился лично.
Сегодня, в своем двухэтажном доме на Английской улице, Крапивников вместе с Хаимовым обсуждали положение дел, сложившихся в торговле. Водка и закуска стояли на столе, и купцы беседовали пока не о деле, а о положении в России. Оба была согласны, что новая власть долго не продержится потому, что сознательно подрывает торговлю, а без нее не будет хозяйственной жизни, остановятся заводы, село не даст хлеба, и наступит паралич в жизни государств. Поэтому, только исходя из этого, должна прийти новая власть. Жаловались друг другу, что доходы упали, но одновременно зорко глядели друг другу в глаза, выясняя, кто кого больше обманывает, вспоминали прошлые годы, когда торговля шла весело и было интересно и жить, и работать. Но оба понимали сейчас необходимо предложить что-то новое и неординарное в торговле, а то можно разориться. Но никто не начинал конкретного разговора, выжидали и, только когда была допита бутылка, а у купцов это было обычным в деловых встречах, Хаимов осторожно начал говорить конкретно.
Зиновий Зиновьевич, говорил Хаимов, ты знаешь, как я удачно провернул одно дельце полгода назад. Думаю тогда твердые цены, которые ввели в марте, недолговечны. Закупил в Таврии зерна в июле и придержал его месяц. А в августе цены вдвое увеличили, так я его продал. Хороший куш сорвал. Повезло, будто в рулетку. Но это было все-таки не везение, а коммерческий расчет.
Марк Шлеймович, глядя в тщательно выбритое лицо Хаимова, поддержал разговор Крапивников, поглаживая небольшую бородку, я почти так же сделал, но тогда продал не все зерно, а придержал часть до октября. Тоже неплохо вышло. Вот как сейчас развернуться не знаю. И хочется, и колется
Конечно, купцы многое не договаривали в «откровенном» разговоре, но они знали друг о друге все, и большей откровенности было не нужно. Крапивников первым вызвал Хаимова на конкретный разговор, ведь не зря тот зашел к нему в гости, не просто же поболтать за бутылкой Смирновской. Хаимов встрепенулся, его расплывшееся толстое тело подтянулось, он принял приглашение хозяина о ведении делового разговора. Но в начале серьезной беседы Крапивников открыл новую бутылку. Прислуга во время таких разговоров не присутствовала. Разлили в стопки, дружески взглянув в глаза другу, выпили, закусили, помолчали, собираясь с мыслями, и после паузы Хаимов продолжил:
Зиновий Зиновьевич, ты, конечно, в курсе, что в последнее время я сбывал хлеб Гербелю, вроде бы для армии. Но моего олуха, я говорю о зяте, большевички выгнали из продкомитета, и сами там сели. Вот я вроде не у дел оказался. Не знаю, что делать сейчас.
Хаимов внимательно смотрел в бородатое лицо Крапивникова вроде друг, но все же конкурент, и старался определить реакцию собеседника на свои слова. Но Крапивников просто, по-обыденному продолжил начатый купцом разговор:
Да, и для меня трудные времена наступили. Ездил Иван, тоже говорю о зяте, так немного хлеба продал, а муку совсем за бесценок, чтобы большевики не конфисковали. Прямо не знаю, что и делать сейчас, повторил он слова Хаимова.
Замолчали, и Крапивников, взяв бутылку, снова налил водку в стопки. Закусывая соленым огурчиком, внимательно смотрел на Хаимова. Тот тоже выпил, глубоко продыхивая и занюхивая выпитое душистым хлебом, а следом отправил в рот огурец и сказал:
Хорош хлебушек. Недаром он основа жизни людей. Водочка крепка, но хороша тоже из хлеба. Так вот, что я хочу сказать, Зиновий Зиновьевич киевская рада распорядилась, чтобы торговля хлебом была подчинена только ей, а не комиссарам. Пока власти спорят, нам надо работать и этим моментом воспользоваться. Я открою тебе небольшой секрет. Мне шепнули, что рада хочет продать хлеб Румынии и заплатит почти по свободным ценам. Глядишь, будет рубчиков двенадцать-пятнадцать пуд. И хлеб нужен срочно. Рада тоже хочет на этом нажиться. Что ты на это скажешь?
Это хорошее дело. Но не перехватят хлеб большевики? Боязно. А сколько надо хлеба?
Думаю, тыщ сорок-пятьдесят пудов, чтобы на два полновесных состава было. Я уже прикинул, как это сделать. Отправим хлеб в воинских эшелонах, как на фронт. А в Киеве и Житомире наши агенты его встретят и решат вопрос с радой.
Все равно опасно. На раду надежды нет, это не правительство, а болтуны большевики и то уверенней руководят, чем те интеллигентишки. Но попробовать надо.
Волков бояться в лес не ходить!
А что ты от меня хочешь, Марк Шлеймович?
Волков бояться в лес не ходить!
А что ты от меня хочешь, Марк Шлеймович?
Сам знаешь, я работаю в Славяносербском уезде и южнее. А там большевики с рабочими крепко наложили лапу на хлеб. Мне трудно сейчас много закупить, а надо это сделать быстро. Ты ж работал в северных уездах и в Харьковской губернии, там большевиков меньше потому, что мало рабочих. Там легче купить хлеб. Можешь тысяч тридцать пудов дать?
Крапивников подумал, потом решительно ответил:
Давай попробуем. У меня должно быть возле Сватовой Лучки тыщ восемь пудов, а может и десять да в других местах. Часть можно прикупить.
Делаем!? обрадовано спросил Хаимов. Впереди хорошая прибыль.
Купцы ударили по рукам принципиально согласны. По старому купеческому обычаю никаких бумаг не составляли купеческое слово крепче всяких печатей. Потом обсудили конкретные вопросы, и Хаимов поехал домой, сказав на прощание:
Нам безделье хуже пьянки. Без работы сгнием, а с работой расцветем.
Крапивников позвал Ивана. Он его ценил как хваткого и надежного помощника, но считал безродным зятем и командовал, не считаясь с его мнением и занятостью. Иван привык к роли исполнителя решений тестя и никогда не мог серьезно возразить ему, робея перед личностью Крапивникова и его деловой хваткой. Дочку свою Крапивников считал никчемной девкой, жена давно умерла, а вторично он не женился. Сын, увлекшийся в свое время революционными идеями, учительствовал где-то в России. Купец очень любил свою внучку, которой дал имя созвучное своему Зина. Наследников, по сути, не было и выходило так, что, как ни крути ни верти, продолжателем его дела оставался Иван.
Иван прошел в кабинет, откуда горничная вынесла посуду и навела порядок. Крапивников подошел к зятю. Он был выше его почти на целую голову и, когда Иван смотрел на него снизу вверх, то невольно внутренне сжимался как человек не только более физически слабый, но и как робеющий перед сильной личностью. Крапивников посадил Ивана напротив себя. То, что много им выпито, было незаметно, лишь легкий водочный перегар выходил изо рта.
Ваня, сказал Крапивников, тебе завтра с утра надо будет выехать на недельку по местам и быстро решить один важный вопрос. Приказчика послать не могу. Задание не для огласки.
Иван молчаливо кивнул в знак согласия. Он недавно приехал и толком не отошел от той поездки, но ослушаться тестя не мог. Крапивников пояснил, куда ехать, что делать, дал деловые бумаги, а насчет денег сказал: