Когда Рутенберг узнал, что в их районе создаётся отделение «Собрания», он попросил Клима Иванова, своего рабочего, пойти на церемонию открытия и стать его членом.
Он рассказал потом, что Гапон явился не один, а с градоначальником Иваном Фуллоном. Тот явно благоволил отцу Георгию, облачённому в шёлковую рясу. Гапон произнёс речь, которая вдохновила многих собравшихся.
Я слышал, он прекрасный оратор. На его проповеди собираются тысячи людей.
Верно, Пётр Моисеевич, говорит он хорошо. Я записался в профсоюз, как почти все, кто там был.
Он рассказал потом, что Гапон явился не один, а с градоначальником Иваном Фуллоном. Тот явно благоволил отцу Георгию, облачённому в шёлковую рясу. Гапон произнёс речь, которая вдохновила многих собравшихся.
Я слышал, он прекрасный оратор. На его проповеди собираются тысячи людей.
Верно, Пётр Моисеевич, говорит он хорошо. Я записался в профсоюз, как почти все, кто там был.
Спасибо, Клим. Я в долгу не останусь.
К концу года на заводе произошёл инцидент, последствия которого стали роковыми для всей Российской империи. Мастер деревообрабатывающего цеха уволил четырёх рабочих. На заводе распространился слух, что их уволили из-за принадлежности к «Собранию». Рутенберг узнал от приятеля, служащего администрации, что дирекция весьма обеспокоена стремительным ростом Нарвского отдела профсоюза и опасалась, что все рабочие станут его членами. Об этом он при встрече сообщил Савинкову и стал ожидать ответных действий Гапона, до сведения которого было доведено, что рабочие уволены незаконно. «Собрание» должно вступиться за своих членов, заявил тот. На заседании руководителей отделов было решено послать депутации к градоначальнику Фуллону, к директору завода Смирнову и фабричному инспектору Чижову с требованием восстановить уволенных рабочих и уволить мастера Тетявкина. Фуллон, который с Гапоном был в хороших отношениях, принял депутацию вежливо и обещал помочь. Директор и инспектор решительно отказались удовлетворить эти требования. Тот же служащий рассказал Рутенбергу о визитах Гапона, который, похоже, вёл единоличные переговоры со Смирновым и Чижовым, стараясь убедить их пойти на уступки и угрожая стачкой. Но те оказались непреклонны.
На Новый год день выдался на удивление погожий. Небо очистилось после длительного снегопада и сияло непогрешимой голубизной. Город словно накрылся чистым белым покрывалом, чтобы поразить людей своей удивительной красой. И казалось, что он своим величием зовёт всех жить в мире и согласии и не нарушить его высшую гармонию. Рутенбергу по выходу из дома удалось сразу поймать пролётку, и уже через минут двадцать он оказался на Лиговке, где его ждал Савинков.
Здравствуй, Мартын Иванович.
Здравствуй, Борис.
Я пригласил тебя сегодня, так как по сведениям, полученным от наших агентов, нас ожидают чрезвычайные события.
Гапон в последнее время часто бывает на Путиловском, сказал Пинхас. Увы, ему пока не удалось достичь компромисса с администрацией. Казалось бы, что стоило принять четверых и уволить мастера, которому сам директор, я уверен, и поручил выгнать этих бедолаг. Но она почему-то не боится идти на конфронтацию.
Скорей всего, потому что правление видит в «Собрании» большую опасность и желает покончить с ним. Оно хочет поставить его в безвыходное положение, показать всем его бессилие даже в этом, казалось бы, простом деле, рассуждал Савинков. Но оно вместе с правительством, я думаю, очень ошибаются. Гапон демонстрирует сейчас неожиданное упорство.
Хотелось бы с ним познакомиться, вздохнул Рутенберг.
Постарайся через своих рабочих членов профсоюза выйти на него, сказал Савинков. Я слышал, Гапон с товарищами готовит петицию с политическими и экономическими требованиями, которую хочет преподнести царю. Кроме того, он угрожает всеобщей стачкой и конечно обратится к нам и социал-демократам за поддержкой. Значит, у тебя есть повод говорить с ним и помочь ему.
Рабочие не вооружены, Борис. Не представляю себе, как такую петицию он передаст царю.
Гапон поэтому хочет решить вопрос мирным путём и петицию не предъявлять. Скорей всего правительство посоветует Николаю не принимать её и ввести войска. Но я слышал, что у Гапона в «Собрании» сильная оппозиция. Она толкает его на конфликт.
Поэтому, будет жарко, Борис. Несмотря на мороз.
«Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые!» Так писал Фёдор Тютчев.
Не уверен, Борис, что блажен. Но ничего не поделаешь, самодержавие и народ рано или поздно должны будут столкнуться, слишком непримиримы их интересы.
Возможно, ты прав, Мартын. Хочешь зайти ко мне? Выпьем чаю или что-нибудь покрепче. Когда ещё увидимся?
Спасибо, Борис. Но я обещал Ольге вернуться домой и покатать Женю на санках. Смотри, какая прекрасная погода!
Ладно, Мартын. Будь здоров!
Савинков протянул руку для пожатия и окинул друга взглядом. Рутенберг улыбнулся, молча пожал руку и окликнул кучера проезжавшей пролётки.
3
Гапон, надеясь на мирное разрешение конфликта, был уверен, что правительство окажет давление на администрацию завода. Он надеялся на градоначальника Фуллона, который пытался договориться с председателем совета министров Сергеем Витте. Увы, требования профсоюза не были удовлетворены. На собрании Нарвского отдела приняли решение о забастовке и 3 января Путиловский завод стал. В тот же день состоялось совещание предпринимателей. Министр финансов составил доклад на имя императора, в котором утверждал, что требования рабочих незаконны и невыполнимы, а исполнение их нанесёт тяжёлый урон российской промышленности. Введение восьмичасового рабочего дня на Путиловском заводе, получившем ответственный заказ для Маньчжурской армии, писал министр, может привести к непоправимым последствиям и поражению в войне.
Рутенберг видел всю стихийность развертывавшихся событий, бессилие революционных партий и интеллигенции оказать какое бы то ни было влияние на них, и не мог понять позиции правительства, допускавшего все это на свою погибель.
На заводе Рутенберга уважали и приглашали во время стачки посещать заседания Нарвского отделения «Собрания». В тот вечер, после бесплодных усилий и хождений по власть имущим, Гапон произнёс свою пламенную речь. Под возгласы одобренья толпы он спустился со сцены в сопровождении ближайших товарищей. Группа рабочих-путиловцев подошла к Гапону. Семёнов, один из них, обратился к нему:
Отец Георгий, познакомься с нашим другом.
Пётр Моисеевич, сказал Рутенберг и пожал ему руку.
Гапон с интересом оглядел молодого высокого господина с немного вьющимися тёмными волосами и глазами, поблёскивающими через толстые стёкла очков.
Рабочие мои не очень любят интеллигентов, произнёс священник. Тем более удивительно, что они приняли тебя за своего.
Для меня их нужды и чаяния понятны и очевидны, Георгий Аполлонович. Я ведь работаю с ними уже несколько лет.
Хорошо, что ты сумел найти с ними общий язык.
Ты, отец Георгий, сейчас верно сказал, что на рабочего не обращают внимания, не считают его за человека, он нигде не может добиться правды и его нещадно эксплуатируют. А после того, что ничего не удалось добиться ни у Смирнова и ни у министров, у него нет другого выбора, как идти к царю.
Так ты поддерживаешь мой призыв? спросил Гапон.
Да. Но тогда необходимо составить обращение к царю.
Сегодня я напишу петицию. Прощай, Пётр.
Прощай, Георгий Аполлонович.
Стоявшие рядом с ними рабочие с интересом слушали разговор. Когда Гапон удалился, один из них сказал Рутенбергу:
Отец Георгий тебя уважает, Пётр Моисеевич. Значит, мы в тебе не ошиблись, ты наш.
Любой разумный человек сегодня понимает, что нужно добиться того, чтобы с вами считались, ответил Пинхас.
От своих рабочих он узнал, что после выступления в Нарвском отделении Гапон, наконец, составил петицию, от написания и подачи которой прежде отказывался. В следующие три дня он зачитывал её и давал толкование во всех отделениях «Собрания». И собирал десятки тысяч подписей. Рутенберга рабочие пригласили на один из таких митингов. Он слушал речь священника и был захвачен её простотой и искренностью. Он понял, что в этом и состоял секрет его ораторского таланта он говорил на понятном рабочим языке и выражал их чувства и желания. В конце речи, когда он предлагал им поклясться, что они выйдут в воскресенье на площадь и не отступятся от своих требований, люди плакали, топали ногами, стучали стульями, били о стены кулаками, и клялись явиться на площадь и умереть за правду и свободу. В «Собрании» царила атмосфера мистического, религиозного экстаза. Пинхас знал об уважении и авторитете среди рабочих завода. А сейчас понял, что может оказаться нужным им и поэтому должен идти вместе с ними к Зимнему дворцу.
В субботу Рутенберг слышал, что Гапона хотели арестовать, но это не удалось, так как он был окружён плотной толпой рабочих.
4
Гапона Рутенберг увидел только утром 9 января среди рабочих, бледного и растерянного.
Отец Георгий, я пойду с Вами.
На богоугодное дело идём, Пётр Моисеевич, сказал Гапон. Нас там будет более двухсот тысяч.
Есть у Вас какой-нибудь план?
Нет, милый. Но мы всё равно пойдём.
Войскам раздали боевые патроны. Они отрезали окраины от центра города. Войска, отец Георгий, будут стрелять.
Войскам раздали боевые патроны. Они отрезали окраины от центра города. Войска, отец Георгий, будут стрелять.
Не думаю, неуверенно ответил Гапон. Я написал письма министру внутренних дел и царю с призывом избежать кровопролития.
Вы получили от них ответ?
Священник беспомощно развёл руками. Пинхас вынул из кармана пальто лист с планом города, где он заранее сделал отметки, и передал его Гапону.
Отец Георгий, я предлагаю для процессии такой путь.
Гапон посмотрел на план и согласно кивнул.
Если войска будут стрелять, нужно забаррикадировать улицы и взять из ближайших магазинов оружие, сказал Пинхас. С ним будем обязательно прорываться к Зимнему дворцу.
Дельное предложение. Я принимаю.
Священник даже несколько приободрился. Плохо скрываемый страх, сковавший его тело и терзавший душу, ушёл, сменившись покоем, который всегда настаёт, когда появляется человек со здравым смыслом и уверенностью в себе.
Мы с тобой пойдём во главе пятидесятитысячного шествия, Пётр, произнёс он. Нужно взять из часовни хоругви, иконы и кресты.
Посланные рабочие принесли ещё царские портреты и епитрахиль, в которую тут же облачился Гапон. Во дворе Нарвского отделения «Собрания» было уже много народа. Прежде, чем двинуться в путь, надо было объяснить людям, на что идут.
Скажи им, Пётр, попросил священник.
Пинхас вышел на крыльцо и поднял руку. Толпа смолкла в ожидании.
Отец Георгий попросил меня сказать вам, что солдаты могут открыть огонь и к дворцу не пропустят. Хотите вы всё-таки идти?
Толпа одобрительно зашумела, и послышались крики: «Пойдём и прорвёмся на площадь». «Нам нечего терять».
Он объяснил, какими улицами идти и что делать в случае стрельбы. И назвал адреса ближайших оружейных лавок.