С гостями говорили про «Слово о полку Игореве», спорили, Пушкин даже вскипел, браня Полевого за его «Историю». А как только проводил визитёров, засобирался к ростовщику Шишкину со столовым серебром Ази. Как ни противилась Наташа, но денег в доме не осталось. Шишкин серебро в залог взял, выдал две тысячи двести рублей. Часть денег Пушкин отложил на пистолеты, необходимые для дуэли, остальное отдал Наталье Николаевне на хозяйство. Она с расстроенным видом перебирала перчатки в шкафчике:
Эти уже не починить, а последние так и не отчистились. Сегодня на вечер к Мещерским, я рада, что танцев там не будет, а то пришлось бы вновь потратиться. Натали обернулась к Пушкину. Что ты решил, Саша, насчёт отъезда в деревню?
Он легко коснулся поцелуем чистого лба жены:
Решу, ангел мой, только с делами разберусь.
Подвоха в его словах она не почувствовала, улыбнулась своей застенчивой улыбкой. Ведь сколько лет минуло, давно признали его Наташу первой красавицей Петербурга, осыпали льстивыми комплиментами, но она так и не стала светской львицей, не утеряла скромности и какой-то девичьей прелести. А они, эти завистники обоих полов, зовут её пустоголовой кокеткой, холодной ледышкой, не знают, какая она настоящая. Он и сам стал открывать её недавно и понемногу, а ведь жёнка его ещё совсем молода, нет и двадцати пяти. Даст бог, она приятно удивит его, только бы разобраться с недоброжелателями, заткнуть рты сплетникам, наказать Геккернов, особливо старого интригана, прячущегося за статусом посла.
Утром 25 января Александр Сергеевич достал из письменного стола черновик письма, которое когда-то не смог отослать. Теперь он переписал его заново, вкладывая в оскорбительное послание всю ненависть не только к мерзкому интригану и его распутному сыну, но и ко всему свету, в котором ему было душно жить. «Барон! Позвольте мне подвести итог тому, что произошло недавно Я заставил вашего сына играть роль столь жалкую, что моя жена, удивлённая такой трусостью и пошлостью, не могла удержаться от смеха, и то чувство, которое, быть может, и вызывала в ней эта великая и возвышенная страсть, угасло в презрении самом спокойном и отвращении вполне заслуженном. Я вынужден признать, барон, что ваша собственная роль была не совсем прилична. Вы, представитель коронованной особы, вы отечески сводничали вашему сыну Подобно бесстыжей старухе, вы подстерегали мою жену по всем углам, чтобы говорить ей о любви вашего незаконнорождённого или так называемого сына; а когда, заболев сифилисом, он должен был сидеть дома, вы говорили, что он умирает от любви к ней».
Запечатанный конверт он взял с собой, чтобы отправить по дороге к баронессе Вревской, Зизи его молодости, ожидавшей его для обещанного ранее посещения Эрмитажа. Поэт бросил жёгшее пальцы письмо в один из почтовых ящиков, которые совсем недавно появились в столице. Дело было сделано, но душа требовала облегчения, и он излил свои метания давней тригорской подруге, хотя поначалу разговор зашёл вовсе о других вещах. Евпраксия Николаевна напомнила о желании Александра Сергеевича, чтобы её мать либо муж выкупили Михайловское, оставив за Пушкиным только усадьбу с садом, где могло бы проводить лето его семейство.
Всё почти решилось, щебетала Зизи, поправляя изящный меховой капор, но в последний момент вмешалась маменька, она сказала, что не хочет потери ваших прав на Михайловское и подсказала хороший выход.
Верно, несколько рассеянно отозвался Александр Сергеевич, она писала об этом в последнем письме.
Однако вы совсем не рады. Женщина склонилась к самому его лицу, внимательно вглядываясь в усталые черты. Что с вами, мой дорогой, вы нездоровы? Михайловское было так важно для вас, и вдруг
Он грустно улыбнулся:
Тоска, милая Зизи, меня съедает тоска.
Баронесса взмахнула своими округлыми ручками. Со времён тригорской молодости Евпраксия заметно пополнела, рождение четверых детей сказалось на ней заметно. Он подумал, что Натали, в отличие от старой подруги, стала лишь прекрасней, словно каждый их ребёнок дарил матери ещё больше женственности и несравненного обаяния.
Ах! Если бы мы были в Тригорском, я сварила бы, как прежде, жжёнку из рома, и вы, отведав её, смеялись бы как сумасшедший!
Из ваших бесценных ручек, Зизи, я нынче выпил бы и яду.
Не шутите так! она отдёрнула руку, над которой он склонился для поцелуя. Теперь уж я не оставлю вас в покое, говорите, что случилось.
Из ваших бесценных ручек, Зизи, я нынче выпил бы и яду.
Не шутите так! она отдёрнула руку, над которой он склонился для поцелуя. Теперь уж я не оставлю вас в покое, говорите, что случилось.
Разве вы не слышали, о чём болтают в свете?
В свете о многом сплетничают, и у нас, в глуши, про вас рассказывают всякие небылицы. Тошно слушать эти гадости!
Он помрачнел, нахмурил лоб:
Так даже до вас долетело? Как же я устал от всего! Эти бесконечные толки, все вокруг только и обсуждают рогоносца Пушкина!
Бог с вами! Баронесса испугалась его внезапно рассвирепевшего лица, взъерошившихся бакенбард и глаз, налившихся кровью. Она прижала руки к груди, заговорила с укоризной: Разве друзья и истинные ваши ценители поверят, поддержат клевету? Так вы о нас думаете, Александр?!
Я не о друзьях говорю, я в лице каждого в этом государстве хочу быть очищенным от бесчестья! Устал не только от пересудов, шепотков и взглядов, устал от долгов, от бесконечной гонки за чем-то призрачным, чего никак не поймать, устал жить
Ах! женщина вскрикнула, вцепившись в его рукав. Александр Сергеевич, не пугай меня!
Он ободряюще улыбнулся, кивнул:
Всё уже решено, Зизи. Если они и сейчас уклонятся от дуэли, я их на весь Петербург ославлю! Да, что Петербург, о них повсюду заговорят!
Дуэль! Александр, ну как же? Милый Саша, ведь ты можешь быть убит! Пуля, она не выбирает!
Не страшно. Пусть будет, как бог решит.
Но дети! Я не говорю о жене, наверно, в этом есть её вина
Нет вины Наташи! сердито перебил он приятельницу. Её опутали, как и меня. А дети что ж, о детях как-то обещал позаботиться сам государь. И ты до времени молчи, Зизи, вот рассказал тебе и легче на душе.
В этот же день вечером раут у Вяземских. Там царила обычная атмосфера, лишь Пушкин вёл себя непривычно, он с нескрываемым наслаждением наблюдал за всегдашними ужимками Дантеса, крутившегося возле Натали. Александр Сергеевич чувствовал близкую развязку и был вполне доволен этим. Княгиня Вяземская первая заметила странное выражение на его лице и подошла расспросить старого друга. Вера Фёдоровна была из тех женщин, которых Пушкин обличал своим доверием и часто делился сокровенным. Он и сейчас не стал скрываться и, кивнув на Дантеса, сказал:
Что меня забавляет, это то, что этот господин веселится, не предчувствуя, что его ожидает по возвращении домой.
Что же именно?! встревожилась Вяземская. Вы ему написали?
Его отцу.
Как?! Письмо уже послано? Сегодня?
Она с ужасом смотрела, как он удовлетворённо потирал руки:
Мы надеялись, что всё уже кончено!
Вера Фёдоровна бросилась на поиски мужа, но, не отыскав князя, рассказала всё Виельгорскому. Эпикуреец был, как обычно, в приподнятом настроении и не увидел в новости тревожащих ноток, чем отчасти успокоил и княгиню. В конце концов, Пушкин в последнее время часто грозился дуэлями, которые заканчивались ничем.
Наступило 26 января, день, когда Александр Сергеевич с нетерпением ожидал вызова на дуэль от оскорблённого им противника. Чтобы как-то занять себя, он разбирал почту и увлёкся письмом от графа Толя, написанного тем в ответ на посланную ему «Историю пугачёвского бунта».
Старый барон тем временем, получив послание, в суматохе кинулся к графу Строганову. Он ещё искал иного выхода из неприятной ситуации, но граф рассудил, что подобной пощёчины пропустить невозможно и другого пути, кроме поединка, нет. Только по причине дипломатического положения Луи Геккерна стреляться с Пушкиным следовало Жоржу. На том и порешили, и немедленно послали за дАршиаком. Далее последовал вызов по всей форме, оставалось лишь условиться о дне, времени и месте.
Волнение охватило поэта, когда приблизился час развязки. Друзья могли помешать поединку, но никто не был оповещён, Александр Сергеевич даже в секунданты решил позвать человека совершенно постороннего, но порядочного и честного советника английского посольства Артура Меджниса. О его намерениях знали Зизи и княгиня Вяземская, но кто станет слушать женщин с их догадками и предчувствиями? Единственная, кто могла бы, пав перед ним на колени, удержать от рокового шага, его Наташа, ничего не замечала. Хотя томилась неясной тревогой, спала неспокойно и часто просыпалась на мокрой от слёз подушке. Он её спросил недавно, по ком бы она плакала, случись у него дуэль с Дантесом. Натали ответила серьёзно и беспощадно для него: «По тому, кто будет убит». Он рассердился на жену, но, поразмыслив, остыл. Она всегда была доброй христианкой, а как бы ещё следовало поступить христианке, когда по её вине случится кровавый поединок. А он желал завершения тягостного положения, и исход был близок. Поздно вечером пришла записка от Артура Меджниса с отказом участвовать в дуэли.
Наступило 27 января 1837 года. С утра Александр Сергеевич встал рано, в 8 часов, был весел, в приподнятом настроении. Пришло очередное письмо от дАршиака, который требовал найти и послать к нему секунданта для встречи во французском посольстве. Пушкин послал за лицейским другом Данзасом, а сам сел работать и писал до одиннадцати часов. Как только в квартире появился Данзас, Пушкин заперся с ним в кабинете и поставил друга юности перед фактом. Секунданту оставалось лишь обговорить условия поединка, который должен был состояться через несколько часов.
Александр Сергеевич велел старому камердинеру подать воды, вымылся, переоделся во всё чистое. Наталья Николаевна отправилась с детьми на гулянья, кататься с горок и объясняться, куда он отправился, было не с кем. Велел дядьке Антону подать бекеш, вышел на лестницу, но возвратился, вспомнив о морозе, стоявшем на улице. Попросил свою шубу, любимую, медвежью, в которой можно ехать на извозчике без риска замёрзнуть. О карете и не подумал. С Данзасом встретились в кондитерской Вольфа на углу Невского проспекта и набережной Мойки. Шёл четвёртый час дня. Пушкин попросил себе лимонаду, выпил и махнул Данзасу рукой: