Две важные причины игнорирования женского насилия это, с одной стороны, широко распространенное отрицание женской агрессии и, с другой стороны, идеализация материнства. Еще одна причина скрытный или глубоко личный характер женского насилия, извращенности или отклонения. «В большинстве случаев насилие совершается мужчинами, независимо от того, направлено ли оно против мужчин или женщин» (Mayhew et al., 1992). Но, когда женщины все же совершают акты насилия, они, скорее всего, делают это в частной обстановке, дома против себя или своих детей. Чаще всего это скрытые преступления, не отражающиеся в криминальной статистике. Таким образом, в отличие от традиционно общественного поля деятельности мужчин, женское насилие совершается по большей части в домашних условиях, что в очередной раз подчеркивает вопрос о разграничении сфер влияния полов в обществе.
Когда женщина признается преступницей, то часто подвергается шельмованию, что в гораздо меньшей мере характерно в отношении мужчин. Основополагающая работа баронессы Хелены Кеннеди «Еву подставили», впервые опубликованная в 1992 г. (новое издание 2005 г.), описывает обращение с женщинами в системе уголовного правосудия. Она демонстрирует, что глубокое непонимание со стороны судов приводит к несправедливой практике вынесения женщинам приговоров. Автор поднимает важнейший вопрос о влиянии общественного мнения. Социальные стереотипы в отношении женского поведения раскрываются в зале суда точно так же, как и в других жизненных сферах, и по сравнению с мужчиной, с женщиной-правонарушителем обращаются существенно строже.
В работах Вэллдон о женском насилии и извращениях описаны психодинамические процессы, которые формируют это поведение и трансгенерационную передачу извращенного и жестокого материнства (Welldon, 1991, 1992, 1993, 1994, 1996). Динора Пайнс описывает способы, которыми бессознательные конфликты выражаются через беременность, роды и сексуальность женщин (Pines, 1993). Эти процессы очевидны у женщин из моего клинического опыта, многие из которых психически неуравновешенны и проявляют насилие, которое они обрушивают на свое собственное тело и тела своих детей.
Существует множество проявлений женского насилия, требующих тщательного анализа и исследования. В этой работе я решила обсудить те из них, которые встречались в моей клинической практике чаще других. Это такие явления, как материнское насилие, самоповреждение и месть женщин, ставших жертвами мужского насилия. Из-за мучений и лишений женщин, которых я здесь описываю, материалы дел, возможно, покажутся драматичными и даже шокирующими. Я должна подчеркнуть, что имею дело с очень узкой группой пациентов, некоторые из них были осуждены за тяжкие преступления и приговорены к принудительной госпитализации и терапии.
Я также включила в книгу материалы, взятые из моих экспертиз женщин, проведенных для судебных разбирательств по вопросам опеки. Обычно меня просили дать оценку этим женщинам в связи с их уже имеющим место или предполагаемым жестоким обращением с детьми, а также в связи с обеспокоенностью местных властей по поводу того, что эти матери либо представляют реальный риск для своих детей, либо имеют серьезные трудности в защите их от жестокого обращения со стороны агрессивных партнеров. Несомненно, я говорю о женщинах с сильными психическими отклонениями, находящихся в стационарах, и оцениваю только тех матерей, относительно которых была выражена обеспокоенность, и кто, возможно, был известен социальным службам еще до того, как они стали матерями. Поэтому в значительной степени я описываю в своей книге женщин, насилие и депривация которых экстремальны; тем не менее, они наглядно иллюстрируют процессы и опыт, знакомые другим женщинам, не нарушавшим закон.
Я знаю, что существуют и другие серьезные проявления насилия у женщин, в том числе поджоги, насилие со стороны партнеров-лесбиянок, насилие со стороны банд и серийные убийства. Их я здесь не рассматриваю. Мое исследование следует воспринимать не как исчерпывающий отчет об огромной и недооцененной области женского насилия, а, скорее, как введение в нее.
Я знаю, что существуют и другие серьезные проявления насилия у женщин, в том числе поджоги, насилие со стороны партнеров-лесбиянок, насилие со стороны банд и серийные убийства. Их я здесь не рассматриваю. Мое исследование следует воспринимать не как исчерпывающий отчет об огромной и недооцененной области женского насилия, а, скорее, как введение в нее.
Модель женского извращения: концептуальные основы
Представление о перверсии как о сексуализированной агрессии имеет отношение к пониманию женской агрессии. Я считаю, что многие разновидности самоповреждения, включая анорексию, являются женскими перверсиями, т. е. сексуализированным выражением агрессии, служащим для защиты человека от депрессии или даже психоза, и в случае женщин направленным не к объективированному другому, а лишь к собственному телу или телу своих детей. Вэллдон выделила и исследовала особую, уникальную категорию женских извращений. Она утверждает, что расстройства пищевого поведения, самоповреждение и материнский инцест могут быть отнесены к этой категории.
Репродуктивные функции и органы используются обоими полами для проявления извращений. Извращенные мужчины используют свои пенисы для агрессии и демонстрации ненависти к символическим источникам унижения, обычно представленными частичными объектами. Если извращение у мужчины сосредоточено на его пенисе, то у женщины оно будет выражаться через ее репродуктивные органы и ментальные представления о материнстве.
В отличие от определения перверсии, данного Фрейдом, это понятие не следует использовать исключительно в сексуальном контексте. На протяжении всей книги я описываю женские извращения и надеюсь, читателю будет понятно, что термин «извращение» используется мной скорее описательно, чем в уничижительном или аморальном смысле, хотя многие из описываемых действий находятся на грани морали.
Язык тела
Я считаю, что акты насилия, обычно совершаемые женщинами против собственного тела и тел своих детей, являются важными инструментами коммуникации. Работа Макдугалл рассматривает психоанализ психосоматических расстройств в контексте понимания того, как в теле способны проявляться конфликты и травмы, которые не могут быть осознаны и сформулированы. Признавая в соответствии с языком структурирования привилегированное положение психики и терапии в традиционном психоанализе, она подчеркивает важность внимания к жалобам и расстройствам тела. Автор утверждает, что психосоматические заболевания отражают значительные психологические бедствия. Таким образом, потенциальный анализ дает надежду снизить смертоносную силу заболевания через возможность сформулировать и озвучить некогда произошедшее травмирующее событие.
Не во всех сообщениях используются слова. В случае определенных мыслей, фантазий или конфликтных ситуаций, пробуждающих сильные чувства болезненного или перевозбуждающего характера и атакующих осознание, пациент вместо мысли, фантазии или мечты может произвести, например, соматический взрыв.
Я считаю, что бессознательное использование женщиной своего тела во время беременности и его символическое использование для нанесения себе вреда, анорексия, а также участие женщины в актах насилия в отношении детей аналогично психосоматическому заболеванию. Эти акты насилия служат психической функции женщины, которая их совершает, так же как симптомы психосоматического заболевания являются «детскими попытками спасения себя и созданы как средство от невыносимой душевной боли» (McDougall, 1989, p. 8). Автор связывает развитие этих расстройств с ранним младенчеством, когда психические структуры являются долингвистическими, а самые ранние представления о себе связаны с телесными переживаниями, где тело является основным средством общения.
Я считаю наиболее правдоподобной моделью для понимания женского насилия ту, в которой насильственный акт понимается как решение психологической проблемы и как телесное выражение или сообщение о горе и гневе аналогично психосоматической жалобе, описанной Макдугалл. Связь между насилием и перверсией как защитой от основного психологического стресса является основополагающей и лежит в основе модели женского насилия, предложенной в этой книге.
Альтернативные модели женского насилия
Альтернативные модели женского насилия
Существуют альтернативные модели понимания женского насилия. К ним относятся:
феминистское понимание женского насилия как реакции на угнетение и социальную обусловленность;
биологическая модель, подчеркивающая роль гормональных факторов, связанных с воспроизводством;
когнитивно-поведенческая модель понимания развития и поддержания психологического расстройства;
теория привязанности, согласно которой модели воспитания и ранних отношений могут привести к трудностям в психологическом и социальном функционировании в дальнейшей жизни.
Теория привязанности тесно связана с психодинамической моделью и разработана как в этологических, так и в психоаналитических парадигмах. В этой книге я сосредоточилась на психодинамическом понимании женского насилия, что, по моему мнению, является наиболее действенной моделью для понимания его генезиса и манифестации.
Хотя я и использую феминистские исследования, особенно в отношении самоповреждения и домашнего насилия, я отдаю предпочтение психологической модели, в которой освещаются психодинамические процессы. Моя главная цель понять коммуникативную функцию обсуждаемых актов насилия и психологическую мотивацию, которая их порождает. Я рассматриваю акты насилия и правонарушения как символы и проявления более ранних конфликтов, многие из которых можно проследить до очень ранних переживаний жестоких женщин, касающихся их собственного опыта отношений с матерью. Другие модели оставляют важные аспекты женского насилия без объяснения.
Теория привязанности предлагает понимание того, как насилие передается от поколения к поколению. Я использую важное положение, выдвинутое Фонаги и Таргет в отношении нарушенных ранних моделей привязанности и, как следствие, невозможности младенцев развивать способность к ментализации: эта трудность проявляется у некоторых из описываемых мною женщин, чьи тела бессознательно используются в качестве основных средств общения (Fonagy, Target, 1999). Работа Де Зулуета внесла значительный вклад в понимание того, как нарушенные привязанности могут заложить основу для дальнейших извращений, которые развиваются как защита от психической боли (De Zulueta, 1993). Она ясно показала связь между теорией привязанности, травмами и развитием патологических защит, проявляющихся в перверсии или жестокости человека.