Окей. Но если Петр вспомнит все наши истории, будет весело, Нина захлопнула за собой дверцу.
Даже не думай, Васо придержал Петра. Не все истории, Петя. Я сказал, ты понял. Это в Германии своей ты шеф. Здесь я вас всех по-прежнему строю.
Вах ме! Большой Васо дрейфит, с чего бы?
* * *
Петр бродил по дому в поисках стабильной сотовой связи голос его звучал из самых неожиданных углов. Нина долго курила у окна в гостиной, выдыхая дым прямо на стекло. Густая белая струя расползалась в кружевной овал на долю секунд и оставляла поцелуй-испарину на стекле. За такие «целованные» стекла ее ругали мама, бабушка, а потом еще и Миша.
Ну же, так и буду пить в одиночестве? и Нина, и Петр точно знали, Васо обратился к каждому из них.
Нина посмотрела в его сторону. На пыльном столике выделялись темные следы от бутылок. Пустая бутылка виски, и еще одна полупустая. И непочатая водки. Васо добивал очередной бокал виски, сидя на краю дивана. Диван, задетый временем серыми островками на изначальном горчичном, был полноценной частью этого дома. Огромный, он всегда стоял в центре гостиной, на нем всегда лежали книги и альбомы. Теперь на нем сидел Васо, не особо жалующий книги. И Васо было неудобно. Он ерзал, расставлял широко ноги дать пространство животу, съезжал на край или, наоборот, вваливался глубже. Диван его явно не принимал. «А Мишу, помнится, сразу».
На похоронах сына отсутствовать. Как тетя Аня смогла Я понимаю, верующая она, но все же Нина перевела взгляд обратно на окно. Антон любил жену. Я это знаю сейчас. Все эти его похождения на стороне. Это все ни о чем. Я тоже не понимала, зачем он на ней женился, этой никакой прыщавой. Когда вокруг все за него цеплялись. Всю жизнь, Нина хотела прикурить, но передумала. Но недавно я поняла. Их отношения с женой, эти постоянные перебранки, они гармоничны были для них. Понимаете? Это их масштаб и пространство. Куда мы лезли? Двадцать лет. Как же не пара?
Не пара. Это факт, включился Петр, выходя из глубины комнаты.
И тетя Аня Тоже не должна была, прикурила-таки. Отсюда и срыв в Швейцарию.
Швейцария это не наказание, Петр подошел к Нине, заправил ей за ухо упавшие на лицо волосы. Поцеловал в лоб. Рыба ты наша.
Нина отстранила Петра слишком поспешно, будто ждала его приближения.
Я должна как-нибудь выбить из тети Ани согласие впустить меня к ней.
Пронесло, улыбка каждый раз делала Васо на несколько лет младше своего возраста, хорошо, что плач не об алебастровом горе.
Васо нализался.
Васо хоть по врачам тетю Аню возил. Я ни разу ей даже не позвонила. И с Антоном тему его отношений с мамой не поднимала. Мол, жена твоя не наш человек. А мать, мать да. А сейчас его нет. Назло матери. И нам.
Ты глупости не говори. Назло матери Васо наконец отлипнул от неудобного дивана и пересел в кресло. Причем тут мать?
Ну хорошо, не из-за матери, конечно. Но ему было тревожно, может, больно Нина поспешно подошла к освобожденному дивану. Не может, а точно. Влезла с ногами и устроилась удобно. А мы чем помогли? «И что такое наша дружба? подумала Нина, выпуская дым сигареты. Только времяпровождение и пересказ историй прежних лет».
Любил Антон свою жену или нет, это не наше дело, Васо кивком подтвердил самому себе правильность своих слов. Я ее не любил. Вы тоже.
Гениальный, наш самый-самый Антон женился на никакой ней. А мы все вокруг такие тоже полугениальные. Как минимум. Снобами как и были, так и Нина была благодарна Америке, которая ей помогла, как она думала, разобраться в главных ценностях, так и остались. Антона это мучило.
Мучило или нет, не знаю, Петр примерял перед старым пыльным трюмо найденные здесь же солнечные очки, но примирить его с матерью стоило, согласен.
Хорош совать нос в чужую жизнь. Мы тут поскромнее вас, получается. Не лезем с советами.
Василис, рыба моя, ведь врешь, Нина затушила сигарету в пачке. Ко мне ты лез, то есть рядом был. Звонил все время дохлой мне. И Петя старался как мог, когда не на конференциях. Антон само собой. Всегда рядом. Перманентный проксимальный фейерверк. Для всех и всегда.
Воздушные змеи, произнес осторожно Петр. Четыре змея в небе. Помните? Потом добавил и пятого, для Миши. И мы этим жили. Набирали энергию.
Вампиры мы, получается. Всего высосали. Гадко как-то. Я должна позвонить тете Ане.
Я звонил вчера. Не хочет нас видеть. Никого. Кроме Василиса.
Васо долил виски в свой бокал, быстро его опустошил.
Миша плачет все время, Нина сбилась на полуслове. Как, говорит, без Антона дальше жить.
А приехать не смог. Говнюк, Васо налил еще виски.
Петр перевел взгляд на Нину. Она помотала головой.
Ой, да пусть нажрется, раз ему надо! Взрослый уже. Я-то причем?
Ты у нас, Нин, везде и во всем. Только вот потрахаться ни у кого из нас с тобой не получилось. Пришел Миша и взял тебя. Цепью огородил. И из страны вывез в срочном порядке.
Петр перевел взгляд на Нину. Она помотала головой.
Ой, да пусть нажрется, раз ему надо! Взрослый уже. Я-то причем?
Ты у нас, Нин, везде и во всем. Только вот потрахаться ни у кого из нас с тобой не получилось. Пришел Миша и взял тебя. Цепью огородил. И из страны вывез в срочном порядке.
Кому она нужна была! Рыба моя, не обижайся, Васо попытался положить ногу на ногу, но мешал живот, я тебя люблю. Друг. Ты есть друг. Бесполый.
Я себя виню. Это не от водки. Я виню себя, что
Бабские какие-то разговоры пошли.
Это по твоей части, Василис, Петр чеканил слова. Бегал к Мише, советовал. Не пара она тебе, не пара.
Кто не пара? удивилась Нина.
Ты. Мише. Мучила его семь лет. Вот Василис и посчитал своим долгом вмешаться и объяснить, что ты с ним поступаешь подло.
Это когда?
И что нового ты сейчас сказал, Петька? Васо умел поставить голос, сейчас голос его играл в безразличие.
Еще скажу. Нина, и тогда. И после. И недавно.
Ну тогда, да. Я с тремя вместе встречалась. Параллельно. По молодости. А после и недавно это что? В чем подлость-то моя?
Ты не поняла. «И тогда, и после, и недавно» это Василис советовал Мише. От тебя избавиться. Вот Мишу и потянуло, наконец, на алебастровых.
Хуйню несешь, в голосе Васо звучало сожаление.
Ага, улыбнулась, Миша только и делает, что слушает Василиса по жизни. Прям.
Значит, совпадение, удивился Петр своей болтливости.
Значит, ты, Петр, говнюк и сплетник, сказал Васо.
Ссоритесь. Блин. Серьезные дяди. Друзья детства. Оплакивают друга.
Будешь ведь? Петр налил Нине водку. Чего-то я Извини, если что не так. Травка, может, подействовала.
Нин, а хочешь правду? Васо встал с кресла, оставив за собой глубокую вмятину, подтянул брюки. Да, я твердил Мише. Всю жизнь. Не любишь ты его. Так думаю. И что? Вы с Мишей вместе тридцать лет. И Антону, на хуй, надо было жить не с этой женой.
Ведь я не позвоню тете Ане, Нина, казалось, не слышала Васо. То есть позвоню, она откажется от встречи, и я ничего больше не сделаю.
И вот что из всего этого вышло, Васо поморщился. Он сделал это. На паркинге.
Антона нет. И получается, держаться больше не за что. Надо ехать, решил Петр.
Травка еще есть? Нина после паузы.
Оставил на столе, Васо проглотил все гласные.
Ага. И Антон письма на столе жене оставил. И матери.
Не за что, недовольно пробурчал Васо.
Держаться не за что. Ты прав, Нина закрыла глаза.
По домам? предложил Петр.
Я остаюсь. Утром вызову такси. Мне так удобнее, вжалась в диван.
Я, как Миша, не знаю, как без Антона жить Васо стоял посреди гостиной и походил на обиженного ребенка.
Пошли уже, велел Петр. Прощай, кивок Нине.
* * *
Нина лежала на диване. Ей было уютно. И было это важнее всего. Одиночество радовало. И знала, завтра утром обведет глазами декабрьское небо и увидит двух упущенных воздушных змеев. «И сколько их в небе? Два, три или все четыре?» была мысль, уже перед тем как уснуть.
Дарья Александер
Живой
Вот так всегда: приближаешься к кабинету Валерия Степановича и дрожишь. Еще бы! Одна его дверь чего стоит. Прямо как врата ада: огромная, тяжелая, явно обитая кожей нас, грешников. Принесешь отчет какой-нибудь и ждешь, ждешь Потом дверь медленно открывается, и вот он стоит ростом немного пониже меня, ну а я-то никогда высоким не был. Ручки тоненькие, ножки щупленькие, но какая внутренняя сила, какая мощь! Даже лысина вызывает уважение А говорить когда начнет ну прямо генерал перед ротой солдат! Представляю, какой он сегодня поднимет крик. Ладно бы просто баланс неправильно свел а тут
Чего тебе? окликнул меня Валерий Степанович. Оказывается, что начальник все это время стоял за моей спиной, мелко прихлебывая кофе из тяжелой кружки.
Говори тут, нечего туда идти, велел он.
Вот оно как. Даже в кабинет не пригласил.
Даже не знаю, как начать, пробормотал я. Так оно случилось, что
Чего еще у тебя случилось?
Тут такое дело В общем
Я огляделся по сторонам. Никого вокруг не было. Тогда я осторожно склонился к лысине и зашептал.
В общем, помер я. Вот свидетельство о смерти. Вот договор на оказание ритуальных услуг. Также при содействии родственников могу предоставить информацию о проведении погребения, прошедшем неделю назад.
Липкими руками я протянул Валерию Степановичу бумажки.
Помер? Да знаю я, знаю, нетерпеливо сказал начальник. Жена твоя приходила, документы приносила. Уже и бумаги все твои выкинули, и стол другому сотруднику отдали. Так что не понимаю, чего ты тут торчишь.
Ну как же, я проинформировать хотел. Кроме того, так сложилось, что я не смогу сдать баланс за июнь.
Ладно, обойдемся. Незаменимых у нас, как известно Еще вопросы есть?
Да я так только Спасибо вам, Валерий Степанович.
Давай-давай, иди отсюда, прорычал начальник, с усилием открывая неподъемную дверь. Дверь утробно взвыла и захлопнулась за ним.
Хоть убей, не помню, как это началось Кажется, сидел на кухне, ждал, когда жена мои любимые бараньи котлетки принесет и все. Каюк. А может, поскользнулся где. А может, сердце прихватило. Да какая теперь разница? Помню, что тряслись в пазике на пути к кладбищу. Лежать в этом дурацком ящике было неудобно, уж лучше бы я сидел, как все. Цветы какие-то разляпистые полевые принесли, а у Лизы на них аллергия. Да и вообще, зачем ребенка на кладбище таскать? Она так перепугалась, вжалась в автобусное сиденье и боялась на меня смотреть. А я все думал: «Вот, Лиза, папка твой не в форме, лежит посреди автобуса, словно пьяный в стельку, и ничего сделать не может. Даже утешить».