Наконец сценарий готов. Все ясно: почему героиня занимается проституцией. Почему офицер с ней пошел. И за всем этим разрушенная страна и трагедия маленького человека, потерявшего почву под ногами.
После сценария актерские пробы. Феликс и Нина делали это вместе. Репетировали, просматривали материал. Феликс чувствовал себя увереннее, когда Нина находилась рядом невысокая, строгая, как учительница. Феликс мучился, метался, сомневался. А Нина все знала и понимала, как истина в последней инстанции. Они были, как лед и пламень. Один только пламень все сожжет. Лед все заморозит. А вместе они пробирались вперед, связанные одной цепью.
Наступил Новый год. Решили встретить в ресторане. Феликс пришел с Машей, а Нина с другом, капитаном дальнего плаванья. Феликс с удивлением смотрел на капитана. Ему было странно, что у Нины существует какая-то своя личная жизнь. Он воспринял это как предательство.
На Нине было вечернее платье с открытыми плечами и бриллиантовое колье, которое, как выяснилось, подарил ей отец главный прокурор города. Этот папаша держал многие ниточки в своих руках и многих мог заставить прыгать, как марионетки.
Феликс был подавлен и раздавлен. Он увидел Нину совершенно в другом качестве: не скромную подвижницу, а хозяйку жизни с любовником-суперменом и папашей всесильным мафиозо. А Феликс думал, что Нина его личный блокнот, который можно в любую минуту достать и почерпнуть нужную информацию.
Феликс почувствовал себя жалким мытарем, а Машу женой жалкого мытаря унылой и монотонной. Вспомнились стихи Корнея Чуковского: «А в животе у крокодила темно и пусто и уныло, и в животе у крокодила рыдает бедный Бармалей».
Со дна души всколыхнулись привычные комплексы. Он хуже всех. Рожден ползать. А рожденный ползать, как известно, летать не может.
Феликс молчал весь вечер, а потом взял и напился мертвецки. Капитан на плечах отнес его в машину, как мешок с картошкой.
Дома Феликс описался. И это был логический финал: вот он в моче, как в собственном соку. И это все.
Дома Феликс описался. И это был логический финал: вот он в моче, как в собственном соку. И это все.
Маша стащила с Феликса всю одежду и оставила спать на полу. Ночью он проснулся совершенно голый, на жесткой основе, и не мог сообразить: где он? В морге? Он умер? Феликс стал искать глазами маму, но все было, как на земле: комната, детские игрушки. И Маша, которая цедила ему из банки рассол от соленых огурцов.
Рассол втекал в него спасительной влагой. Феликс поднялся и пошел в душ. Вода омывала тело, возвращала к жизни. К жизни без Нины. Феликс стоял, зажмурившись, и плакал.
Этап РАЗГОВАРИВАТЬ окончился. Начался новый этап: СМОТРЕТЬ. Он смотрел на Нину и смотрел, как будто позабыл на ней свои глаза. Он вбирал в себя ее лицо во всех ракурсах: в профиль, фас, три четверти. Маленькое изящное ухо, привычный изгиб волос, столб шеи, на которую крепилась маленькая, как тыковка, головка. А сколько в этой головке ума, юмора. Феликс смотрел на Нину и бредил наяву, шевелил губами.
Нина замечала, но никак не реагировала. Каждый человек вправе смотреть, если ему нравится. Это было поведение самоуверенной женщины, привыкшей к тому, что на нее смотрят, желают, мечтают.
Когда Феликс вспоминал о капитане, и более того представлял в подробностях, он наполнялся темным ветром ярости и торопился уйти, чтобы не нагрубить Нине, не сказать что-то оскорбительное.
Фильм тем временем перешел в монтажно-тонировочный период. Феликс сидел в монтажной комнате, приходилось задерживаться допоздна. Маша давала ему с собой бутерброды и бульон в термосе. Не задавала вопросы и не возникала. Она верила Феликсу безгранично. И сама была предана безгранично. У нее не было других интересов, кроме семьи. И времени тоже не было. После работы забирала ребенка из детского сада и как рыба билась в сетях большого хозяйства: убрать, постирать, приготовить. Работала в две смены: утром на работе, вечером дома. У нее был свой сюжет и свое кино.
Феликс и Нина тем временем сидели в монтажной. Они, как четки, перебирали каждый сантиметр пленки. Урезали длинноты. Потом им казалось, что они сократили слишком много исчез воздух. Возвращались обратно.
Однажды вечером Нина пришла в монтажную. Феликсу показалось, что от нее пахнет капитаном. Он тут же замкнулся и сказал:
Ты мне мешаешь
Я на минуту, спокойно ответила Нина, глядя на изображение.
«Почему на минуту? насторожился Феликс. Куда она торопится?»
Вот тут у тебя затянуто. Это надо выбросить, предложила Нина.
Где?
Начни прямо с реплики: «У тебя есть револьвер?»
Феликс отмотал пленку, стал смотреть эпизод.
« У тебя есть револьвер? спросила проститутка.
Есть, а что?
Застрелись.
Почему?
Чем так жить, лучше застрелиться.
Но я люблю свою жизнь.
Потому что ты не знаешь, как плохо ты живешь»
Шел текст сценария, но Феликсу казалось, что это про него.
Он повернулся к Нине и сказал:
Если ты не уйдешь, то ты пожалеешь.
Не пожалею.
Нина смотрела прямо и бесстрашно.
Он ее обнял. И умер. И долго приходил в себя после отсутствия.
Нина тоже молчала.
О чем ты думаешь? спросил Феликс. Он ожидал каких-то главных слов. Но Нина сказала:
Ты меня убьешь.
Не убью. Говори.
Я придумала, чем надо закончить сцену. Они должны отдаться друг другу. У нас он уходит. А это неправда.
Но офицер другой человек, возразил Феликс.
Так в этом все и дело.
Феликс поднялся и отошел к монтажному столу. Нина тоже поднялась, они начали отматывать пленку. Включились в работу, не замечая того, что они голые.
Работа была впереди любви. Вернее, так: работа входила в любовь. Это было состояние наполненности до краев, когда больше не умещается ничего.
Надо переснять сцену, подсказала Нина.
Вызываем на завтра артистов, распорядился Феликс, вправляя рубашку в джинсы.
Настало лето. Нина ушла в отпуск и уехала с отцом на дачу. У них была своя дача на морском побережье.
Фильм входил в заключительную стадию. Шла перезапись.
Феликс устал. Ему хотелось отдохнуть от Нины, от студии, от тяжелого груза раздвоенности. Ему хотелось вернуть душу в семью, уделить время сыну.
Он рано приходил домой, ложился спать. Потом шел гулять с сыном и собакой. Все было замечательно. Но не хватало кислорода, как на большой высоте. Покой и красота, но дышать нечем.
Однажды утром Феликс встал и начал собирать рюкзак.
Ты куда? спросила Маша.
К Нине, ответил Феликс. На дачу.
Надолго?
Не знаю.
Тогда возьми деньги.
Маша вынесла ему весь семейный бюджет. Она не хотела, чтобы Феликс ел прокурорские обеды.
А вы? растерялся Феликс.
Я выкручусь, пообещала Маша.
Феликс ехал на электричке, потом шел пешком и оказался в поселке, где жила Нина. Номера дома и улицу он не знал. И, как чеховский герой из «Дамы с собачкой», выяснял: где тут дача главного прокурора. Ему показали высокий сплошной забор. Он стоял перед забором. Залаяла собака, но не шпиц, как у Чехова, а бультерьер, собака-людоед.
Вышла Нина загорелая, в шортах. Не удивилась, как будто ждала. Потом пошла к отцу и сказала, что Феликс будет жить у них в доме, в гостевой комнате.
Кого ты из меня делаешь? спросил прокурор.
Я его люблю, коротко объяснила Нина.
Отец разрешил.
Феликс поселился как жених. Было очевидно, что без серьезных намерений он не посмел бы поселиться в сердце семьи хозяина края.
Феликс вставал рано, уходил на рыбалку. Приносил большой улов.
В летней кухне качался пол. Феликс переменил лаги и перестелил пол.
Ночью они с Ниной купались под низкими южными звездами. Какое это было счастье
Однажды утром Нина сказала:
Отец хочет с тобой поговорить. Поднимись к нему в кабинет.
Феликс испугался. Он понял, что его вызывают на ковер. Это тебе не Дина и Зина в проеме между дверьми. Придется отвечать. Но возможен и другой вариант: ему покажут свое место и отберут Нину. Кто он? Нищий творец. И кто она? Принцесса, захотевшая поиграть в простую девчонку. Как в итальянском фильме.
Прокурор сидел в просторном кабинете, за просторным столом и сам был просторный, очень русский, мужиковатый. Смотрел профессионально-пристально. Феликсу показалось, что еще пять минут, и на него наденут наручники.
Я знаю, что вы женаты и у вас сын, коротко и ясно проговорил прокурор.
Феликс молчал. Все было правдой.
Я не хочу, чтобы моя дочь путалась с женатым человеком.
Феликс молчал. Он бы тоже не хотел, будь он на месте прокурора.
Я не возражаю, если вы войдете в нашу семью. Я вам помогу. У вас будет зеленая улица.
Феликс не понял, что такое зеленая улица. Поднял глаза.
Я вас не покупаю, объяснил прокурор. Просто я больше всего в жизни люблю мою дочь.
Я тоже люблю вашу дочь, отозвался Феликс. И это было единственное, что он сказал.
Его любовь к Нине была совершенно другой, чем к Маше. Машу он любил сверху вниз, снисходя. А Нину снизу вверх, возвышаясь.
Вечером они сидели у моря. Феликс сказал:
Опомнись. Я одесская фарца.
Нет тихо ответила Нина.
Если хочешь, я разведусь и мы поженимся
Нина заплакала, от счастья и от стыда за свое счастье. Феликс тоже заплакал от торжественности минуты. Но вдруг вспомнил про капитана.
А где капитан? спросил он.
В дальнем плаванье.
В каком смысле?
В прямом. Он же капитан.
А он вернется?
А нам-то что?
Феликс приехал в Одессу и, прежде чем явиться домой, завернул на базар, купил разной еды. Все же он ехал домой.
Когда открыл дверь и вошел увидел Машу, лежащую посреди комнаты, совершенно пьяную.
Его не было десять дней, и все эти десять дней она пила и не ходила на работу. Ребенок топтался вокруг матери и не знал, что ему делать. Все это время он питался хлебом и водой. Как в тюрьме.
Феликс застыл. Как она узнала? Ей сказали? Или она почувствовала?
Феликс увидел фотографии киногруппы, разбросанные по столу. Фотограф, работавший на картине, снимал рабочие моменты, жанровые сцены из жизни группы и даже заключительный банкет. На всех фотографиях Феликс смотрел на Нину, а Нина на Феликса и между ними протянут невидимый провод под напряжением. Даже посторонний глаз видел это напряжение, именуемое СТРАСТЬ.
Маша все поняла. И вот реакция. Она глушит себя до полного бесчувствия, потому что если что-то почувствует, умрет от боли. Водка вместо наркоза. А Феликс хирург. Он приехал, чтобы вырезать ее душу. И при этом хочет, чтобы операция прошла без последствий.