Клора Кобец обернулась от зеркала. Улыбнулась на щеках пролегли обаятельные ямочки:
Ну как, ему нравится?
Раман не понял вопроса, и тогда Клора, краснея, уточнила:
Второму советнику нравится? Ему «Белки» понравились жутко, а «Затонувших» он еще не видел
Теперь мне ясно, о чем вы думаете, ледяным тоном бросил Кович. Где гуляют ваши мысли, пока вы валяете на сцене эту откровенную кучу дерьма.
Клора запнулась. В комнате сделалось тихо-тихо; Раман смотрел, как сквозь пудру на лице Клоры проступает румянец:
Я господин Кович, я все делаю, как вы велели. Вот, она полезла в стол за каким-то жеваным блокнотиком. Вот, вы велели в сцене первого объяснения подтянуть темп я подтянула А в массовой сцене гуляния И вы не вправе так говорить, в голосе ее дрогнули слезы. Я старалась
Старайтесь и дальше, сказал Раман равнодушно. Просто знайте, что похожи при этом на пластмассовую погремушку. Партнера не видим, реплик не слышим, ритма не чувствуем. Зато очень собой довольны. Браво, Кобец. Продолжайте в том же духе.
Он прошел мимо молчаливых женщин; обернулся из дверей:
Посмотрел бы я на вас, Кобец, как вы в подобной ситуации поступаете в Пещере Очень любопытно. О чем вы думаете о Втором советнике?!
Он вышел, оставив гримерку в шоке.
Второе действие прошло не то чтобы блестяще чудес все-таки не бывает но вполне пристойно, чисто и на нерве; Раман смотрел, забыв о тетрадке для замечаний: настолько неожиданными оказались некоторые поступки Даны и реакции Клоры. Раман смотрел, ноздри его подергивались, он прекрасно понимал, что за ассоциации движут сейчас этими женщинами; их потливый партнер, тянувший на себе все первое действие, теперь померк и поблек на их фоне. Раман удовлетворенно щурился: в его деле все средства хороши. Кого-то перед спектаклем следует похвалить, кого-то унизить, кому-то напомнить о Пещере
Раман вздрогнул. Ему показалось, что на него смотрят не со сцены, из зала; пробежал глазами по темным лицам но в полумраке не смог узнать никого. И партер, и ярусы исправно глядели на сцену, а Второй советник, увлеченный действом, так навалился на бархатный балкон, что того гляди выпадет; никто не смотрел на Рамана Ковича, затаившегося в своей боковой ложе. Померещилось?..
Принимали хорошо. Занавес пришлось открывать дважды; Раман зашел в ложу ко Второму и выслушал цветистый, обширный и лестный отзыв. Второй советник действительно любил театр, бескорыстно, еще с тех времен, когда был просто чиновником; на сегодняшний вечер он припас, оказывается, две бутылки коньяка и смиренно желал распить его вместе с «нашим лучшим режиссером» и «этими прекрасными артистами».
В малой репетиционной моментально накрыли импровизированный стол; Клора Кобец, пахнущая духами и вазелином, краснела под комплиментами Второго и время от времени бросала на Ковича вопросительный взгляд: слышит ли? Дана Берус, бледная, выжатая, как лимон, казалась безучастной ко всему; потливый герой-любовник вежливо улыбался и украдкой посматривал на часы дома его ждала жена с пятимесячным сыном.
Получасовое веселье прошло организованно и в то же время непринужденно. Второй советник, довольный, отправился восвояси; уже в дверях Раман поймал Клору Кобец за влажную ладонь, тихонько сжал, и это означало извинение, признание заслуг и вообще милость; Клора вспыхнула, часто замигала ресницами и неловко ткнулась ему носом в шею. И побежала прочь высоченная, дивных форм блондинка в облегающих джинсах, счастливая по уши
Раман вздохнул. Работа требует, чтобы он время от времени смотрел на Клору как на женщину. Работа требует, чтобы и он оставался ей интересен
Театр пустел; последние зрители уходили из буфета. Раман, расслабленный рюмкой коньяка, бездумно брел через зрительское фойе и у самой лестницы ощутил вдруг взгляд.
И оглянулся.
За высоким буфетным столиком стояла Павла Нимробец. Чуть напряженная, чуть виноватая, с соломинкой для коктейля в нервных тонких пальцах; рядом с ней помешивал кофе некий странный, с виду рассеянный, но с цепкими глазами субъект.
Они что же, вместе?..
Они что же, вместе?..
Еще секунду назад Кович мог сделать вид, что не заметил Павлу. Еще секунду назад, но не теперь; Павла бледно улыбнулась, а тот, с цепкими глазами, приветливо приподнял краешки губ.
Все-таки, кто он, чернявый?.. Странно, если у Нимробец такой ухажер. Ей скорее пошел бы круглолицый мальчик в очках Простой и понятный, как сама Павла. Впрочем, кто сказал, что Павла простая?!
Раман додумывал все это, а лицо само складывалось в благожелательную, чуть высокомерную улыбку, и ноги неспешно шагали по направлению к буфетному столику, и слова возникали как бы сами собой:
Добрый вечер Рад видеть вас в нашем театре. Вам понравился спектакль?
Павла поспешно кивнула:
В особенности второе действие
Понимает, подумал Раман едва ли не с досадой. Соображает. Сечет Второй советник, к примеру, никакой разницы не заметил. Но Второй советник и хвалил искренне а Павла, говоря «понравилось», стыдливо отводит взгляд
Он обернулся к ее спутнику. Посмотрел ему прямо в глаза и понял, что этот человек ему не нравится. Но не смог сообразить, почему.
Это Павла явно нервничала. Господин Кович, это Тритан Тодин, эксперт
Она запнулась; ее спутник улыбнулся:
Эксперт из центра психологической реабилитации, у него был богатейший голос, актерский, глубокий и низкий, с широчайшим диапазоном интонаций. Мы вместе с Павлой работаем в одной весьма интересной программе А в настоящий момент я помогаю ей преодолеть одну небольшую сложность. Понимаете, какую?..
Раман молчал.
Вероятно, нечто подобное испытали сегодня его актрисы. Когда в поисках нужных ассоциаций он заговорил о Пещере; растерянность, замешательство, стыд. Его ткнули носом в проблему, о которой он старательно не думал. Пытался забыть, или, что вернее, пытался обойти, обернуть на благо искусству в частности, на благо сегодняшнему второму действию. И ведь получилось же
Я просил Павлу не беспокоится, сказал он, глядя в сторону. Забыть досадный инцидент. И по возможности не привлекать третьих лиц
Не у всех ведь такие железные нервы, как у вас, спокойно возразил Тритан Тодин. Вы можете пережить это в одиночестве а Павла не может Случай, когда люди УЗНАЮТ друг друга вне Пещеры крайне редкий случай. И часто влечет за собой психологические травмы и даже необратимые, Павла дернулась, Тритан Тодин успокаивающе накрыл ее ладонь своей смуглой рукой.
Что у них за отношения, подумал Раман с каким-то отстраненным любопытством. Не похожи на любовников но вот этот жест Это доверие, с которым льнет к своему спутнику глупая девочка Павла
Ну вот вы, Тритан Тодин взглянул Раману в глаза, пристально и в то же время непринужденно. Наверняка у вас были проблемы в отношении сарн. Возможно, и сейчас еще
Павла невольно огляделась, будто боясь, что разговор подслушивают; Раман тоже испытал мгновенную неловкость. Не страдая ханжеством, он все же поражен был профессиональным бесстыдством Тритана.
Он усмехнулся в ответ, сухо и вежливо:
Нет В настоящее время у меня нет жалоб к психоаналитику. Поверьте, когда они возникнут я обращусь к вам самостоятельно.
Павла невольно втянула голову в плечи: девчонка тонко ловила интонации. Драматургия встречи требовала конфликта, и Раман ждал его, за широкой улыбкой скрывая напряжение; Тритан Тодин на конфликт не пошел. Даже на микроконфликт.
Он улыбнулся так смущенно и виновато, что Раман опять поразился, на этот раз скорости его перевоплощения:
Я не хотел вас обидеть Простите. Но единственная моя цель чтобы моя сотрудница Павла Нимробец пережила этот стресс целой и невредимой. И поскорее его забыла Разве вы не поддержите меня в этом желании?
Раман посмотрел на Павлу. Соломинка в ее пальцах была изломана, будто коленвал, а глаза не отрывались от пустого стакана с оранжевым осадком на дне.
Что же я могу сделать? спросил Раман медленно.
Тритан Тодин просительно прижал ладонь к груди:
Уделить нам двадцать минут времени Лучше сейчас. Я понимаю, что уже поздно, но двадцать минут, право же, это не так много особенно если речь идет о человеческом спокойствии и вере в себя. Правда?
Раман только теперь почувствовал усталость. Всю усталость этого дня, тяжелую утреннюю репетицию, дневной визит в Управление, Второго советника в ложе, тягучий, неровный спектакль
Раман только теперь почувствовал усталость. Всю усталость этого дня, тяжелую утреннюю репетицию, дневной визит в Управление, Второго советника в ложе, тягучий, неровный спектакль
Пойдемте, сказал он прохладно. Пойдемте ко мне в кабинет.
Глава четвертая
Сплетения коридоров артерии и вены, по которым вздохами и отзвуками струится жизнь; она шла, еле слышно шелестел ветер, текущий с верхнего яруса, подобно холодному ручью. В глубокой щели дышал ручей, невидимый и легкий, будто ветер, она шла, ее копыта утопали в плотной губке лишайников, и время от времени шаг ее поднимал в воздух крохотную, мерцающую искорку. Лишайники тускло светились, воздух пах камнем и влагой, а впереди жила, колыхалась вода, и звук ее самый прекрасный из слышанных ею звуков
Пещера спокойна. Пещера порой убивает, но сегодня обычная, ничем не примечательная ночь, и потому Пещера спокойна.
Всякий раз, увидев с высокого камня поверхность озера, сарна замирала, не в силах справиться с дрожью. Нос ее, черный и маленький, как камушек, увлажнялся; с известковых потеков потолка срывались капли, летели неимоверно долго, с музыкальным звоном касались воды.
Она шла, ведомая звуком влаги.
Падали капли.
Она шла; вода струилась, становясь на мгновение мутной, и муть уносило течением и снова дрожащее зеркало, сверкающие мешочки капель, маслянистые мешочки, вспыхивающие, как глаза
Она опустила веки.
Ее нос первым коснулся дрожащего зеркала. Фигура ее удвоилась две сарны, вылизывающие друг другу замшевые морды, одна стоящая на камнях, другая дрожащая по ту сторону зеркальной пленки
Далекое дно. Спины рыб, замерших неподвижно, будто в ожидании.
А больше она ничего не видела и не ощущала но уши, круглые, похожие на половинки большой жемчужной раковины, ни на мгновение не прерывали напряженной стражи.
Уши успеют предупредить ее, если случится беда.
Но сейчас опасности нет.
Сейчас она пьет воду. И кажется, она счастлива.