Впрочем, какое это имело значение! «С моря наш город защищает Краснознаменный Балтийский флот, рассказывал очередной пафосный материал «Боевые традиции балтийцев». Балтийцы свято хранят боевые и революционные традиции русских моряков». Далее предсказывалось, как уже скоро крейсера и линкоры ринутся во вражеские воды: к Кёнигсбергу, Данцигу, Штеттину и под пение «Интернационала» начнут топить фашистский флот. То, что флоту придется защищать город в прямом смысле слова, то есть стрелять прямо с Невы по немецкой пехоте, никому не снилось даже в страшных снах.
Попутно с первых же дней была открыта постоянная рубрика в духе «Под пятой германского фашизма», в которой публиковались материалы о том, как страдают под гитлеровским гнетом оккупированные страны Европы. Долг советских солдат в такой ситуации был очевиден освободить, всех освободить!
Тогда никто не мог даже подумать, что в ходе войны, которая конечно же будет вестись на территории врага, тот самый враг может дойти до Ленинграда. Но вот к налетам авиации готовились, готовились заранее. В прошлые годы жители читали в газетах про налеты на Варшаву, Роттердам и Лондон, поэтому к воздушной угрозе относились серьезно. В жилых кварталах и на заводах регулярно проводились учения, объявлялись условные воздушные тревоги. Когда началась война, все мобилизационные планы тотчас привели в действие.
«Это обычный ленинградский дом, писала «Ленинградская правда». Он выходит своим светлым фасадом на улицу Желябова. И живут в этом доме простые люди врачи и медики, инженеры и бухгалтеры, семьи командиров и красноармейцев. Сегодня в этом доме, как в тысячах других, внешне все обстоит так же, как вчера. Во дворе играют ребята, в открытые окна доносятся звуки радио, мирно беседуют у крыльца домохозяйки. Только одна разница между сегодняшним и вчерашним. Спокойнее, серьезнее, строже стало в этом доме, где живет тысяча советских граждан.
Дом готов к обороне. Еще с улицы видны надписи:
«Бомбоубежище»,
«Штаб»,
«Пункт медицинской помощи»,
«Пост охраны общественного порядка».
Накануне эти надписи считались бы условными. В доме давно оборудовано вместительное бомбоубежище. Сотни людей уже побывали в нем во время учебных тревог. И на медицинском пункте давно уже все подготовлено на случай воздушного нападения врага».
Однако, несмотря на воинственность и «серьезность», почти никто, естественно, не верил, что бомбоубежище придется использовать по назначению. Сталинские соколы и зенитчики, без сомнения, не допустят коварного врага в небо Ленинграда!
27 июня был опубликован репортаж из Тихвина.
«В день отправки мобилизованных в Красную армию на митинге в колхозе «Красный путь» выступил стахановец овощевод, участник боев с белофиннами, орденоносец тов. Кузьмин, сообщал корреспондент по телефону. От имени уходящих на фронт он заявил:
Мы идем защищать Родину от нашествия врагов. Будем самоотверженно биться за отчизну.
Мы идем защищать Родину от нашествия врагов. Будем самоотверженно биться за отчизну.
Тов. Кузьмин призвал всех колхозников работать по-стахановски, крепить военное могущество страны».
Товарищ Кузьмин, как и его слушатели жители лесного и болотистого края, раскинувшегося к юго-востоку от Ладожского озера, конечно же не могли и подумать, что враги всего через четыре месяца придут и сюда, а защищать от нашествия придется сам Тихвин
Ну а открыв 28 июня свежую газету, ленинградцы лишний раз убедились в своей правоте. «Враг не вынес всесокрушающего удара» такой заголовок красовался на второй полосе.
«Свыше двух часов немцы атаковали позиции, но рота спокойно отражала их штурм, сообщало ТАСС. Ряды врага редели, силы стали ослабевать.
Вперед! За Сталина, за Родину! крикнул командир роты и первым с винтовкой наперевес кинулся на врага. Вслед за командиром всесокрушающей лавиной поднялись бойцы. Сверкнули молнии штыков. Десятки гранат рвались среди врагов. Немцы дрогнули, не вынесли красноармейского штыкового удара.
Исход боя был решен смелым и решительным маневром взвода тов. Гордиенко. Зайдя в тыл врага, бойцы отрезали ему путь к отступлению. Немцы бросали оружие, сдавались в плен. Государственная граница снова была в руках советских бойцов».
В следующие дни тон воинственных публикаций не изменился.
«Советский Союз долго терпел неслыханные провокации реакционного, фашистского правительства Финляндии и той военщины, на которую оно опирается, сообщала 29 июня статья под заголовком «Финские холопы Гитлера получат по заслугам». Но долгому терпению советского народа приходит конец. Настала пора проучить зарвавшихся палачей финского народа.
Финская военщина наемная агентура Гитлера уже из опыта знает, какая жестокая и горькая участь постигнет тех, кто посягает на советские рубежи, на город Ленина. Новый урок, который получат зарвавшиеся гитлеровские холопы, будет и стократ убедительней. От этого урока гитлеровские вассалы Финляндии не оправятся. Красная армия навсегда обеспечит безопасность Ленинграда всей силой своего оружия».
Как говорится, без комментариев
Победный и шапкозакидательский тон в новостях, как известно, прекратился только 3 июля, когда вся страна услышала из радиоприемников полумертвый и трагический голос товарища Сталина: «Братья и сестры»
«Они скоро будут здесь»
Тем временем уже 4 июля, то есть всего через 12 дней после начала вторжения, Военный совет Северного фронта получил директиву Ставки главного командования о подготовке обороны на подступах к Ленинграду: «В связи с явной угрозой прорыва противника в районе Остров, Псков немедленно занять рубеж обороны на фронте Нарва, Луга, Старая Русса, Боровичи» А на следующий день нарком ВМФ адмирал Кузнецов издал приказ о мероприятиях по созданию обороны города Ленинграда со стороны Озерного района. Согласно ему на Ладожском и Онежском озерах следовало немедленно приступить к развертыванию Ладожской военной флотилии и созданию флотилии на Онежском озер[2]. Собственно, с этого момента и можно говорить о начале обороны Ленинграда.
Однако в самом городе о грозящей опасности пока не подозревали. Сводки Совинформбюро скрывали истинное положение вещей на фронтах, сообщая в основном мелкие, второстепенные подробности и по-прежнему публикуя «сводки» о массовой сдаче в плен немцев. В начале июля Ленинград еще жил привычной жизнью, хотя по ночам в городе была введена светомаскировка, а на вокзалах под «Прощание славянки» каждый день тысячи людей провожали эшелоны с мобилизованными.
Впрочем, в то время как многие ленинградцы только отправлялись на передовую, оттуда, наоборот, в город уже начали прибывать бегущие от немецкого наступления моряки, в панике бросившие свои части. Они-то и доставили в Ленинград самую свежую информацию. О всеобщем отступлении, оставлении военно-морских баз, о бесполезности сопротивления, ну и о том, что немцы скоро уже будут здесь! «Наблюдаются случаи, когда целые группы краснофлотцев и даже некоторые командиры самостоятельно «эвакуируются» с фронта и из прифронтовой полосы, захватывая иногда автомашины, на которых беспрепятственно и бесконтрольно приезжают прямо в Ленинград, где безнаказанно распространяют ложные, явно провокационные слухи, писал в своем приказе нарком Кузнецов 9 июля. Отдельные «командиры» даже переодеваются в краснофлотскую форму[3], уничтожая личные документы»[4].
А паниковать и «переодеваться» было отчего. 10 июля немецкие танковые дивизии, прорвав фронт к югу от Пскова, устремились к Луге. До Ленинграда им оставалось всего 180200 километров. При том стремительном темпе наступления, который Лееб взял с начала войны, ему требовалось 910 дней, чтобы подойти к стенам города.
Тем временем уже с первых дней вторжения над Ленинградом и его окрестностями стали регулярно появляться немецкие самолеты-разведчики. В первые недели войны в этом районе в основном действовала 2-я эскадрилья отдельной авиагруппы дальней разведки при главнокомандующем люфтваффе (Aufkl.Gr.Ob.d.L.) под командованием оберста Теодора Ровеля. В отличие от обычных групп, которые в тот момент действовали в интересах воздушных флотов и сухопутной армии, последняя занималась стратегической разведкой и выполняла особо важные задания, результаты которых докладывались напрямую главному командованию люфтваффе, абверу, а зачастую и лично фюреру. 2 (F)./Ob.d.L. гауптмана Клауса Притцеля базировалась на аэродроме Инстербург в Восточной Пруссии, откуда с первого дня совершала вылеты в район Таллина, Кронштадта, Ленинграда и Ладожского озера.
Унтер-офицер Макс Лагода, служивший бортрадистом в составе экипажа обер-лейтенанта Вальтера Фрошауэра, вспоминал:
«21.06.1941 г. мы узнали, что начинается война с Россией! Утром первые машины совершили вылеты на восток. Наш экипаж отправился на задание на второй день. Мы хорошо подготовились, и каждый знал свое дело. Приказ гласил: контролировать движение судов в Балтийское море с островов Эзель и Даго[5] в Ревель[6], а также фотографировать все транспорты.
Первый вылет проходил над Ревелем. Здесь, в порту находилась часть русского Балтийского флота Мы сфотографировали гавань и город. Затем мы продолжили полет на высоте 7800 м, над окружающими базу аэродромами»[7]. Первый вылет Лагоды и его экипажа на Восточном фронте продолжался 245 минут. При этом почти на всем протяжении полета из-за большой высоты летчики дышали через кислородные маски.
Всякий раз разведчики старались подойти к цели не замеченными для истребителей ПВО, поэтому летали преимущественно на большой высоте и над облаками. Однако это удавалось не всегда. Лагода продолжал свой рассказ: «Истребитель намного меньше, маневреннее и быстрее, чем мы. Единственное, что мы могли противопоставить им, это наша смелость. Как правило, бой выигрывал тот, кто первым увидел своего противника. Часто русские истребители оставались далеко позади только потому, что я или другой член экипажа первыми заметили их. Так нам удавалось избежать боя, хотя нередко можно было видеть их трассирующие очереди. Это не было каким-то выдающимся открытием, но факт. Бдительность составляла половину успеха»[8].
29 июня эскадрилья Притцеля понесла первую боевую потерю на Восточном фронте. Ju-88A-5 лейтенанта Дитриха Альбрехта из 2-й эскадрильи выполнял дальний вылет в район Ладожского озера. Бортмеханик унтер-офицер Отто Густав сообщил по рации, что самолет подвергся атаке высотного перехватчика и все члены экипажа получили серьезные ранения.