Первый представляет себе раду со времен Витовта учреждением довольно-таки многолюдным: 4 католических епископа, 8 воевод (виленский, трокский, полоцкий, киевский, новгородский, витебский, подляшский, смоленский), 2 каштеляна (виленский и трокский), 3 старосты (жмудский, луцкий, городенский), уцелевшие областные князья, чины дворные (подчаший, крайчий, конюший и т. д.), а также новые должности, введенные по польскому образцу, как гетманы, маршалки, подскарбии. Зато участие в совещаниях до Витовта Любавский ограничивает князьями при обсуждении общегосударственной политики, допуская предположительно участие в великокняжеском совете бояр лишь в очень ограниченном смысле.
Оба эти мнения едва ли можно признать верными и обоснованными. Любавский пользуется для определения состава рады списками свидетелей, поручите лей, помянутых в великокняжеских договорах и грамотах. Но списки эти нельзя считать списками членов рады. Списки эти в различных документах имеют разное значение. Одно дело, например, акты унии и вообще важные акты политического характера: тут явно видна тенденция связать с договором участие лиц, имеющих вес и значение в политической жизни Литовско-Русского государства, тех, с кем должен был считаться и великий князь литовский.
В актах унии, действительно, характерно и многозначительно, что уния Ягайла 1387 г. закреплена лишь именами князей Гедиминова рода, а позднейшие акты поименовывают бояр вельмож литовских. Но к вопросу о раде все это имеет лишь косвенное отношение: собрание князей-братьев не рада, и указанное изменение в форме актов унии свидетельствует не о расширении состава великокняжеского совета, а о том, что рада, не участвовавшая в заключении первой унии как самостоятельная политическая сила, приобретает с XV в. это новое значение.
Иное дело документы королевской канцелярии жалованные грамоты на землю, должности и т. п. Тут часто встречаем самых разнообразных «светков», в том числе представителей разного рода дворных урядов не только князя, но и княгинина двора. Считать их всех членами господарской рады нет ни основания, ни возможности, и характерно, как Любавский, приводя примеры мнимой рады по таким документам, сам выбирает из списков лишь высокородных сановников, опуская стоящие тут же рядом и на том же основании имена чинов незнатных, худородных.
Иное дело документы королевской канцелярии жалованные грамоты на землю, должности и т. п. Тут часто встречаем самых разнообразных «светков», в том числе представителей разного рода дворных урядов не только князя, но и княгинина двора. Считать их всех членами господарской рады нет ни основания, ни возможности, и характерно, как Любавский, приводя примеры мнимой рады по таким документам, сам выбирает из списков лишь высокородных сановников, опуская стоящие тут же рядом и на том же основании имена чинов незнатных, худородных.
Нельзя не согласиться с Довнар-Запольским, что дворные чины как таковые в господарскую раду, как она сложилась во вторую половину XV в., сами по себе не входят; что встречающиеся подчас дворные чины в документах, несомненно, исходящих от рады, попали туда потому, что носившие их лица состояли членами рады не по этим дворным должностям, а на других основаниях. Лишь высшие лица двора 2 маршалка, земский и дворный, и 2 подскарбия, земский и дворный, стоят в конце официальных списков членов рады в XVI в., и нет повода думать, чтобы ее состав сузился.
Исходя из этих наблюдений, Довнар-Запольский различает господарскую раду от совета дворцовых чиновников, «рады наших врадников дворных, столовых», «consilium officialium et consiliarium curiae»[62] как особого от господарской рады учреждения. Настоящая же рада состоит во времена Витовта «из очень небольшого числа областных правителей». Довнар-Запольский поясняет это наблюдение ссылкой на документ, составленный в середине XVI в.{62} и описывающий сложный состав позднейшей рады, поясняя, что ближайший совет великого князя составляли для consilia secretoria, собственно, 5 лиц[63]: епископ, воевода и каштелян виленские, воевода и каштелян трокские.
Сверх того в раду входят еще 3 епископа медницкий, луцкий и киевский, и 5 воевод новгородский, киевский, витебский, полоцкий, подляшский. Но эти 8 excluduntur a secretioribus consiliis[64]. Князь к тому времени остался один слуцкий, сохранив место по родству с Ягеллонами. Всего 15.
Третье наслоение маршалок земский, маршалок дворный, канцлер и гетман четыре должности, которые обыкновенно занимаются представителями высшей рады (ближней думы), так что этот слой не расширяет состава рады. Такое же значение по началу личного совместительства имеют и упоминания об участии в раде подскарбиев земского и дворного.
Вопрос об эволюции этой новой рады из старого великокняжеского совета. Расчленение его на государственный совет в составе majores и minores consiliarii[65] и дворную раду чинов дворных. Состав должностные лица, епископы, воеводы, каштеляны. Двойственный характер этой «знати».
Изучая состав рады, Любавский пришел к выводу, что она набиралась из наиболее богатых и самых знатных фамилий. Притом в собственно Литовско-Русской земле, в великом княжестве, это местная литовская знать. Из нее же назначает Витовт наместников по землям-аннексам по мере устранения местной княжой власти в них. «Местничество» тут, насколько знаем, не сложилось, но установился аристократический характер состава рады и самостоятельный общественный вес его личного состава. И эта группа носителей местного управления и в то же время местная землевладельческая знать впервые выступает как самостоятельная политическая сила в 1398 г., когда дает с Витовтом во главе и вместе с группой князей-подручников Витовта отпор попытке Ягайла, точнее королевы Ядвиги, утвердить на Литве и Руси вотчинное право supremi ducis[66]. Они отстаивают свою «старину», свою «старую свободу» против «дани Польше».
Эта среда вельможного боярства литовского с тех пор составила ядро тех общественных сил, которые вплоть до Люблинской унии и после нее упорно и последовательно отстаивали самостоятельность политико-административной организации великого княжества Литовского против попыток осуществить идеал Кревской унии, полную инкорпорацию Литвы Польскому королевству.
Та же общественно-должностная группа выступает и при подтверждении унии в 1401 г. Тут она выступает, однако, более явственно, как руководящая представительница определенного общественного слоя, заявляя, что «quorum quamvis nomina singulation hie non sunt expressa, tamen concessus ad subscripta adest»[67].
Та же общественно-должностная группа выступает и при подтверждении унии в 1401 г. Тут она выступает, однако, более явственно, как руководящая представительница определенного общественного слоя, заявляя, что «quorum quamvis nomina singulation hie non sunt expressa, tamen concessus ad subscripta adest»[67].
Виленский съезд 1401 г. Любавский считает первым литовско-русским сеймом, соблазненный тем, что его участники титулуют себя «tota universitas»[68]. Местные носители власти говорят от имени общества. Они имеют на это основание в своем общественном значении и в своей правительственной силе. Это явление старое, знакомое в Руси XII, XIII вв. Любавский увидал в акте Виленского съезда первое выступление «собрания князей и бояр Литвы и Руси в качестве правоспособного участника в решении государственных вопросов, с известной признанною по этой части компетенцией»{63}. Но акты виленского съезда ничего не говорят о правах и компетенции.
Суть их в обязательстве «со стороны литовского боярства по отношению к короне и королю» в форме подтверждения записи Витовта со стороны литовской знати. За Витовта ручалась его рада. Князья тут не упомянуты. Они выдали особые присяжные записи явление обычное, по существу не создающее никакой новизны в государственном праве.
Иное дело акт 1413 г., акты Городельской унии. Их три: грамота Ягайла и Витовта, грамота литовских панов и грамота польских панов. Акт унии совершается двумя князьями, из которых каждый окружен своей радой, сосредоточивающей в себе совокупность реальных общественно-политических сил страны «baronum, nobilium, bojarorum voluntate, ratihabitione, consensu»[69]. Городельская уния стремится сделать опорой унии чиновную знать.
Характерно расширение прав всех «armigeri»[70], особенно право занимать «dignitates, sedes et officia»[71], особенно воевод и каштелянов (только для «fidei catholicae cultores»[72]). Это установление должностей и права на них по польскому образцу сопровождается утверждением рады, как учреждения, получающего государственно-правовое освящение и формулировку. Она получает политическое значение по праву. Паны литовские обязуются не избирать себе государя без совета с польскими и обе группы панов имеют право с разрешения общего государя устраивать conventus et parlamenta[73] по общим делам Литвы и Польши (на деле по пограничным спорам).
И тут вопреки Любавскому не видно сейма в настоящем смысле слова. Сейм слово, в эту эпоху не имеющее позднейшего технического значения; это собрание вообще, в частности съезд областных правителей, сейм рады великого князя, его панов радных.
В актах Городельской унии не выступают князья. Они выдали особые грамоты Ягайле. Нет в них и представителей русских областей те живут своей жизнью.
К этой жизни областей и обратимся.
ГЛАВА VI.
ЗЕМЛИ-АННЕКСЫ
Земли эти одна литовская (Жмудь) и шесть русских (Полоцкая, Витебская, Смоленская, Киевская, Волынь, Подолия). Тут социально-политические отношения развивались на почве древней русской традиции. Проникая в эти русские области, литовская власть встретилась прежде всего со старою русскою княжеской властью или с ее наследством (как, например, на Волыни) и устраняла ее, заменяя русских князей литвинами (князьями или великокняжескими наместниками).
Новая литовская власть вступала в наследие русской княжеской власти, не изменяя по существу местного строя социальных отношений и управления. Князь-литвин или великокняжеский литвин-наместник занимал место древнего русского князя. Уже было выше отмечено, как долго держалось в сознании местной земщины русских областей это сознание, что новые носители власти для русских земель такие же свои, местные, князья, как прежние Рюриковичи (грамота полочан немцам в 1407 г.: «коли кто будет господарь полоцкий у Полоцку» и т. п.){64}. Смольняне, киевляне и др. служат своему господарю отчинному и дедичному, который сидит на Вильне и Троках (ср. «все государства Российского царствия»). Над кем же властвуют эти носители власти?