Иван щёлкнул пультом музыкального центра и из всех углов негромко полилась заунывная мантрообразная мелодия. Старшенький голыш натренированно поднёс папе ароматические палочки и Иван возжёг что-то едко-сандаловое. Ельский чихнул. При всей своей пожизненной закалке дезрастворами начиная со студенчества, когда ему в качестве санитара приходилось иметь дело даже с лизолом, Владимир Сергеевич терпеть не мог слишком ярких запахов. Не одна понравившаяся ему баба была моментом разжалована только за то, что перебарщивала с духами и ароматизированными дезодорантами. Запах хлоргексидина был ему куда более мил. Или привычен. Что со временем становится подобным.
Будьте здоровы! хором выкрикнули малыши.
«Воспитанные! отметил Ельский. Господи, что я здесь делаю?! И как мне из всего этого выкручиваться?..»
Где вы познакомились с Дашей? прервал его мысли Иван.
С Дашей?! переспросил Ельский.
С Шакти!.. А, ну, значит, ваша жена ездила на Гоа на ретрит! понимающе всплеснул руками мужик и расслабленно откинулся в кресле.
«Какая из них?!» ехидно усмехнулся про себя заслуженный многоженец.
Ну да, ну да невнятно пробормотал он вслух, всё ещё не понимая, какое отношение Шакти имеет к неведомой ему Даше и при чём здесь удаление от общества на Гоа?!
И вас всё ещё обуревают сомнения! скорее экстатически констатировал, нежели вопросил Иван.
«И какие!.. Знать бы ещё, по какому поводу»
Впрочем, у Ельского было достаточно опыта общения с подобной публикой и с аналитической функцией было всё в порядке. Так что, очевидно, его приняли за вновь обращённого в очередную секту и сейчас медоточиво будут погружать в, кхм, лоно.
Владимир Сергеевич под гипнотические мантры со скепсисом разглядывал младшенького парнишку, сигающего туда-сюда по перекладинам и бесконечно теребившего свой крошечный пенис.
Давно головка полового члена открывается с трудом? деловито уточнил он у папаши.
Что? А?!
Ельский ткнул подбородком в сторону своей профессиональной озабоченности. Иван посмотрел на сына.
Ерунда! Плохая экология. Мы вазелиновым маслом мажем.
Вазелиновое масло это хорошо.
Так что, у вас уже есть дети? дружелюбно поинтересовался Иван.
Да, соврал Ельский. Один. Мальчик. Тоже были такие вот экологические проблемы. Потому и спрашиваю, продолжил он лгать. Это было на удивление легко. Сам от себя не ожидал. Если кому и врал прежде так только бабам. Даже главврачам и начмедам никогда не врал. Не говоря уже о родителях курируемых детей. А тут понесло Мне кажется, это всё из-за того, что наших женщин насильственно принуждают рожать в родильных домах. Где они оторваны от ласки, от любви, от природы!
Ельскому стало стыдно. Он даже покраснел. Так очевидно корява была его неумелая попытка лицедейства. Но мужик Иван неожиданно обрадовался и начал нести что-то про доказательные проценты. Владимир Сергеевич даже не слушал. И тут вошла тощая, измождённая женщина в длинной рубахе и тихо присела на диван. Груди у дамы не было вообще.
«Может, только покормила, вот и Да и, получается, четвёртые сутки всего. Не всего, а уже! оборвал сам себя Ельский. Тут или хлестать должно, или смеси. Но тут смесями явно не пахнет».
Мы всех наших детей рожали дома! Как все нормальные люди! Катюня, покажи фотографии.
Даже не поздоровавшаяся с незнакомцем Катюня Иван и не подумал представить ей гостя молчаливой тенью тут же поднялась, достала с полки альбом и протянула Ельскому.
Садитесь со мной на диван! хозяин дома сделал своей сожительнице жест, мол, пересядь!
Катюня покорно пересела в кресло. Ельский сел рядом с Иваном.
Вот, смотрите! Первого и второго мы ещё рожали не по всем правилам. Опыта не было. И единомышленников.
Первые страницы альбома пестрели более молодой казалось, что лет на пятнадцать, и более пухлой и жизнерадостной Катюней. Вот она сквозь мучительную боль схватки улыбается в камеру. Вот лежит в ванне, голая, с огромным животом. Вот держит на руках синего скривившегося младенца, соединённого с ней пуповиной. Второго ребёнка того самого, пятилетнего, теребящего свой крошечный пенис здесь и сейчас, Катюня рожает в надувном бассейне под руководством какой-то тётки с суровым лицом, вот новорождённого взвешивают на канторе, завернув в незамысловатую авоську. Вот он лежит с подгнивающим блином плаценты на белье в кровавых пятнах. Мозг Ельского даже не прогонял через себя все те ситуации, которые могли случиться с этими новорождёнными. Они у него были как у Хемингуэя Париж праздник, который всегда с тобой. При его-то колоссальном клиническом опыте!
И вот только к третьим родам мы пришли к окончательной гармонии! Ещё не успели распечатать. Катюня, ноут!
Катюня всё таким же молчаливым мрачным привидением подала Ивану лэптоп. Хозяин распахнул, нашёл нужную папку, щёлкнул по площадке и подсунул Ельскому картинку прямо под нос.
Смотрите! Наслаждайтесь! эйфорично воскликнул он.
Хорошо, у Ельского была крепкая психика и десятилетия медицинской службы за плечами. Потому что «наслаждение» было не для слабонервных. В наполненном водой надувном бассейне, стоящем посреди этого самого «диванного зала», сидели скорченная Катюня с огромным животом, лучезарно-идиотический Иван и оба пацана. Младший с насмерть перепуганным лицом, справа от мамы, старающийся от неё отпрянуть подальше. Старший слева от папы, с лицом куда более радостным, чем у младшего (видимо, от облегчения, что его участь не так тяжела, как у младшего брата), но судорожно вцепившийся родителю в плечо. Спустя серию снимков, на которых папа сияет всё сильнее, мама всё больше корчится и страдает, а братики испытывают непередаваемую гамму чувств, можно видеть, что в бассейне уже пятеро. Сморщенная девочка на руках у Катюни. Младший откровенно рыдает и, судя по разверстой пасти, зафиксированной камерой, в голос. Старший судорожно цепляется в гладкий бортик надувного бассейна в очевидной попытке бежать. Папа обтирает новорождённую малышку какой-то грязной тряпкой, больше похожей на перегнивший ягель. Разумеется, все они голые. И конечно же на последней серии снимков вода приобретает ржавый оттенок.
«Кровь, слизь, меконий, вся мамина и папина флора. И, мать-мать-мать, фауна. Малые со страху обмочились, а скорее всего, и обосрались. Милый, экологически чистый коктейль», резюмировал Ельский. А вслух только и смог спросить:
Кто фотографировал-то?
Так Шакти. Даша. Вы впечатлены?! уточнил Иван.
О, можете не сомневаться! заверил его Ельский. Я могу посмотреть на вашу дочь? спросил он, обратившись к Катюне. Та вместо ответа покорно-вопросительно посмотрела на отца своих детей.
Она совсем маленькая! И спит, несколько недовольно ответил Иван.
Я только посмотрю. Вы же показали мне фотографии. Мне, чтобы принять решение, надо увидеть живого счастливого человечка. Жена, понимаете, хоть и была на Гоа на ретрите, но всё ещё сомневается. Хотя как раз после ретрита на Гоа у Шакти, снова несколько стыдливо стал завирать Ельский, она и забеременела. Но всё ещё сомневается!
У доченьки глазки немного закисшие, вдруг впервые подала голос Катюня. Это всё от плохой экологии, тут же пояснила она.
Внезапно Ельскому всё это надоело. Весь этот фарс, который он тут устроил. Что он, клоун, что ли?
Он подскочил на ноги.
Так, господа хорошие, мрачно-бесцветно и тихо, но отчётливо впечатывая в восприятие лучше любых мантр, как он умел, он, не одну тысячу раз за свою практику сообщавший всяким родителям нелицеприятное, мне этот кармический цирк с тантрическими конями надоел. Значит, так. У вашего пятилетнего сына жесточайший фимоз, угрожающий завершиться парафимозом и омертвением головки полового члена в случае отсутствия медицинской помощи. Вазелиновое масло тут уже что мёртвому горчичник. Обращаться вам нужно в приёмное отделение любой ближайшей больницы. Кричать «ургентно!» и немедленно требовать именно уролога. У вашей новорождённой дочери тяжелейший гонорейный конъюнктивит, Ельский достал из кармана айфон и подсунул Ивану под нос изображение, полученное от своего ученика. Неоказание ей срочной помощи грозит слепотой. Вы хотите, чтобы ваша дочь ослепла?
С хозяина квартиры мигом слетела вся наносная лучезарность.
Прошу вас немедленно покинуть мой дом! встал он с кресла и пошёл на неонатолога, сжав кулаки.
Ох, с каким бы удовольствием Ельский отмутузил этого самодовольного болвана. Это даже круче кроваво-красного «мустанга»-кабриолета, набитого девственницами по самую съёмную крышу. Ничто так не очищает и не обновляет мужика, как драка! Зря ли Ельский в спортзале колотит грушу?! Часами! Потея, как жеребец на галопе по маршруту «Москва Тверь». Бил бы гада, пока весь адреналин из своих надпочечников не скачал! Тело Ельского невольно-инстинктивно приняло бойцовскую изготовку. Но его внезапно что-то остановило. Взгляды. Взгляды испуганных мальчишек, смотревших на чужого дяденьку с ужасом. Младший отчаянно подбежал и стал, совсем голенький, впереди папы, защищая его. Крохотный обнажённый храбрец без единого сомнения встал на защиту своего отца. Ему не важно было, глуп его отец или попал в секту, а затем и в подлый бизнес. Он без страха попёр на Ельского, молотя его обоими маленькими кулачками, забыв о своей зудящей боли в причинном месте. Владимиру Сергеевичу стало стыдно. Он вспомнил, зачем сюда пришёл. Ради детей, собственно. Оглушительно завопила малышка в дальней комнате. Разом заревели пацаны. И несколько отстранённый старший. И секунду назад готовый убить за папу младший. И посреди всего этого шума на фоне бубнящих мантр и ядовитых сандаловых испарений вдруг Катюня выдала одно-единственное слово:
Гонорейный? и вопросительно посмотрела на своего сожителя.
Убирайтесь из моей квартиры! Я полицию сейчас вызову! заорал на Ельского папаша. С тобой потом поговорим!
Гонорейный?! закричала Катюня заполошно, не обращая внимания ни на плач дочери, ни на рёв сыновей, ни на присутствие совершенно непонятного постороннего в доме. Гонорейный?! повторила она надрывно. И, молча бросившись на сожителя, стала расцарапывать ему лицо.
Полицию вызвал Ельский.
Полиция приехала. И уехала. Семейные дела.
Владимиру Сергеевичу было вежливо и корректно, уже не на территории домородящих объяснено, что никакого состава преступления не имеется. Дети живы. И относительно многих и многих здоровы. Оставление в опасности? Это вы про грудничка с опухшими и закисшими глазками? Так мамаша просто засранка обыкновенная. Если в России за обыкновенное засранство родительских прав лишать так всех детишек надо поголовно в детские дома сдавать. Там тоже, к слову, господин-товарищ доктор, засранство то ещё. Вы, видать, настоящих говнюков в глаза не видели. Хотите, прокатим-покажем? У вас волосы в интересных местах дыбом встанут.
Владимир Сергеевич вернулся домой к трём часам ночи. То есть думал, что шёл домой. А пришёл в родильный дом. Заперся в кабинете. Выпил полбутылки коньяка. И позвонил своему ученику. Тому самому, что фотографию прислал.
Ученик Катюню в супермаркете на следующий день выследил. Чем же ещё участковому педиатру заняться, в самом деле! Договорился с опухшей от слёз Катюней втихаря её дочурку лечить. Сразу же и отделяемое на посев взял. Бактериологическое исследование, всё честь по чести. Проросло щедро. И гонококк. И стрептококк. И кишечная палочка. И хламидии. Назначил антибиотики, промывание и закапывание глаз. Антибиотики Катюня своей дочери отказалась давать. Они убивают. Не поспоришь. Анти-биотики. Против жизни. Убивают гонококков. Гонококки тоже живые.