Говоря о сумасбродных последствиях, я не имею в виду, что ожидала именно этого. Я-то думала о каких-то потрясающих эмоциональных сдвигах, всплеске веселья и бесшабашности, ощущении беззаконности и безнаказанности, сопровождаемых легким головокружением, ну в крайнем случае глупым хихиканьем в голос. Я не рассчитывала, что потолок будет кружиться, как большая тарелка, которой кто-то в меня запустил, что кресла и стулья растекутся бледно-зелеными пятнами и станут сползаться и расползаться, играя со мной в игру, исполненную огромной бессмысленной неживой злобы. Голова моя откинулась, я закрыла глаза. И тут же их открыла, просто вытаращила, высвободилась из лап кресла и бросилась со всех ног по коридору и успела слава богу, слава богу! добежать до ванной Берриманов, где меня и вырвало вырвало всем, что было, а потом я камнем рухнула на пол.
С этого момента я не очень последовательно представляю всю картину случившегося, мои воспоминания следующих часа-двух раскололись на яркие и неправдоподобные кусочки, а между ними мрак и неизвестность. Помню, что лежала поперек ванной комнаты, глядя искоса на белые шестигранные плитки пола, соединенные в такой восхитительный и логичный узор, смотрела на них с мимолетной рассеянной благодарностью и здравомыслием человека, которого только что вывернуло наизнанку. Потом помню, как сидела на табуретке в холле и заплетающимся языком просила соединить меня с номером Джойс. Ее мама (женщина довольно безмозглая, которая, похоже, не сообразила, в чем дело, за что я ей была благодарна в меру своих слабых сил) ответила, что Джойс у Кэй Стрингер. Я не знала номера Кэй, поэтому просто спросила у телефонистки, я чувствовала, что не рискну заглянуть в телефонную книгу.
Я не дружила с Кэй Стрингер, но она была новой подругой Джойс. О ней говорили всякое из-за ее буйного нрава и длинного хвоста волос очень странной, хотя и натуральной пестрой расцветки от мыльно-желтого до карамельно-коричневого. Она водилась со многими парнями, куда более классными, чем Мартин Колингвуд, парнями, которые бросили школу или были импортированы в город для игры в местной хоккейной команде. Кэй и Джойс катались с этими парнями на машинах, иногда уезжали с ними конечно, наврав с три короба матерям в загородный танцклуб «Веселое кабаре», что на север по шоссе.
Джойс взяла трубку. Она была очень взвинчена, как всегда в присутствии парней, и едва ли слышала, что я ей сказала.
Ой, сейчас я не могу, тут ребята, мы собираемся сыграть в карты. Помнишь Билла Клайна? Он тут. Росс Армор
Меня тошнит, сказала я, стараясь говорить отчетливо, но получилось какое-то несуразное кваканье. Джойс, я напилась! Тут я свалилась с табуретки, выронив трубку, и трубка несколько раз понуро стукнулась о стенку.
Я не сказала Джойс, где нахожусь, и вот после недолгих раздумий она позвонила моей маме и со всей предосторожностью и гипертрофированной изобретательностью, которая так свойственна девчонкам, выведала это у нее. Она, Кэй и парни их было трое выдумали для матери Кэй историю, куда они едут, сели в машину и умчались. Они нашли меня так и лежащей на ковре в коридоре. Меня вырвало снова, но на этот раз уже не в ванной.
Оказалось, что Кэй Стрингер, совершенно случайно оказавшаяся на месте происшествия, именно тот человек, который был мне так необходим. Она обожала такие вот события, скандальную подоплеку которых необходимо сохранить в тайне от мира взрослых. Кэй взялась за дело страстно, агрессивно, эффективно. Эта энергия, которая порой кажется необузданностью, на самом деле избыток великого женского инстинкта созидания, комфорта и контроля. Я слышала ее голос, который доносился ко мне со всех сторон. Голос просил меня успокоиться, а Джойс он велел найти самый большой кофейник и заварить кофе (крепкий кофе), он велел парням поднять меня и положить на диван. Потом сквозь туман моего сознания ее голос требовал щетку.
Оказалось, что Кэй Стрингер, совершенно случайно оказавшаяся на месте происшествия, именно тот человек, который был мне так необходим. Она обожала такие вот события, скандальную подоплеку которых необходимо сохранить в тайне от мира взрослых. Кэй взялась за дело страстно, агрессивно, эффективно. Эта энергия, которая порой кажется необузданностью, на самом деле избыток великого женского инстинкта созидания, комфорта и контроля. Я слышала ее голос, который доносился ко мне со всех сторон. Голос просил меня успокоиться, а Джойс он велел найти самый большой кофейник и заварить кофе (крепкий кофе), он велел парням поднять меня и положить на диван. Потом сквозь туман моего сознания ее голос требовал щетку.
После я лежала на диване, укрытая чем-то вроде вязанного крючком лоскутного покрывала, которое они нашли в спальне. Голову поднимать не хотелось. Дом пропах кофе. Зашла Джойс, вид у нее был очень бледный. Она сказала, что дети Берриманов проснулись, но она дала им печенья и велела снова лечь в кроватки все в порядке, она не позволила им выйти из спальни, так что они, скорее всего, ничего не вспомнят. На пару с Кэй она вымыла ванную и коридор, правда она боится, что на ковре так и останется пятно. Кофе был готов. Я плохо соображала. Парни включили проигрыватель и просматривали коллекцию грампластинок Берриманов, разложив их на полу. Я чувствовала, что творится нечто странное, но не было сил думать об этом.
Кэй принесла мне огромную кружку, до краев наполненную кофе.
Не знаю, смогу ли я, сказала я. Спасибо.
Сядь-ка! скомандовала она, как будто возилась с пьяными каждый божий день, и мне не было нужды чувствовать себя какой-то особенной. (Я снова услышала и сразу узнала эту интонацию годы спустя в родильном отделении.) А теперь пей.
Пока пила кофе, я сообразила, что сижу в одних трусах. Джойс и Кэй сняли с меня юбку и блузку. Юбку они вычистили, а блузку, благо та была нейлоновая, выстирали и повесили сушиться в ванной. Я натянула покрывало до подмышек, и Кэй рассмеялась. Она предложила всем кофе. Джойс принесла кофейник и, по инструкции Кэй, подливала мне в чашку, по мере того как я выпивала. Кто-то поинтересовался:
Ты, наверное, и вправду хотела надраться?
Нет, ответила я, слегка надувшись, но послушно прихлебывая кофе. Я выпила всего два бокала.
Кэй засмеялась:
Ну, тебе здорово вставило, должна сказать. Как ты думаешь, когда они вернутся?
Поздно. После часа, наверное.
К этому времени ты должна быть как огурчик. Выпей еще кофе.
Один из парней позвал Кэй танцевать под проигрыватель. Кэй двигалась очень сексуально, но лицо ее хранило нежное, недосягаемое и снисходительное, немного холодноватое выражение, точно такое, с каким она усаживала меня пить кофе. Парень что-то шептал ей, а она улыбалась и качала головой. Джойс сказала, что проголодалась, и пошла пошарить на кухне вдруг там есть чипсы, или крекеры, или еще что-нибудь, что можно съесть, не причинив заметного ущерба. Пришел Билл Клайн, сел рядом со мной и стал гладить мне ноги через покрывало. Он ничего не говорил, просто гладил мне ноги и смотрел на меня, и на лице у него было, как мне казалось, такое глупое выражение, полубольное, нелепое и тревожное. Мне было страшно неловко. Я все недоумевала, как это может Билл Клайн, с таким-то выражением лица, выглядеть таким красавцем? Я нервно шевельнула ногами, а он презрительно посмотрел на меня, но гладить не перестал. Тогда я сползла с дивана, завернувшись в покрывало, мне пришло в голову пойти в ванную и проверить, высохла ли моя блузка. Меня слегка качало, и не знаю зачем, может быть, чтобы показать Биллу Клайну, что он меня ни капли не испугал, я немедленно стала качаться сильнее и выкрикнула:
Смотрите, как я иду по прямой!
Шатаясь и спотыкаясь, я брела в сторону коридора под всеобщий смех. Я остановилась в дверном проеме между гостиной и коридором, когда ручка входной двери повернулась с коротким сухим щелчком, и все позади меня стихло, кроме музыки, конечно, а вязаное покрывало, вдохновленное каким-то своим собственным утонченным злым умыслом, упало к моим ногам, и вот о, этот восхитительный миг, развязка хорошо разыгранного фарса! появились Берриманы, мистер и миссис, с такими лицами, о которых любой старомодный постановщик фарсов мог только мечтать! Они наверняка подготовили эти выражения, разумеется, их невозможно было бы изобразить в момент первоначального шока. Мы так шумели, что они не могли не услышать нас, как только вышли из машины, и по той же самой причине их не услышали мы. Не думаю, что когда-нибудь узнаю, что заставило их вернуться так рано головная боль, ссора, я была не в том положении, чтобы задавать вопросы.
Мистер Берриман отвез меня домой. Я не помню, как села в машину, и как нашла одежду и оделась, и что я сказала, если вообще сказала, на прощание миссис Берриман. Я не помню, что стало с моими друзьями, но представляю, как они похватали пальто и разбежались, прикрывая свое бесславное бегство вызывающим ревом мотора. Я помню, как Джойс, с коробкой крекеров в руках, говорила, что мне стало очень плохо оттого, что я переела кажется, она сказала кислой капусты за ужином, и позвонила им, чтобы они мне помогли. (Позже, когда я ее спросила, как они это восприняли, она ответила: «Это было бесполезно. От тебя за милю несло».) И еще я помню, как она говорила: «О нет, мистер Берриман, умоляю вас, мама такая нервная, я не представляю, какой это будет шок для нее. Ну, хотите, я на колени встану, только, пожалуйста, пожалуйста, не звоните маме!» Картина коленопреклоненной Джойс не сохранилась в моей памяти она могла сделать это в любую минуту, но, похоже, угроза так и не была приведена в исполнение.
Мистер Берриман сказал мне:
Ну, я полагаю, ты понимаешь, что твой сегодняшний проступок крайне серьезен. Он старался говорить таким тоном, как будто меня должны судить за преступную халатность, а то и чего похуже. И с моей стороны было бы совершенно неправильно закрыть на это глаза.
Кажется, несмотря на гнев и отвращение ко мне, его беспокоило то, что он везет меня домой в таком состоянии к моим родителям, людям строгих правил, которые всегда могут сказать, что я нашла спиртное в его доме. Многие ярые трезвенники решат, что этого достаточно, дабы призвать его к ответу, а в городе уйма ярых трезвенников. В его деловых интересах сохранить добрые отношения с жителями города.
Я думаю, это случилось не впервые, сказал он. Если бы впервые, откуда у девочки достанет хитрости долить водой сразу три бутылки? Нет. Ну, в этом случае она была достаточно хитра, чтобы долить, но недостаточно, чтобы догадаться, что я могу уличить ее. Что ты на это скажешь?