Но! Пошла!
Отъехав метров двести от поста, он обернулся. Никого из немцев на дороге больше не было видно.
Слышь, болезный! наклонился он к телеге. Ты как там, живой?
Живой я, глухо прозвучало откуда-то из-под наваленных дров.
Ну и славно. Жди пока. Скоро второй пост будет. Опосля я за деревню сверну и около рощицы приторможу. Там тебя и выгрузим. В глубину-то заползешь, али как?
Как же я заползу-то? Двигаться не могу вовсе.
Ладно, крякнул Сидор, затащу тебя как смогу. Дальше уж лежи тогда тихо. А как дружок твой прибудет, пускай он тебя тогда и волочет куда надобно.
Второй пост тоже пропустил телегу, не особо интересуясь ее содержимым. А дальше все пошло так, как и говорил возница. Притормозив около рощицы, он спрыгнул с телеги и, зайдя сзади, выдернул несколько бревнышек. Собственно говоря, они таковыми только казались. В длину ни одно из них не превышало тридцати сантиметров. Скрепленные между собой, они играли роль пробки, которой затыкалось отверстие. На дне телеги было сооружено несколько п-образных подпорок, поверх которых и были навалены остальные сучья и бревна. Подпорки не давали возможности им придавить человека, который лежал внутри. Ухватившись за плечи лежащего, возница потянул его на себя. Выдернул, опустил на траву и принялся прилаживать импровизированную пробку назад, чтобы сторонний наблюдатель не заметил внезапно образовавшегося отверстия. При этом он совершенно упустил из виду сидящего на земле бойца. А тот, пользуясь тем, что внимание возницы было от него отвлечено, быстро выдернул откуда-то из-за голенища сапога нож. Секунда, другая, и нож снова вернулся на свое место. А на задке телеги образовался небольшой затес.
Давай, болезный, хватайся за меня, наклонился к лежащему возница.
Винтовку мою не забыл? поинтересовался тот.
Да здесь она, Сидор выдернул откуда-то из-под сучков немецкий карабин. За каким фигом тебе сейчас винтарь? Еле живой, а все туда же!
Капитан придет, строго спросит.
А, хрен с тобой. Давай, цепляйся за шею.
Оттащив бойца на десяток метров вглубь рощицы, возница быстро вернулся назад.
Телефонный звонок.Герр гауптман! Докладывает лейтенант Хольц. Ваш человек только что вывез из леса одного из красных солдат. На обратном пути он сообщил мне, что интересующий нас человек будет вывезен аналогичным образом завтра утром. А сегодня он сделает еще одну ходку и привезет еще одного солдата. Каковы будут ваши приказания?
Куда он дел первого?
Довез до рощи и оттащил в глубину. Тот ранен и не может самостоятельно передвигаться. Второй солдат, которого привезут вечером должен будет за ним присмотреть.
Ну, в таком случае, они никуда из этой рощи не уйдут. Не стоит маячить у них на глазах: нам совершенно ни к чему случайная перестрелка. Как я понимаю, капитана привезут завтра в то же самое место?
Надо полагать, герр гауптман.
Но ведь капитан об этом ничего не знает? Он же не был около рощи раньше?
Нет, герр гауптман, это уже за второй линией постов. Туда он пройти попросту бы не сумел.
И не сумеет. Возьмете его завтра на втором посту. А после этого можно брать и первых двух.
А оставшиеся?
Их привезут аналогичным образом. Держите меня в курсе дела и сообщите немедленно, когда захватите капитана.
Яволь, герр гауптман.
Вернувшаяся в лес телега имела позади еле различимый затес сигнал того, что первый из эвакуируемых добрался до места. Вот и отлично, стало быть, есть надежда на то, что и второй проделает свое путешествие аналогичным образом. Ракутин сильно сомневался в том, что немцы окажутся настолько нетерпеливыми, чтобы взять бойцов сразу же, как только они окажутся в их зоне досягаемости. Исключать возможность того, что кто-нибудь из них успеет выстрелить или бросить гранату, противник не мог. И в этом случае шанс на то, что Сидор, вернувшись в лес, встретит на поляне того, ради кого и затевалась вся эта комбинация, был практически нулевым. Уложив в повозку еще одного бойца, Ракутин вместе с агрономом соорудили вокруг него подпорки, дабы того не придавило бревнами, и закидали все это сверху сучьями.
Ну, Сидор, жду тебя утром, протянул руку вознице капитан.
Всенепременно, товарищ командир, пожал плечами «лесоруб». Вашего товарища отвезу, не сомневайтесь. А вы уж к завтрему готовьтесь. Прощевайте покудова.
Лязгая какими-то железяками и поскрипывая на буграх, повозка неторопливо удалялась в сторону опушки. Стоявший около дерева Алексей проводил ее задумчивым взглядом. Эх, знать бы, как там все у ребят повернется! Но он мог только предполагать. Парни сами вызвались на эту рискованную операцию, никто никого за язык не тянул. Все понимали: шансов бескровно выйти из окружения практически нет. И кто-то должен рискнуть и отвлечь внимание врага на себя. Оставался еще шанс тихо уйти, но, скорее всего, немцы, не отличавшиеся исключительным тупоумием, таковой возможности постараются бойцам не дать. Да и, кроме того, обнаружив попытку отхода якобы недвижимого раненого вместе со своим сопровождающим, противник враз просечет и то, что оставшиеся в лесу люди играют какую-то свою собственную игру.
Вот так всегда получается: кому-то приходится шагнуть вперед первому, принять удар противника на себя, дав возможность товарищам выполнить поставленную задачу. И каждый раз, глядя в глаза товарищам, выходившим вперед из строя, Алексей испытывал какое-то щемящее чувство вины перед ними. Да, он и сам стоял на их месте, и ему были хорошо знакомы те ощущения, которые переполняли каждого, кто нашел в себе силы сделать первый шаг. Рискуя собственной головой, совсем иначе воспринимаешь окружающую действительность. На тебе и только на тебе лежит вся ответственность за то дело, которое ты взялся выполнить. А в том случае, когда вот так в надвигающуюся темноту уходят твои товарищи, ты каждый раз ловишь себя на мысли о том, что что-то не успел им сказать, чем-то поделиться, дать какой-то совет, который именно вот в этой ситуации и позволит уцелеть в бою.
Насколько проще быть обычным диверсантом: есть ты, есть твои друзья, стоящие рядом. Есть поставленная задача, которая должна быть выполнена. На твоей стороне выучка, опыт, внезапность нападения.
Но вот становясь командиром, взваливаешь на свои плечи неизмеримо большую задачу! Не просто принять решение на атаку или отход, не просто самому перебежать туда или сюда и прикрыть огнем товарища. В какой-то момент именно от тебя и ни от кого более зависит судьба твоих товарищей и подчиненных. Ты и никто другой принимаешь решение кто встанет в атаку первым или ляжет на рубеже, прикрывая отход основной группы. И всю жизнь перед тобою будут стоять лица тех, кого ты отправил в бой
Обстановка следующая, товарищи Алексей обвел взглядом весь свой небольшой отряд. Лес окружен. Он и так-то не шибко здоровый, так ещё и выходов отсюда немного. И все они плотно перекрыты немцами. Уйти просто так нам не дадут. Кто и как нас предал, трудно сказать. Павленко? Может быть. Но дело сейчас не в этом. Противник знает, что мы здесь. Этот самый «лесоруб» немецкий шпион. Не стану скрывать, их основная задача взять меня живым. Но и с вами никто церемониться не станет, вы им попросту не нужны. В том смысле, что живыми не нужны. Возьмут меня перестреляют и остальных. Вот такая у нас с вами диспозиция.
Так что ж теперь делать, товарищ командир? нахмурился Огузов. Просто так помирать? Оружие у нас есть запросто не дадимся.
Обложат, собаками затравят и накроют из минометов. Даже и не выстрелим ни разу. Они ученые уже, пустят собак, а сами на выстрел не подойдут. Немец не дурак, попросту рисковать не станет. Разве что меня взять постараются живым тогда есть шанс, что ближе подойдут. Да и то сомневаюсь я. Невелика честь, с собаками воевать.
И что же, совсем ничего нельзя придумать? Товарищ капитан, вы же не первый год в армии!
Можно Ракутин снял фуражку и пригладил волосы. Садитесь
Бойцы опустились на землю.
Есть вариант капитан почесал подбородок. Можно немцев перехитрить, ихнюю же хитрость против них использовать. Они уверены в том, что мы на их предложение купимся и постараемся тишком отсюда выбраться. То есть с этим самым Сидором на телеге, под дровами выехать попробуем. А на самом деле, он, скорее всего, нас прямиком к фашистам и привезёт. Так всех поодиночке и повяжут.
А вот хрен ему! проворчал один из зенитчиков.
И я так думаю, кивнул Алексей. Но до тех пор, пока я сам в эту телегу не заберусь, не станут немцы особенно себя проявлять. Поэтому, и тех, кто первыми поедет, наверное, трогать не станут. Но без присмотра не оставят, это уж и ежу понятно! Будут приглядывать, чтобы далеко не ушли. Да и нельзя им будет этого делать поймут фашисты, что мы их дурачим. А так, когда один-два человека уедут, должны немцы будут посты на прочих выходах снять. Наступление у них, всякий солдат на фронте нужен, нельзя тут их слишком долго держать. Если же мы противнику подыграем, подумают там, что всё, купились мы на ихнее предложение, нет более нужды своих солдат от дела отрывать. Снимут они посты и тогда сможем мы отсюда уйти. Честно скажу, товарищи, те из нас, кто уедут с Сидором, скорее всего, назад уже не возвратятся
Бойцы молчали.
Так вот и получается, товарищи, что приказать я вам в подобном деле не могу. Здесь каждый сам для себя решить должен. На верную смерть идете, что уж тут Никого не упрекну, если откажется.
В воздухе повисла тишина. Бойцы молчали, и капитан никого из них не торопил понимал, что в такой момент человеку надо дать возможность хорошенько все взвесить и обдумать. Можно, конечно, и приказать бойцы выполнят, в этом он не сомневался. Но Пусть лучше подумают.
Надо идти, товарищ капитан, поднялся с места один из раненых Нифонтов. Такое дело, чо уж Один черт, с меня сейчас ходок неважный. Далеко не уйду, а так, хоть когось из супостатов с собою прихвачу. Гранату дадите?
Дам, кивнул Алексей.
Ну, тады и я! подал голос выздоравливающий моряк Качалов. Граната у меня есть, а вот от хорошего ножа не откажусь.
Штык немецкий возьмешь? повернулся к нему Копытов. Наточил я его как бритва!
Сойдёт, кивнул моряк.
Адреса свои напишите. И письма родным у кого есть, протянул им свой блокнот Ракутин. Выйдем к своим, отправлю. И командованию сообщу о вашем подвиге.