Вив ля Франс, с готовностью уцепилась за бретельки платья Шелестова. Если желаете могу оформить как подарок от всех нас. Мне не трудно, вам приятно На стол только не полезу высоты боюсь.
Угомонись ты, посоветовала Таша, жующая яблоко. Пусть уже шеф сходит, вернется, и мы все за стол сядем, а то я скоро слюной захлебнусь. А вот потом, если уж тебе так неймется, ты ему все покажешь, что хочешь. Хотя чего он там нового увидит?
Что ты имеешь в виду? метнула на малышку разъяренный взгляд Вика.
А я за! Стройников поднял руку вверх, проигнорировав опасность в виде моей женщины, которая была совсем рядом и уже издавала злобное сопение. Даешь взятие Бастилии!
За дверью послышался какой-то шум и возня. Жилин напрягся и очень ловко переместился из своего угла к нам, закрыв от меня своей спиной дверной проем.
Вика бросила на него быстрый взгляд и уцепилась за мой рукав.
Ну, нет так нет, внезапно сообщила всем Шелестова, лучезарно улыбнувшись. Раз народ сначала хочет хлеба быть посему. А со зрелищами мы потом разберемся.
Я с вами схожу, тоном, не оставляющим места для спора, сказал Сергей. Втроем мы более монументально будем смотреться. Более представительно, я бы сказал.
Он открыл дверь и первым шагнул в коридор, мне стало немного не по себе, но я двинулся за ним. Ну, выбора все равно теперь нет, что бы там не произошло.
Там все было спокойно, как обычно. Напротив дверей стояли невозмутимые охранники из новеньких и смотрели на нас, выходящих из кабинета.
Что-то не так? осведомился старший.
Всё так, я отметил, что Сергей смотрит на пол, и проследил его взгляд. Там было отчетливо видно несколько бурых пятен, более всего напоминавших кровь. Ну вот и ответ на вопрос, чего они шумели. Переворот произошел, одни сменили других. Видно, миром не вышло, пришлось старых охранников убирать силой, и надо отметить, что люди Азова и тут потерпели поражение. Надо пойти, местного патрона поздравить.
В подтверждение своих слов я поднял руку с блестящим пакетом и потряс ей, как бы говоря: «Святое дело, жаль Христос не дожил».
Понятно, кивнул охранник, пробубнил что-то неразборчивое, видно, в микрофон, который был где-то надежно спрятан от чужих глаз, и поинтересовался: Это где?
На этаж выше, ответила Вика и также удостоилась кивка.
Нас довели до кабинета, причем в какой-то момент мне стало казаться, что я иду под конвоем. Правда, случилось и приятное по дороге нам встретилась Калерия Георгиевна, которая в бытность мою простым журналистом жутко меня не любила. Вид моей персоны, окруженной охранниками, да еще и с массивным пакетом в руках, судя по всему, заставил ее пересмотреть отношение и к жизни, и ко мне лично, поскольку, если уж возвышаются такие, как я, то мир явно вывернут наизнанку. Она изменилась цветом лица, пробурчала то ли «Здравствуй», то ли «Вот же тварь» и шмыгнула в первую же попавшуюся открытую дверь.
Только вот вряд ли ей могло прийти в голову, что все это очень ненадолго, я же в этом ни на секунду не сомневался, такие вещи навсегда не бывают. Коли и поднимет тебя волна на кручу, то лишь на час, как того халифа, чтобы потом и утопить. Чтобы жить над всеми постоянно, надо родиться уже там, наверху, придерживая губами золотую ложечку. Ну или быть героем дамского сериала. Я бы ей мог сказать, что мне потихоньку страшновато становится думать о том, как оно будет, когда меня столкнут с горы вниз, и что, наверное, очень больно я о землю ударюсь, когда кубарем к подножью полечу. И о том, что я могу в этом полете захватить и людей из своего окружения, просто по инерции, и это совсем уж неприятно. Про то, что будет после этого с Викой, я вообще думать не хочу Впрочем, не факт, что после моего падения у меня будет Вика.
Мамонт нас не ожидал, это было видно по его крайне изумленному лицу. Нет, определенно сюда стоило приехать только для того, чтобы увидеть опешившую Калерию и удивленного Мамонта. Оно того точно стоило.
Ы? спросил он у меня, стоящего в дверях.
С наступающим, Семен Ильич, вытянул я руку с пакетом и двинулся к его столу. Счастья вам в следующем году, удачи и, главное, здоровья. Если оно будет, то и все остальное приложится.
Здоровье здесь надо железное, согласился со мной Мамонт. А ты чего это мне подарок припер? Врать не стану наводит на нехорошие мысли.
Бедный, бедный Мамонт. Он во всем стал видеть подвохи и скверные знамения. Даже в таких незамысловатых вещах, как подарок на Новый год.
Да не волнуйтесь вы, мягко сказал я главному редактору. Да, сдал он за эти месяцы, сдал. Грива волос висит лохмами, щеки перестали быть упругими и одрябли, в глазах поселилось что-то вроде безнадежного ожидания скверных вестей. Был Мамонт и весь вышел. Видно, он с того дня, когда мне выдали билет в будущее, так и сидит, ждет отставки. А такое ожидание кого хочешь под стол загонит. Пришел просто поздравить. И все, клянусь.
Мамонт поймал мой взгляд и усмехнулся.
Да верю я тебе, верю, он вздохнул. А ты заматерел, какой-то лощеный стал, вальяжный. Не тот, что раньше.
Это хорошо или плохо? уточнил я у него.
Я не знаю, развел руками Мамонт. Просто тот был хороший парень, хоть и раздолбай, и телепень. А этот Холодный ты теперь, ненастоящий, вот что я тебе скажу. И не проси меня объяснить тебе эти слова, я этого и сам не смогу сделать. Просто ты спросил, а я ответил.
Устали вы, сказала вдруг Вика. Отдохнуть бы вам.
Да отдохну скоро, невесело засмеялся Мамонт. Поверь мне, девочка. Я и сам это знаю.
Да я ничего такого, Вика поняла, о чем говорит редактор и смутилась. Я в том смысле, что отоспаться, может, на лыжах походить, воздухом подышать
Мамонт махнул рукой, явно давая девушке понять, что он только и мечтает о том моменте, когда встанет на лыжи.
Ладно, идите уж, сообщил он нам. Спасибо, что не забыли обо мне. Правда тронут.
И я Мамонту поверил, хотя бы потому, что он никогда таким тоном со мной не говорил.
Нормально все будет, приободрил я его.
Забыл добавить свое вечное «наверное», в тон мне ответил Мамонт. А здесь оно было бы к месту.
Ну, не знаю, почесал я затылок. Таких, как вы, профи поискать и не найти, не только я это понимаю.
Все, вали отсюда, нахмурил седые брови Мамонт. И чтобы тихо было в помещениях во время пьянки. Никаких песен, воплей, и голыми по коридорам не бегать!
А что, раньше бегали? удивился Жилин.
А вон у своего начальника спроси! ткнул в меня пальцем Мамонт. Он тебе расскажет!
Харитон? вытаращила глаза Вика, Жилин же расплылся в улыбке.
Чего? встрепенулся я. Вы опухли оба? Это не я бегал тогда, это Эдик Рамазанов из креативной группы. К тому же он перед этим недели две квасил без продыха. И, между прочим, его потом на принудительное лечение отправили, правда, перед этим санитары полчаса по всем этажам ловили, пока у закрытого входа на чердак не зажали.
Все вы хороши, справедливо заметил Мамонт. И ты один из первых. Кто два года назад перед восьмым марта рекламщицам конского возбудителя в коньяк подмешал?
И что, были недовольные? осклабился я. Да и разницы в их поведении особой не было. Что с ним, что без него
Оч-чень интересно, Вика сузила глаза. А что еще было?
А еще Мамонт перехватил мой взгляд и замолчал. Все, валите отсюда, я сказал. У вас Новый год, у меня отчеты. Брысь!
Сдает старик, негромко подтвердила мои мысли Вика на обратной дороге.
Есть такое, согласился с ней я. Жалко.
Жалко. Вот интересно кто займет его место, после того как он уйдет?
Не знаю почему, но эти слова меня покоробили. Нет, по сути все верно, отчетливо видно, что он сам уже себя приговорил к отставке. А когда человек в такой ситуации опускает руки, его уже ничто не спасет от неизбежного. Как ни странно, но прописные истины они зачастую практически являются аксиомами. Если ты борешься до конца у тебя есть шанс вылезти из кувшина, как у той лягушки, что из молока масло взбила. А если плюнул на все и решил: «Будь что будет», то вероятнее всего, что ничего хорошего ждать тебе не следует. Применительно к данной ситуации, даже уходить можно по-разному. Можно тупо сидеть и ждать, когда придут революционно настроенные хозяйственники и гаркнут: «Кто тут бывший? А ну, с казенной мебели слазь». А можно все подготовить и уйти так красиво, что никто и не скажет: «Про Мамонта-то слышали? Сняли его!». Напротив, все будут судачить о том, что: «А Мамонт-то из «Столичного» как ушел? Красава!».
Но Семен Ильич не станет всем этим заниматься, он уже сдался. Жаль. Впрочем, легко судить других. Посмотрим, как ты будешь крутиться, когда под тобой почва пойдет разломами и снизу начнет припекать
В кабинете слышалась перебранка.
Господи, ну что за люди? картинно заломила руки Вика. На пять минут оставить нельзя сразу начинают собачиться.
Страха нет, степенно заметил Жилин.
Да что, мне их бить? возмутилась Вика.
Штрафовать, посоветовал Сергей. Это эффективней.
Кстати да, задумалась Вика. Это конструктивно.
Только не говорите, что это мой совет попросил Сергей Отравят, чего доброго.
Шумели все те же Соловьева и Шелестова. Они стояли друг напротив друга и напоминали двух базарных торговок, впечатление портили только дорогие платья. Неподалеку от них сидела на стуле маленькая Таша, которая с любопытством созерцала скандал, болтая ногами и поедая «оливье» прямо из салатницы, парни сгруппировались в другом углу, явно болея за Шелестову. Даже Петрович оживился, по его лицу гуляло нечто похожее на улыбку. Единственным сотрудником, кто смотрел на это все без интереса и одобрения, была тихоня Ксюша, которую Вика недавно пристроила к нам в редакцию. Впрочем, полагаю, что ее мнение по этому поводу мало кого интересовало, да и сама она явно ждала того момента, когда кончится так называемое «дежурное время» и можно будет сказать что-то вроде: «С вами здорово, но, я, наверное, уже пойду. У меня дела еще».
Слушай, я знаю, кого ты мне напоминаешь, ехидно улыбаясь, сказала Елена багровой от злобы Соловьевой.
Ну и кого? раздула ноздри и сжала кулаки та.
Высуни язык, внезапно попросил Шелестова.
Чего? глаза Соловьевой чуть не выскочили из орбит. Уж не знаю, кого Лена имела в виду, мне наша «мисс Прыщ» напомнила вареного крабика. И цветом похожа, и лицом