И дядя сухо прощается. А Симон не знает о разведчике Трепере.
4. Невыносимая сладость бытия
Через две недели звонит треснутый телефон на обшарпанной стене в коридоре:
Товарищ Левин? Здравствуйте, Симон Рувимович. Это вас беспокоят из Комитета Государственной Безопасности. Майор Ашурков. Симон Рувимович, есть ли у вас сейчас возможность разговаривать? Я вас ни от чего не отвлекаю?
Н-нет, говорит Левин и выпрямляется по стойке смирно с государственным лицом, но ватные ноги складывают его на сундучок под стенкой.
Симон Рувимович, в какое время вам было бы удобно зайти к нам, чтобы побеседовать? утонченно издевается голос.
В-в-в какое скажете докладывает Левин.
Но вы ведь заняты все рабочие дни в юридической консультации, мы не хотим нарушать ваш рабочий распорядок.
Э-э-э блеет Симон в полном ошизении. Н-н-ни-чего пожалуйста конечно
Не следует откладывать, мягко настаивает голос. Завтра в четыре часа дня вас устроит? А сегодня? В три? А в час? Паспорт с собой возьмите, пожалуйста, пропуск будет заказан. Мы ждем вас по адресу ул. Пагари Куда прислать за вами машину? Близко? Как вам удобнее.
Вот и засекся крючок. Открасовался молодой юрист, чей не надо родственник.
Что ж, вздохнул он, это лучше, чем если тебя берут ночью из постели.
Он сел, встал, еще сел, еще встал, свет включил, выключил, в консультации сидел как пыльным мешком шлепнутый, и к нужному часу достиг полной товарной спелости: зеленый снаружи и с мелкой дрожью внутри.
В подъезде за зловещей вывеской, в чистом вестибюле, ему выдали пропуск взамен паспорта и забрали на хранение портфельчик, где была сменка белья, тонкий свитер и умывальные принадлежности, плюс три пачки чая, папиросы и кулек конфет. Симон хорошо знал, что надо брать с собой при аресте.
Вежливый лейтенант проводил его на второй этаж.
Входите, Симон Рувимович, встал навстречу от стола приятный мужчина в штатском. Очень рад познакомиться с вами! В меру крепко пожал руку. Присаживайтесь. Чаю хотите? Курите?
Левин двигался, как стеклянный. Он сел, звякая пронзительным колокольчиком внутри головы, и непонимающе уставился на стакан крепкого чаю с лимоном и открытый серебряный портсигар с беломором.
Левин двигался, как стеклянный. Он сел, звякая пронзительным колокольчиком внутри головы, и непонимающе уставился на стакан крепкого чаю с лимоном и открытый серебряный портсигар с беломором.
Итак, вы хотите поехать в Париж, доброжелательно начал комитетчик, которого Симон про себя окрестил полковником. Это прозвучало как «ИТАК, ВЫ ХОТИТЕ ИЗМЕНИТЬ РОДИНЕ».
«Уже никто никуда не хочет», с истерическим смешком мелькнуло у Симона
Д-да, собственно и нет, мучительно сопротивлялся он затягиванию себя в преступный умысел измены родине.
Полковник подвинул ему портсигар и поднес спичку, Симон послушно закурил, выпучил глаза и задохнулся.
Не волнуйтесь, сочувственно сказал полковник. Мы здесь для того, чтобы помочь вам.
Сейчас войдет палач с набором пыточных инструментов.
На ваше имя пришло приглашение в гости из Франции, полковник переждал его кашель. Из Парижа.
Я не просил просипел Симон. Это дядя Клянусь, я не знал! В смысле, не просил!
Когда вам хотелось бы поехать? Полковник разглядывал его с задумчивым видом, иногда даже чуть кивая собственным мыслям.
Не знаю Я еще не думал!
Возможно, прямо в эту пятницу?
У меня же работа! с некоторым даже осуждением возразил Симон, чувствуя себя в этот миг преданным гражданином.
Ну, возьмете отпуск. Вам дадут, я не сомневаюсь, и не за свой счет, а как полагается, с выплатой отпускных.
До Симона, наконец, дошло. Паранойя. Бред навязчивой идеи расколол сознание. Чтобы сойти с ума, долго пить не обязательно. Отсюда его увезут в желтый дом а он будет воображать себя в Париже
Он побелел.
Или вы предпочитаете весной? Или летом? любезнейше продолжал выяснять полковник.
Он снял трубку и раздраженно бросил:
Ну где он там?
Вошел фотограф и снял Симона, велев сесть на стуле ровно и смотреть в объектив.
А в профиль? стал помогать Симон, и повернулся боком для второй фотографии.
В профиль не надо, приказал полковник.
Утонченная издевка заключалась в том, что ехать Симону предстояло в Магадан, и он прекрасно это понимал. Об играх КГБ страна было наслышана.
Или вы хотели бы поехать весной? Или летом? рассыпался полковник. Но чисто по-человечески, наверное, чего откладывать, правда? Ну, несколько дней на неизбежные формальности он посмотрел на табель-календарь: А вот, хоть суббота второе число, вас устроит?
А-а-а да, конечно Как скажете, я готов сказал Симон.
Хотя можно и быстрее!
Он стал бессмысленно улыбаться и часто кивать. Захотел перестать кивать и не смог остановиться. Полковник вздохнул и деликатно стал смотреть в окно.
А вы бы хотели как ехать поездом? Или самолетом? продолжал он глумиться. Возможно, паромом до Хельсинки и оттуда поездом? Или можно из Ленинграда до Стокгольма, или до Лондона, а там на самолет до Парижа.
На дальней стене кабинета висела карта мира, и хозяин развивал урок географии, взяв указку:
Конечно, короче и проще всего прямым рейсом из Москвы и прямо в Париж. А если в Ленинграде сесть в беспересадочный вагон Ленинград Париж, то можно через Минск, Варшаву, Берлин это двое суток через всю Европу, прекрасная поездка.
Вошла плавных очертаний женщина, туго затянутая в юбку и пиджачок, и велела Симону подписать вот здесь. И вот здесь. Он хотел понять, что он подписывает, но, ясно видя бумаги и читая буквы, не мог понять смысла ни одного сочетания. Его мыслительные способности были парализованы.
Ну, вот и отлично, сказал полковник. Если вам подходит завтрашний рейс «Аэрофлота» из Москвы, то к вечеру вам доставят ваш загранпаспорт с французской визой и билеты.
При этих словах Симон понял, что он подписывал. Это был загранпаспорт с его фотографией и его фамилией.
Вы, наверное, последнее время много работали и переутомились, сказал полковник, поднимая его с пола и брызгая водой в лицо. Вот и отдохнете. Кстати, в нашей поликлинике прекрасный невропатолог, хотите, я сейчас позвоню?
Он проводил его до двери и подержал под локоть:
Кстати, я бы как мужчина мужчине порекомендовал вам сшить новый костюмчик. Все-таки Париж, вы знаете. О, успеют, в МИДовском ателье обычное дело за полдня выезжающему шить. Вас уже ждут.
Он шел домой как зомби. Робот утерял ориентацию в пространстве. Так могла бы перемещаться статуя Командора, забывшая адрес Доны Анны. Город раздвигался, вращался и смыкался за ним.
Дома он закрыл дверь, задвинул шторы, выпил стаканом дареный коньяк и уставился в стену. Он был трезв, он был невменяем, он представлял собой стоп-кадр истерики, законсервированной до температуры вечной мерзлоты.
Он пытался анализировать свое сумасшествие, но мысли соскальзывали с оледенелого мозга.
Потом зазвонил телефон.
5. Контрольный звонок
Здравствуй, мой мальчик, все ли у тебя в порядке? Але? Ты хорошо меня слышишь? Это я, твой дядя.
Слабо знакомый голос поднимал Симона из глухих глубин на поверхность, как натянутая леска вытягивает рыбку. Он медленно осознал себя в мире и сказал:
Это я?..
Удалось ли, тебе что-нибудь сделать? продолжал дядя.
В каком смысле? таращил глаза тупой молодой адвокат.
В смысле твой приезд ко мне тебе пошли навстречу? Или тебе по-прежнему отказали? Так ты скажи мне. Але! Але! Почему ты молчишь?
Я не знаю, что произошло, истерически хихикнул Симон, но, наверное, я прилечу к тебе завтра. «Аэрофлотом». Из Москвы. В Орли.
Это точно?
Не знаю. В КГБ мне так сказали.
В КГБ? Что у тебя случилось?.. Но ты дома, тебя не арестовали?
Я не знаю!!! заорал Симон. Я вообще ничего не знаю и ничего не понимаю!!! Мне дали загранпаспорт, и сказали, что все сделают сами, и я могу лететь когда захочу, так что все в порядке, но вообще я не знаю, я чего-то не понимаю, это немного странно, это просто конец какой-то, но вообще вот, значит, решилось
Ага, говорит дядя. Значит, все-таки, помогло.
Что помогло?..
А, не важно.
Дядя, страшным голосом говорит Симон. Ты что-то знаешь?
Ну, что-то я, наверное, таки знаю.
Ты что-то знаешь про то, как меня выпускают? Ты что, вообще имеешь к этому отношение?
К чему к этому?
И Симон начинает пересказывать, к чему «к этому», и гадкие зябкие волны бегут по коже, когда он представляет, как сейчас сидит на проводе майор и слушает все его песни безумной сирены, летящие во враждебный мир капитализма.
Значит, надо было поступить так раньше, заключает дядя.
Как «так»? Ты что-то сделал? Что ты сделал?
Я? Что я мог сделать? Я уже немолодой человек, я уже пенсионер. Я позвонил Шарлю.
Какому Шарлю?
Какому Шарлю я мог позвонить? Де Голлю.
Симон ясно увидел свое будущее: рукава смирительной рубашки завязаны на спине, и злые санитары вгоняют в зад огромные шприцы
Он истерически хихикнул и спросил:
Почему ты мне сразу не сказал, что шизофрения наш семейный диагноз?
Тебя хотят принудительно лечить? подхватывается дядя.
6. Офицеры и джентльмены
После предыдущего разговора с вьющимся от лжи и засыхающим от грусти племянником дядя, исполненный недоверия, пожал плечами и набрал номер.
Канцелярия президента Французской Республики, с четким звоном обольщает женский голос.
Передайте, пожалуйста, генералу де Голлю, что с ним хочет поговорить полковник Левин.
Простите, мсье? Господин президент ждет вашего звонка?
Наверное, нет. А то бы поинтересовался, почему я не звонил так долго.
Я могу записать просьбу месье и передать ее для рассмотрения заместителю начальника канцелярии по внутренним контактам. Какое у вас дело?
Деточка. Двадцать лет назад я бы тебе быстро объяснил, какое у меня к тебе дело. И знаешь? тебе бы понравилось.
Месье!
Медам? Запиши: с генералом де Голлем хочет поговорить по срочному вопросу его фронтовой друг и начальник отдела штаба Вооруженных сил Свободной Франции полковник Левин! Исполнять!! И если он тебя взгреет я тебя предупреждал! Ты все хорошо поняла?
Ви, месье.
Левин мечтательно возводит глаза, достает из шкафа папку и начинает перебирать старые фотографии.
Вечером звонит телефон:
Мсье Левин? Вы готовы разговаривать? С вами будет говорить президент Франции.
И в трубке раздается:
Эфраим, это ты? Что ты сказал Женевьев, что у нее глаза, будто ее любовник оказался эсэсовцем?
Я сказал, что ты нравишься не только ей, но мне тоже. Шарль, у тебя найдется пара часов для старого друга? Или у президентов не бывает старых друзей?