К тому времени, как мы вышли из бара, дождь перешел в мелкую морось, но мне все равно не сразу удалось найти для Керри Сэндерс сухое местечко под навесом. Все выглядели унылыми и несчастными. Люди стояли, ссутулившись, подняв воротники и сунув руки в карманы. Барышники, тренеры, коннозаводчики и исполненные надежд покупатели. Все они охотились за будущими чемпионами.
На асфальтовую дорожку вывели лот 122, унылого гнедого, за которого никто не дал даже начальной цены, несмотря на все усилия аукциониста. Я сказал Керри Сэндерс, что на минутку отлучусь, и вышел, чтобы посмотреть, как лот 126 ведут на площадку, где лошади ждут своей очереди. Он держался достаточно хорошо, но выглядел чересчур взбудораженным. Я подозревал, что он весь в мыле, хотя из-за дождя этого не было заметно.
Что, ты интересуешься этим черным павлином? спросили меня сзади. Это снова был Джимини Белл, который проследил направление моего взгляда и теперь дышал на меня перегаром тройного бренди.
Да нет, не особенно, ответил я, зная, что по моему лицу он все равно ничего не угадает. По сравнению с лошадиными барышниками картежники самые откровенные и искренние люди на свете.
Катафалка провели мимо, и я перевел взгляд на следующий за ним лот 127.
Да, вот это классный конь! одобрительно сказал Джимини.
Я уклончиво хмыкнул и повернулся, чтобы уйти. Джимини уступил мне дорогу с агрессивно-заискивающей ухмылкой. Невысокий человек с седеющими волосами, лицом, изрезанным морщинами, и зубами, слишком хорошими, чтобы они могли быть своими. За четыре-пять лет, прошедшие с тех пор, как Джимини ушел из спорта, он успел обрасти жирком, висевшим на нем, как утепленное пальто. И вся былая гордость человека, знающего свое дело и умеющего делать его хорошо, как-то порастерялась. Мне было жаль его, но тем не менее я не собирался заранее сообщать ему, что именно меня интересует: с него, пожалуй, станется донести об этом продавцу ради комиссионных за то, чтобы поднять стартовую цену.
Я жду номер сто сорок два, сказал я и пошел прочь. Джимини тотчас же принялся лихорадочно листать каталог. Когда я обернулся, Джимини озадаченно смотрел мне вслед. Я из любопытства посмотрел, кто там идет номером 142, и обнаружил, что это прикусочная[1] кобыла, ни разу еще не жеребившаяся за все свои десять лет.
Посмеиваясь про себя, я присоединился к Керри Сэндерс и стал смотреть, как аукционист вытягивает из Британского агентства по торговле лошадьми тысячу двести фунтов за жилистую гнедую кобылу, шедшую лотом 125. Когда кобылу увели, Керри Сэндерс встрепенулась, так что ее намерения стали ясны всем присутствующим, как божий день. Неопытные клиенты всегда ведут себя так на аукционе, и это часто дорого им обходится.
Катафалка вывели на круг. Аукционист проверил его номер по своим записям.
Ноги длинноваты, пренебрежительно заметил мужчина, стоявший позади нас.
А это что, плохо? с беспокойством осведомилась услышавшая его Керри Сэндерс.
Это значит, что ноги у него слишком длинные по сравнению с общими пропорциями тела. Это, конечно, не идеально, но из таких лошадей часто выходят хорошие стиплеры.
А-а
Катафалк встряхнул головой и обвел всех присутствующих тревожным взглядом. Знак капризного нрава. Может, из-за этого его и продают?
Керри Сэндерс взволновалась еще больше:
Как вы думаете, он с ним управится?
Кто?
Как кто? Его новый хозяин. Он какой-то бешеный
Аукционист принялся расхваливать мерина, его происхождение и историю.
Ну, кто мне предложит тысячу? Или больше? Тысяча за такого коня это же не деньги! Тысячу? Ну хорошо, давайте начнем с пятисот. Кто мне предложит пятьсот?..
Вы хотите сказать, что молодой человек намерен ездить на нем сам? спросил я у Керри Сэндерс. Он будет участвовать в скачках?
Да.
Вы меня об этом не предупредили.
Разве?
Она сама прекрасно знала, что не предупредила.
Господи, что же вы сразу не сказали?
Пятьсот! сказал аукционист. Спасибо, сэр. Пятьсот, господа! Но ведь это же не деньги! Давайте, давайте! Шестьсот! Спасибо, сэр. Шестьсот Семьсот Восемьсот Против вас, сэр!
Я просто Она поколебалась. Потом спросила: А какая, собственно, разница?
Он любитель?
Керри Сэндерс кивнула.
Но он умеет ездить.
Катафалк это не лошадка для прогулок. И вряд ли стоит приобретать его для любителя, который едва умеет держаться верхом на лошади. Теперь я понял, почему моя клиентка настаивала, чтобы конь ни разу не падал на скачках.
Тысяча двести! Тысяча четыреста! Против вас, сзади! Тысяча четыреста! Сэр, вы рискуете его потерять
Вы должны сказать мне, для кого вы его приобретаете.
Она покачала головой.
Если не скажете, я его покупать не стану, сказал я, стараясь вежливым тоном смягчить неучтивость своих слов.
Она пристально взглянула на меня.
Я и сама могу его купить!
Да, конечно.
Аукционист накалял страсти.
Тысяча восемьсот может быть, две тысячи? Спасибо, сэр. Две тысячи! Продаю! Две тысячи против вас, впереди! Две тысячи двести? Две тысячи сто Спасибо, сэр. Две тысячи сто Две двести Две триста
Еще минута, и будет поздно, сказал я.
Она наконец решилась:
Николь Бреветт.
Ничего себе!
Покупайте же! Не стойте столбом!
Ну что, все? осведомился аукционист. Продано за две тысячи восемьсот фунтов? Продано раз Больше нет желающих?
Я вздохнул и поднял свой каталог.
Три тысячи! Новый покупатель Спасибо, сэр. Против вас, впереди! Три тысячи двести?
Как часто бывает, когда в последний момент вступает новый покупатель, двое наших соперников вскоре сдались и молоток опустился на трех тысячах четырехста.
Продано Джонасу Дерхему!
С противоположной стороны арены на меня, прищурившись, смотрел Джимини Белл.
Сколько это будет в долларах? спросила моя клиентка.
Около семи тысяч пятисот.
Мы вышли из-под деревянного навеса, и она снова раскрыла зонтик, хотя дождь почти перестал.
Это больше, чем я разрешила вам потратить, заметила она, не особенно, впрочем, возмущаясь. И, видимо, плюс комиссионные?
Я кивнул.
Пять процентов.
Ну ничего На самом деле у нас в Штатах за такие деньги и хромого пони не купишь.
Она одарила меня улыбкой, скупой и рассчитанной, как чаевые, и сказала, что подождет меня в машине. А я отправился оформлять бумаги и договариваться насчет перевозки Катафалка. Эту ночь он должен был провести у меня на заднем дворе, а утром в день рождения отправиться к своему новому хозяину.
Николь Бреветт Эта новость была как пчела в сотах: безобидная до тех пор, пока до нее не дотронешься.
Николь Бреветт Эта новость была как пчела в сотах: безобидная до тех пор, пока до нее не дотронешься.
Это был жесткий, решительный молодой человек, который осмеливался состязаться с профессионалами. Его воля к победе, граничащая с одержимостью, делала его жестоким и грубым и частенько приводила к стычкам. Он взрывался, как порох, от малейшей искры. Талант у него, несомненно, был, но там, где большинство его коллег выигрывали скачки и находили друзей, Николь Бреветт только выигрывал скачки.
При его уровне Катафалк был ему вполне по силам, и, если мне повезет, в этом сезоне они вполне смогут добиться успеха среди новичков. Будем надеяться, что мне таки повезет. Бреветт-старший имел большой вес в мире скачек.
Мое уважение к Керри Сэндерс сильно возросло. Женщина, которая способна заинтересовать Константина Бреветта настолько, что он намерен на ней жениться, должна обладать тонкостью и тактом хорошего разведчика. Теперь я понимал, почему она не желала называть его имя. Обо всем, что касается личной жизни Константина Бреветта, должно становиться известно только из его уст.
Константин был гранитной скалой, обтянутой бархатом, его неприкрытая сущность проявлялась в сыне. В былые годы мне случалось встречаться с ним на ипподромах, и я знал, что он всегда и со всеми держится любезно и по-дружески. Но если судить не по словам, а по делам, то Бреветт оставлял за собой хвост более мелких предпринимателей, которые горько сожалели, что купились на его обаяние. Я не знал, чем именно он занимался, но это было как-то связано с торговлей недвижимостью. Бреветт ворочал миллионами, а сейчас задумал собрать лучшую коллекцию скаковых лошадей в стране как я подозревал, не столько из любви к лошадям, сколько из желания во всем быть первым.
Когда я собрался уходить, на продажу как раз должны были выставить лучший из сегодняшних лотов, так что публика валом валила на торги, и я пробивался против течения. Я видел, что Керри Сэндерс ждет в машине, глядя на меня из-за стекла, усеянного дождевыми каплями. К соседней машине прислонились двое мужчин, которые прикуривали из горсти.
Когда я проходил мимо их машины, один из них взял лежащую на капоте железяку и огрел меня по голове.
Я пошатнулся, осел на землю, и у меня действительно посыпались искры из глаз точь-в-точь как рисуют в комиксах. Я смутно слышал, как Керри Сэндерс вскрикнула и распахнула дверь машины, но, когда мир снова приобрел устойчивость очертаний, я увидел, что она по-прежнему сидит в машине, и дверь закрыта, но стекло опущено. Лицо у нее было не столько испуганное, сколько возмущенное.
Один из мужчин держал меня за правую руку видимо, это и не дало мне плюхнуться носом в грязь. Другой спокойно стоял и ждал. Я прислонился к их машине, судорожно пытаясь сообразить, что к чему.
Ублюдки! уничтожающе сказала Керри Сэндерс, и я от души с ней согласился.
Четыре фунта! неразборчиво промямлил я. У меня с собой только четыре фунта!
Нам твои деньги не нужны. Нам нужна твоя лошадь.
Гробовое молчание. Если они хотели добиться от меня толку, не надо было так сильно бить по голове.
Я уже вам сказала, что хочу оставить его себе! произнесла Керри Сэндерс ледяным тоном. Ситуацию это не прояснило.
Мало ли что вы сказали! А мы вам не верим!
Говоривший был веселый плечистый мужик с бицепсами вышибалы и кучерявыми мышино-бурыми волосами, которые окружали его голову неким ореолом.
Я вам предлагаю выгодную сделку, сказал он Керри. Чего ж вам еще, дорогуша?
Какого черта, выдавил я, что здесь происходит?
Ну ладно, три шестьсот, сказал Кучерявый, не обращая на меня внимания. Больше дать не могу.
Нет, ответила Керри Сэндерс.
Тогда Кучерявый обернулся ко мне.